Газета Завтра 42 (1039 2013)
Шрифт:
Сегодня проект "объединенной Европы", который пытались реализовать - каждый по-своему - и Наполеон, и Гитлер, стал реальностью. А вместе с ним реальностью стала утрата европейцами национальной идентичности, одной из главных составляющих которой является историческая память.
То, что на этом направлении достигнуты "небывалые успехи", наглядно показала недавняя дикая история с избиением и арестом голландскими "силовиками" российского дипломата с "говорящей" фамилией, Дмитрия Бородина. Возможно, это случайность, но тем самым "батавцы" попытались как бы символически отомстить всем нам за Бородинскую битву, которая
Но такое проявление злобного исторического беспамятства (или исторической злопамятности?) лучше всего свидетельствует о той "новой голландской болезни", которой поражена вся современная Европа. Когда-то Чингиз Айтматов рассказал всему миру о "манкуртах". Сегодня собирательный голландец (и европеец) вполне может носить фамилию ван дер Манкурт. А голландский король - заявлять о замене "государства ответственности" "государством участия". Участия - в чем? Во всеобщем беззаконии и беспамятстве?
г. Калуга
Плачеи и скоморохи
Георгий Семенов
17 октября 2013 0
Культура Общество
Архив архангельского литературного журнала "Двина", сложенный стопой, образует увесистый "золотой" фолиант. В срезе - будто годовые кольца, разные по толщине, согласно погодным условиям финансирования. Но само дерево - цельное, сортовое. Пронизано волокнами множества тем.
В сердцевине - тема деревни.
И просто деревни, места временного пребывания на земле определенного рода-племени, в нашем случае северо-русского. И деревни как Космоса со своим первым Днём творения и Концом света.
Эпична история любого поселения от крика младенца в семье первопроходцев до смертного всхлипа последней старухи на остывшей печи. Над пустынным местом, оставшимся после деревни, витает лёгкое облако, собранное из капелек душ всех когда-то живших здесь. У этого облака две стороны: светлая, улыбчивая, и тёмная, грозовая.
Там в вечном, неразлучном единении парят и деревенский праведник, и злодей, язычник и христолюбец, тароватый и лихоимный, трезвенник и гуляка, стяжатель и бессребреник.
Случается, тень от этого облака накрывает землю, тогда чуткий глаз художника усматривает в бликах лица когда-то живших.
Ухо слышит голоса. Нос чует запахи. Руки тянутся потрогать
В таких прозрениях рождаются лучшие и "деревенские", и "городские" страницы в журнале "Двина".
Авторы различаются не столько по именитости, сколько по интонации.
Слышатся под обложками журнала и слёзные, горестные "бабьи" голошения по утерянному раю, и резкие оценочные речи пророков, и бесшабашные, частушечные
Протопоп Аввакум, академик Ломоносов, писатели Борис Шергин, Фёдор Абрамов, Владимир Личутин, Степан Писахов, Михаил Попов, Сергей Кириллов, поэты Николай Рубцов, Александр Росков, Александр Логинов и многие, многие другие, будто бы все когда-то пожили в этой общей, образ которой из года в год, из номера в номер дополняется новыми подробностями и смыслами.
В бесконечном ряду персонажей можно различить полюса характеров.
Вот покладистые терпеливцы, а вот необузданные вольнолюбцы За каждым - своеобычные авторы, их породившие и выпестовавшие.
С.Кириллов в своём романе выставил напоказ рассудительных "уйдомлян", у В.Личутина с пера сорвался "анархист". Рядом стоят чинные, пристойные персонажи Б.Шергина и озоруны С.Писахова. Выглядывает из-за их спин страстотерпец-паломник А.Роскова и неистовый "архангельский мужик" М.Попова. Безбашенный морячок Н.Рубцова растягивает меха гармошки, что не нарушает покоя тихих странниц М.Аввакумовой, и не заглушает "бойкий колоколец" Елены Кузьминой.
Тут и шукшинские чудики были бы ко двору, и завиральщики В.Белова.
И взирающий на них с осуждением абрамовский трудяга Михаил Пряслин.
Сотни авторов, тысячи персонажей родных и по духу, и по крови населяют литературные чертоги "Двины". Гул стоит от множества голосов. Слышится "говоря" уйдомлян, которую С.Кириллов намеренно подаёт в чистом виде, как бы записав на диктофон и потом расшифровав. Звукопись у него - основное художественное орудие для достижения сердечного отклика читателей. Тут и личутинский фольклорно-авангардный язык переливается всеми красотами. Если слово "лёд" у поморов имеет тридцать два синонима, то Личутин пользуется непременно одним ему известным тридцать третьим. Он создатель не только оригинальных художественных образов, но и, одновременно, небывалой, авторской, лексики. В этом отношении он дал всей русской литературе урок на век вперёд.
Исторические романы в "Двине" питаются энергиями бабьих причетов, пословиц и частушек - энергией национального здоровья. В отличие, например, от произведений Алексея Толстого, который постигал прошлое русского народа через записи в пыточных камерах.
Все эти сотни персонажей, будучи созданиями духовными, воображаемыми, и составляют душу (понятие неопределённое) той части русского народа, которая живёт в городках и деревнях дельты "Двины".
А что же большой Город?
Образы людей современного "полиса" В.Чубара тоже, без зазора, встраиваются в ряд традиционных для журнала типов. Интеллектуальные, духовидческие вещи М.Попова естественным образом ложатся на душу "Двины".
Казалось бы, редакции журнала, произрастающего в столь благодатном языковом крае, как архангелогородчина, достаточно было лишь поливать сиё дивное древо и любоваться его цветением, но она не чурается и прививок.
С немалым риском для себя пытается приживлять московские литературные сорта.
Совсем недавно читатели журнала с удивлением обнаружили в кроне "Двины" плоды творений десятка молодых столичных писателей во главе с огнедышащим литературным ветераном А.Прохановым, настолько необычные на вкус, что по прочтении вынуждены были даже заглядывать на обложку и удостоверяться, ужель та самая "Двина"?