Газета Завтра 439 (17 2002)
Шрифт:
Для нас, русских, наш язык очевидно является не только средством межнационального и прочего общения. Он выступает еще и в качестве носителя русской культуры, уникальной и неповторимой модели "русского мира". На нем написано "Слово о законе и благодати" и "Слово о полку Игореве", житие протопопа Аввакума и оды Ломоносова, комедия Грибоедова и поэмы Пушкина, романы Льва Толстого и Федора Достоевского, стихи Есенина и эпопея Шолохова, философские работы Вл.Соловьева и исторические очерки Л.Гумилева, труды Карамзина и Менделеева — перечень оригинальных научных и технических публикаций на русском языке намного превышает самый полный каталог произведений отечественной литературы. Но и это еще не все. Даже в небольших личных библиотеках наверняка найдутся тома Джека Лондона и Анатоля Франса, Генриха Гейне и Ромена Роллана — перечислять можно до бесконечности. Некоторые из зарубежных книг приобрели у нас значительно большую популярность, чем они имели когда-либо в родной среде, например, "Спартак"
На русском языке вышли собрания сочинений Аристотеля и Гегеля, Леонарда Эйлера и Альберта Эйнштейна, Чарльза Дарвина и Норберта Винера — сотни тысяч авторов со всего мира. Многочисленные переводы работ самого разного уровня практически по всем областям научного и технического знания заполняют наши книгохранилища. Даже некоторые периодические издания, представлявшие интерес для достаточно многочисленных групп научно-технической интеллигенции, переводились целиком на русский язык. По моей специальности таким образом издавались, например, "Труды американского общества инженеров-механиков", но эта практика была повсеместной.
Опять-таки дело не сводилось к "простым" переводам: во всех областях знания русские учебники и учебные пособия аккумулировали и обобщали мировой опыт для всех уровней образования: от начальной школы до университета. А еще — энциклопедии, словари, различные справочные издания, огромный объем научно-популярной литературы…
До "либеральных реформ", правда, к нам почти не доходил поток полупорнографических "дамских" романов, "детективов", рассчитанных на олигофренов и другой "масс-культуры", ныне заполняющей немногие сохранившиеся книжные магазины и уличные развалы. Как, впрочем, и "идейно вредные" работы не только, например, Фридриха Ницше или Адольфа Гитлера, но и вполне филистерские труды "классиков" современной буржуазной экономической науки типа Кейнса или Фридмана. Первое создавало у нашей интеллигентской публики определенную аберрацию относительно реального культурного уровня населения так называемых "цивилизованных стран". А второе позволило разного рода перевертышам, имевшим доступ к "запретному плоду" через каналы ЦК и КГБ, использовать эту аберрацию и некоторое время выступать перед нами в качестве оракулов неведомого знания.
Впрочем, эти детали не меняют общей картины: русский язык был для нас, русских, не только языком национальной культуры, но и носителем всей мировой культуры в широком смысле этого слова. И мы настолько привыкли к подобному положению вещей, что не всегда представляем себе его действительную цену. Между тем, начиная с эпохи Петра, русское образованное общество почти два столетия было двуязычным. Поколебавшись в первые десятилетия XVIII века между голландским и немецким языком, оно при императрице-немке Екатерине II, заведшей переписку с Вольтером, окончательно остановило свой выбор на французском языке. Посмеиваясь над эскападами Чацкого, дворяне продолжали пользоваться "смесью французского с нижегородским" на светских раутах, нанимали французских гувернеров своим наследникам, выписывали французские романы у книготорговцев и даже других иностранцев переводили на русский язык с французских "списков". И это была вовсе не дань моде, а жесткая необходимость — французский язык был самой удобной "дверью" не только к великолепной французской культуре, но и к культуре мировой, особенно к переднему краю тогдашней науки, поскольку латынь уже утрачивала свои позиции.
Трансляция мировой культуры на русский язык длилась больше столетия, прежде чем накопленного материала стало в какой-то мере достаточно для образованного человека, и русское общество получило принципиальную возможность самостоятельного развития. В этом процессе участвовали десятки тысяч русских интеллигентов различных чинов и званий. Имена некоторых из них широко известны, как, например, Н.Гнедича и В.Жуковского, творцов "русского Гомера", остальные же, да и то не все, — знакомы лишь специалистам-библиографам. Среди этих "чернорабочих", тащивших отечественную культуру на вершину мировой истории, были и литературные поденщики, которые перебивались переводами, были и обеспеченные люди, видевшие в своей работе исполнение гражданского долга перед русским народом. Так, А.Блок в семейных воспоминаниях пишет о своей бабушке Е.Г.Бекетовой: "Она всю жизнь работала над компиляциями и переводами научных и художественных произведений; список ее трудов громаден: последние годы она делала почти до 200 печатных листов в год", и далее: "Ею переведены многие сочинения Бокля, Дарвина, Гексли, Мура,… Бичер-Стоу, Гольдсмита, Стэнли, Теккерея, Диккенса, В.Скотта, Брет Гарта, Жорж Занд, Бальзака, В.Гюго, Флобера, Мопассана, Руссо, Лесажа. Этот список авторов — далеко не полный. Оплата трудов всегда была ничтожной". Добавлю,
После Октябрьской революции переводческая работа, начиная с проекта М.Горького, приобрела государственный статус, вошла в объемы бюджетного финансирования и планы издательств, растеклась по ведомствам, республикам и областям во всевозрастающем объеме. Она не прерывалась даже в самые тяжелые годы: за стеклом моего книжного шкафа — уже пожелтевший бумажный переплет "Гамлета" в переводе Б.Пастернака, изданный в 1942 году Детгизом тиражом в 50000 экземпляров.
Понятно, что русский язык не уникален в качестве аккумулятора мировой культуры. Сегодня к таким языкам относятся также английский, французский, испанский и немецкий. Шведский и голландский отстали еще в XIX веке, а итальянский сошел со сцены совсем недавно, после Второй мировой войны. Зато на этот вершинный статус уже всерьез претендуют китайский и японский языки.
Для проведения подобной работы, которую можно смело назвать культурно-историческим подвигом, народ-носитель "мирового языка" мало того, что должен обладать стремлением данный подвиг совершить,— он обязан отвечать и определенным объективным требованиям. Такой народ должен быть достаточно велик (по опыту на конец XX века иметь численность не менее 50 миллионов человек), обладать достаточными материальными ресурсами и быть включенным в мировое хозяйство в такой мере, чтобы испытывать необходимость в культурном богатстве всего человечества.
Мы как-то привыкли к лозунгу о равноправии всех народов, о необходимости предоставления всем нациям равных возможностей развития, в том числе и в языковой сфере, однако именно здесь реальные возможности разных народов оказываются не равны. Более того, именно в языковой сфере они никогда и не будут равны, а поэтому для большинства народов Земли степень их доступа к мировой культуре во всех ее проявлениях определялась, определяется и будет определяться степенью их двуязычия. То есть вхождением в сферу действия того или иного "мирового языка". Интересно, что в Индии, например, националисты сохранили английский язык в качестве государственного после обретения независимости. Что это: необходимый этап двуязычия на период трансляции мировой культуры, или признание собственной неспособности выйти на необходимый уровень? Пока похоже на второе. То же самое можно сказать об Израиле, где иврит так и остается местным наречием при полном двуязычии (или даже триязычии) еврейской интеллигенции.
В свое время роль мировых языков-аккумуляторов исполняли древнегреческий, латинский, арабский… То есть статус мирового языка не вечен, он поддерживается непрерывными культурно-историческими усилиями народа-носителя. И отказ от таких усилий является важнейшим свидетельством народного неблагополучия.
Уже в конце 60-х-начале 70-х годов стало очевидным, что взрывной рост информационных технологий все хуже аккумулируется и осваивается советской моделью общества, что уже отмечалось выше. С созданием персональных компьютеров, ростом доли идеального производства в экономике и распространением "мировой паутины" Интернета, в основном англоязычного, мы оказались вынуждены практически вернуться к "допетровской" ситуации. Она дополнительно усугубляется как отсутствием централизованного планирования и финансирования в этой области, так и весьма неблагоприятными тенденциями по сокращению ареала русского языка. Вымирание русского народа уже к 2050 году может подвести нас к критической черте в 50 млн. человек. Вдобавок мы утрачиваем языковый потенциал в бывших республиках СССР.
Вытеснение в них русского языка под националистическими лозунгами направлено, по сути, не столько против русскоязычного населения этих стран, но главным образом против самих "коренных" этносов, их населяющих. Ведь двуязычие является для них объективной потребностью, и даже оставляя в стороне проблему усвоения мировой культуры, эти этносы все равно будут нуждаться в двуязычии и для бизнеса, и для эксплуатации технических устройств, включая оборонные нужды.
Переход на английский язык в качестве языка-аккумулятора мировой культуры даже на балтийском побережье направлен на закрытие доступа широких масс к хранилищам мировой культуры: ведь овладение английским языком не может осуществляться в столь же демократичных формах, как некогда русским. Оно требует и дополнительных занятий с квалифицированными преподавателями, и обучения в англоязычных странах или достаточно частого погружения в языковую среду в ходе посещения соответствующих стран. Все это оказывается доступным лишь при определенном и достаточно высоком уровне дохода, а потому будет закрыто для подавляющей части населения этих стран. Собственно, и здесь проблема, трактуемая как проблема национальная, является проблемой классовой. И, наверное, новые хозяева бывших советских республик это прекрасно понимают, преследуя под националистическими лозунгами цель снижения интеллектуального уровня своего населения хотя бы до среднестатистического уровня "потребительского плебса" так называемых "цивилизованных" стран. В самой России сегодня та же цель достигается путем глубокой интеллектуальной деградации телевидения, кинематографа, литературы, пресловутыми "реформами" русского языка и отечественной системы образования.