Газета Завтра 498 (23 2003)
Шрифт:
То оказывался у Храма на Крови, который вонзал в него шипы и иглы своих разноцветных чертополохов. То пересекал Марсово поле, и каштаны прижигали его своими раскаленными соцветиями. То перебегал разводной мост, успевая перепрыгнуть с одной возносимой платформы на другую. Видел, как темными силуэтами на заре переносятся в воздухе гневный Петр, неумолимый Николай, упорный и неотвратимый Александр, а также вся свора львов и собак, грифоны с растопыренными перьями и опущенными, как у "Мессершмидтов", ногами, неотступный броневик с водителем-пролетарием и мстительным
На набережной у костров сушили мокрые, потрепанные в походах мундиры солдаты Семеновского и Преображенского полков. Кто штык точил, ворча сердито. Кто заплетал косичку. Кто кивер чистил весь избитый. Кто делился с товарищем последней сигаретой "Мальборо". Им предстояло скорое выдвижение — одним на Полтавскую битву, другим на штурм Нарвы. Как всегда, было вдоволь патронов и не хватало продовольствия. Они увидели "Счастливчика", злобный капрал поймал его за ногу, поднял и показал остальным:
— Вот он, ядрена вошь, кто разгромил победоносную армию батюшки Царя!.. Солдаты голодают. Вместо филе их кормят "дефиле"!.. К тому же, формирует полки "на катарактной основе", так что все солдаты слепые, нуждаются в собаках-поводырях и вместо боевой подготовки учатся читать "по Брайлю"... А ну, молодцы, покажем ему, что значит "запахло порохом"...
Дружно взялись показывать. Привязали к бревну. Положили между ног круглую стальную бомбу, начиненную порохом. Запалили бикфордов шнур. Отошли в сторонку.
"Счастливчик" с ужасом смотрел, как у него в паху круглится жуткое пороховое ядро с шипящим шнуром, который все укорачивается, пропуская сквозь себя колючую бенгальскую вспышку. Шнур, на который смотрел "Счастливчик", был, с одной стороны, артиллерийским запалом, с другой стороны — руководителем рок-группы "Ленинград". К последнему и обратился с мольбой "Счастливчик":
— Шнур, спаси!
Но тот продолжал шипеть, рассыпая белые колючие искры. И "Счастливчик" приготовился к смерти, стараясь пошире раздвинуть колени.
Вдруг появился интендант, грузный усач, пахнущий за версту луком и голландским ромом. Сидя на телеге, где стояло огромное дубовое корыто с солониной, обратился к солдатам:
— Эй, служивые, эдак вы ему шкурку попортите... Давайте мне его живьем... Я его цирковому ремеслу обучу и стану в балагане показывать.
— Что дашь за зверушку? — поинтересовался капрал.
— Три пуда солонины...
Ударили по рукам. Солдаты меткими плевками загасили шнур. Развязали "Счастливчика" и отдали интенданту. Тот уложил его в корыто, где огромными ломтями лежало свиное сало, посыпанное крупной желтоватой солью. Накрыл другим пластом. Телега тронулась. "Счастливчик" лежал в свином сале, которое набивалось ему во все дыры, помаленьку пропитывался солью и думал: "Нет, Господь не отвернулся от меня... Значит, Россия жива!.."
Телега встала. Верхний, тяжелый как плита, слой сала откинулся. "Счастливчик" залипшими свиным жиром глазами увидел, как интендант отклеивает усы, устало сдирает парик.
— Понимаю, голубчик, в сале лежать — не подарок. Зато не тряско...
— Как мне благодарить вас, друг мой, — "Счастливчик" поднялся из корыта. — Я ваш должник до следующего переизбрания...
— Дожить бы надо, — устало ответил Березовский, которому, по всему было видно, изгнание шло не впрок. — А что касается Романа Абрамовича, так лучше гнал бы ты его в шею. — И телега, стуча ободами, укатила к Васильевскому острову.
"Что сие значит?.. Уж ни сон ли это?.. Уж ни финский ли древний колдун навевает свои чары?.." — только и успел подумать "Счастливчик", как жуткий грохот каменных и бронзовых ног, железные храпы и медные огнедышащие вздохи стали приближаться. И уже появлялась над Васильевским островом громадная, словно непальская гора Катманду, статуя царственного исполина. Раскрывала над "Счастливчиком" гигантскую длань, желая прихлопнуть его, как комара.
"О, ночь мучений!.." — подумал он и пустился наутек.
Ростральные колонны вылили на него голубые потоки горящего пунша. Снова — Невский проспект, пустынный, без единого "мерседеса", с растяжкой на желтой заре, где читалась надпись: "Город счастья — Глюкенбург". Казанский собор был заперт и не мог служить убежищем. А монументы Кутузову и Барклаю де Толли разом отвернулись от "Счастливчика", когда он обратился к ним за помощью. Неведомо, как вновь он очутился на набережной Невы, где дымили костры, кипела смола и готовый к спуску фрегат стоял на верфи, источая запахи дегтя, пеньки, струганной сосны, великолепный и грозный со своими мачтами, подвязанными холщовыми парусами, бортовыми орудиями и золоченой грудастой бабой на носу, похожей на голую женщину вице-спикера, когда ее парят молодцы в саратовской бане, обмазывая медом.
— Эге!.. — воскликнули мастера-корабелы, увидев павшего в изнеможении "Счастливчика". — Оно нам и нужно было, свиное сало... Положим-ка его на полозья, чтобы ловчее фрегату скользить...
Подхватили "Счастливчика". Снесли к воде, где в Неву опускались струганые брусья и нависало подбитое клиньями крашенное днище фрегата. Положили под днище, для уменьшения трения, когда фрегат тронется с места, пойдет скользить, натирая до огня и дыма струганые сходни, ухая в ледяную невскую воду.
— Так-то лучше. Плесни-ка трескового жира ковшей пять, оно и пойдет, как по маслу... — приказал Генеральный конструктор МПО "Рубин" работавшим у него на подхвате плотникам-поморам. Те бойко похватали ковши. Черпали из бочек рыбий жир. Щедро поливали сходни и привязанного к ним "Счастливчика". Тот задыхался в потоках мутного зловонного жира, который затекал ему за шиворот, склеивал волосы, наталкивался в ноздри, пропитывал одежду.
"За что?.." — только и мог он думать, чувствуя, как расплескивается на лице очередной ковш липкой жижи, пахнущей так же, как пахла Дума, когда принимала "Закон о продаже земли".