Газета Завтра 481 (6 2003)
Шрифт:
В 1985 году страна торжественно отмечала 40-летие Великой своей Победы. Директор Центрального Дома художника В.А. Пушкарев, еще один из близких к Пскову пассионариев, любивший Гейченко, попросил меня ежемесячный устный альманах »Поиски, находки, открытия« посвятить славной дате, не опустив ни в коем случае высоты планки популярного тогда в Москве мероприятия, где представляли свои творения лучшие художники, поэты, актеры и ученые. Все еще помнили, что незадолго до Дня Победы прошедший вечер Льва Гумилева не смог вместить всех желающих послушать автора теории пассионарности. Тот вечер Победы получился подлинно знаковым, ибо в нем приняли участие выдающийся художник-реставратор А.П. Греков, вернувший из небытия фрески новгородской церкви Спаса на Ковалеве (ХIV век), до основания
Семен Степанович был человеком резким, вспыльчивым, за словом, частенько нецензурным, в карман руку не протягивал. Незнакомому человеку он мог показаться грубым, невоспитанным и даже циничным. Как же обманчивы оказываются зачастую первые впечаления!
Дочь моя, Марфа, с русской провинцией начала знакомиться с колясочного возраста. Кижи, Ярославль, Кострома (да и родилась она в служебной командировке моей в Сольвычегодске), Новгород и, конечно же, Псков надолго отрывали ее от бабушкиных ухаживаний и забот. В рощах Михайловского и водах Сороти она тоже оказалась сызмальства, и Семен Степанович ее и по головке гладил, и по попке охаживал.
Потом болезнь на несколько лет отдалила меня от родной провинции, а когда хворь отступила, приехал я с вымахавшей до 180 сантиметров дочерью в Михайловское. Мы были вдвоем радушно приглашены »домовым« на чай с традиционным яблочным пирогом. Милая спутница хранителя Михайловского Любовь Джалаловна, которую он, кстати, похитил, по ее словам, ухаживала за нами с восточной изысканностью, а вот хозяин был непривычно холоден, неразговорчив и даже зажат. Я спросил у жены, не болен ли или не разобижен чем, но получил отрицательный ответ. Попросив дочь передать сахарницу и произнеся »Марфа«, я услышал громкий возглас »Деда«: »Ну, сукин сын, Савелий! Так это же Марфа! А я думал, что ты, старый хрен, несовершеннолетнюю красавицу охмуряешь и хотел тебе по шеям навалять«.
В морозный и солнечный нынешний день, ежечасно вспоминая Семена Степановича, радовался я, что в Заповеднике, так прекрасно сегодня ухоженном, полностью подготовившемся к празднованию столетия его Хранителя, продолжают трудиться воспитанные им хозяева Петровского Б. и Л. Козьмины, зам. директора Е.В. Шпинева, хранительница дома в Михайловском В.В. Герасимова, зав. отделами И. Парчевская и М. Васильев, а руководит ими Г.Н. Василевич — человек тонкий, заботливый и деятельный.
К сожалению, большинство людей, запечатленных фотообъективами на открытии иконной выставки в Поганкиных палатах, покинули сей мир. Остались Александр Проханов да грешный автор этих строк. Но основы и заветы, чтимые ушедшими, и особенно С. Гейченко, не позволяют нам быть безучастными к судьбам Отечества.
Посмотрите, каким призывным набатом, вторящим звону псковских колоколов, звучат проникновенные слова Проханова. А какая молодежь наследует дело Гейченко! С.А. Биговчий, возглавляющий Псковскую типографию, чуть ли не каждую неделю выпускает великолепно отпечатанные книги, рассказывающие о сельце Михайловском, печатает творения самого опального поэта, мемуарное и эпистолярное наследие »Домового«. Уже вон и Москва размещает свои заказы в Псковской типографии. И в морозный сей солнечный день держу я в руках пахнущий типографской краской экземпляр редкой книги оригинального русского поэта ХУШ века, чудака Николая Струйского »Анакреонтические оды«, изданного »Российским архивом«, а месяцами раньше для того же заказчика напечатаны во Пскове прекрасные »Записки адмирала Чичагова« и татищевская »Юность Александра III«. Многие работы Псковской типографии оформлены самобытнейшим и бесконечно одаренным местным художником Александром Стройло. Его коллега, художник, реставратор, керамист, дизайнер, а вдобавок и бескорыстный, увлеченный предприниматель Николай Гаврилов, вместе со своей бригадой исполнивший больше половины
Сегодня все мы помним заветы С. Гейченко, архимандрита Алипия и других учителей хранить ценности земли Псковской, готовимся к 1100-летию Пскова. Хочется быть полезным родному городу и отдать дань уважения к его прошлому.
На днях в газете »Новости Пскова« опубликован на первой полосе материал с аляповатым заголовком »Ольг для Пскова много не бывает«. Речь в нем идет об установке сразу двух памятников равноапостольной княгине, основательнице Пскова, предложенных предприимчивыми московскими ваятелями в дар городу. В России сейчас в моде поставленная на поток монументальная пропаганда. Памятники вырастают как грибы. Вот и второй Достоевский в неуклюжей позе присел у Государственной библиотеки. А захотел ли бы скромный Федор Михайлович, чтобы к прекрасному памятнику у родной ему Божедомки прибавилась и эта несуразица — это вопрос. Да и М. Булгакову колосс-примус и нечисть на Патриарших прудах вряд ли бы пришлись по вкусу.
Если же говорить об изобилии монументов во славу св. Ольги Псковской, то лучшими памятниками ей были и останутся неповторимые в своей псковской красоте храмы Богоявления с Запсковья, Николы со Усохи, Успения от Парома, Георгия со Взвоза и другие жемчужины, оставленные нам средневековыми мастерами. А пришлым ваятелям, »данайцам, дары приносящим« в русскую провинцию, посоветовал бы я поучиться сдержанности и скромности у талантливого нашего писателя Валентина Распутина. Очень звали и ждали его в Михайловском, где созданы все условия для творческой работы, и я уговаривал его именно здесь найти приют для вдохновения. »Нет, Савва, — сказал совестливый до застенчивости писатель, — не смогу я и строчки написать рядом с его обителью. Не от боязни, а от Божественного преклонения перед ним«.
Кончился этот морозный и солнечный день в Михайловском. Наступили не менее чудесные вечер и ночь. Мы с Валентином Курбатовым пошли по михайловским аллеям и были поражены звездным небом, словно спустившимся на верхушки казавшихся гигантскими деревьев. Звезд было так много, и такими они казались близкими, что реальность превратилась в сказочную декорацию, сотворенную Всевышним. Возвращаться в дом не хотелось, не хотелось спускаться на землю. А »приземление« уже ждало в телевизионном окошке. В Москве раздавали человекоподобные статуэтки — призы Телеакадемии. Люди боролись за них, состязались со свиньями Хрюнами и жалкими кроликами Степанами. Победили свиньи. Но это всего лишь призрачная эфирная победа. Не людям этим, не свиньям не отнять у нас чудесного дня, вечной красоты Михайловского, державного величия Псковщины. И как провидчески предугадал наше время и светлый выход из его тьмы Александр Пушкин:
Я твой, я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубрав, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Сельцо Михайловское.
Февраля 2-го
АПОСТРОФ
11 февраля 2003 0
7(482)
Date: 11-02-2003
АПОСТРОФ
Хаким-Бей. Хаос и анархия. Революционная сотериология. / Пер. с англ. О.Бараш и др. /. Серия: "Час Ч. Современная антибуржуазная мысль". — М. Гилея, 2002. — 173 с.
"Эта книга как бы отделена от всего своей непроницаемостью, почти как стекло. Она не виляет хвостом и не рычит, но кусается и опрокидывает мебель. На ней нет номера ISВN, она не вербует вас в адепты, но может похитить ваших детей",— такими словами предостерегает и одновременно провоцирует своих читателей Питер Л. Уилсон, более известный как Хаким-Бей, теоретик "онтологического анархизма", духовный гуру антиглобалистских движений.