Газета Завтра 970 (27 2012)

Завтра Газета

«ЗАВТРА». Ваше отношение к отмене смертной казни.

В.Н. У нас смертная казнь временно приостановлена в 1996 году. Но я думаю: ее введут и ввести ее надо. Есть такие законы, законы военного времени. И те, кто навязал войну в Чечне, Дагестане должны быть наказаны по законам военного времени.

«ЗАВТРА». Что вы можете сказать о тех людях, кто работает сегодня в колониях?

В.Н. В колониях работало и работает много людей почетных, заслуженных учителей, людей самоотверженных. Практически они несут на себе то, чего не хочет, не может и уже не в состоянии сделать государство. Каждый раз, когда я обращался в Федеральную службу исполнения наказаний, мне шли навстречу… Начальником Россошанской колонии строго режима был полковник Николай Дмитриевич Кравченко. Сейчас он в отставке. Как-то мы сидели в его кабинете, и он рассказывал о том, как пришел к Вере.

Вы помните, наверное, 98-й год? Когда был лютый дефолт, и дефолт был настолько лютый, что за неуплату электричества отключали даже колонии. Можете себе представить зону строгого режима, где отключен свет? И в одну ночь разразилась страшная буря. Буря была такой силы, что от ветра упала вышка вместе с часовым и пробила брешь в ограде около 25 метров. «Я впервые в жизни развел руками, - рассказывал Кравченко, - стою я в этой бреши, ливень хлещет, света нет, а у меня сидит почти две с половиной тысячи. Меня в содрогание ввела мысль, что вот сейчас эта толпа хлынет. И впервые в жизни я взмолился: «Господи! Закрой эту брешь!» И вдруг в этой кромешной темноте, при этом страшном ветре и ливне ко мне подходит один старый заключенный. Я вспомнил этого старика, он был очень тяжело болен. Он достал сигарету, закурили… и вот стоим мы в бреши как будто уже и нет ливня, как будто я стою с хорошим человеком. «Николай Дмитриевич, ты не переживай, - говорит он. – Побега не будет. Но у меня к тебе просьба. Я человек смертельно больной, старый. Давай в зоне построим храм». И вот тогда на этой зоне стартовал первый храм, сейчас их уже два. Храм Святителя Николая. И вдруг стали появляться деньги на строительство, различные стройматериалы. И что примечательно: этот храм строила вся зона, и никого не надо было о том просить. Люди находили после работы минут десять, двадцать для того, чтобы принести кирпичи, почистить ограду, что-то сделать для храма. Один заключенный был, парень лет 30-ти, он был освобожден от всех видов работы из-за тяжелой болезни. Так со строительством храма, он стал таскать кирпичи. Пронесет кирпич метров пять, полчаса отдыхает. В день он приносил по пять-шесть кирпичей. И когда он принес последний, заключенные утверждали - тридцатый по счету, он его положил, вздохнул, у него была такая хорошая улыбка, перекрестился и сказал: «Ну и слава Богу за всё!» И на этих кирпичиках на пороге храма умер… Понимаете, вот таких событий очень много в жизни. Об этом надо говорить, об этом надо писать, снимать фильмы.

«ЗАВТРА». Не слишком ли трагичны ситуации, когда человек приходит к Богу?

В.Н. Дело в том, что когда человек живет в достатке, он обеспечен, у него благополучное материальное состояние, то он, как правило, о Боге не вспоминает. Но что-то происходит: больные дети, вдруг накрылась фирма, и человек произносит: «Господи, помилуй!» или «Не дай Бог», а когда все образуется: «Ну и слава Богу». Так вот, за «Слава Богу!» нужно придти в храм. За «Не дай Бог!» – тоже нужно придти в храм. Человек придет в храм, но ненадолго. Как только жизнь наладится, о храме забывает. Так мы живем.

«ЗАВТРА». Ваша книга «Живый в помощи» о войне. Вы прошли афганскую войну. Какой опыт стал для вас определяющим?

В.Н. Самый определяющий опыт – это крепкая семья. Я знаете, что хочу сказать вам, Марина, воевать гораздо легче, чем ждать. А вот быть преданной женой, любящей женой, хорошей матерью, не получать от мужа известий, когда в гарнизон без конца привозят цинки, сохранить в этих условиях самообладание, чистоту в квартире - это подвиг. Приобрести военный опыт гораздо проще, чем приобрести опыт отца, опыт матери, передать по наследству, чтобы дети и внуки любили рассказывать о своих предках своим детям, чтобы истории передавались из рода в род, из поколения в поколение - вот это самое ценное и самое важное на сегодняшний день… я так думаю.

Диктофон исчерпал свой ресурс. Наконец можно было перейти к чаепитию. Мы сидели с Виктором Николаевичем в уютном кафе, что разместилось в здании XIX века, где стены похоже больше на стены крепости. На подставке, под которой горела свеча, стоял прозрачный чайник, листья чая причудливо переплетались с дольками апельсина, лимона, еще каким-то ароматными снадобьями… Согревающий чай был чудесен. Надо сказать, что имя Виктора Николаевича Николаева я запомнила еще до оглашения имен лауреатов Патриаршей премии. Меня задело: с чего вдруг этот собранный, подтянутый человек, прошедший Афган говорил не о сражениях, а говорил о проблемах семьи, подвиге женщины. И так недопонимание осталось бы недопониманием, не задай я за чаем, казалось мне, светский вопрос: как вы пришли в литературу?

В.Н. Этот вопрос самый важный. Я по образованию не писатель и не думал никогда, что литература станет моей жизнью. А дело был так. Когда я был в Афганистане, 1988 год, я летал в группе ПДГ, поисково

десантной группе. Мы выполняли задачи поиска, спасения терпящих бедствие, попавших в плен; поиска и уничтожения караванов, ну абсолютно штатная рутинная работа войны. У нас было примерно два-три вылета каждый день, по два - два с половиной часа. Летал я на 011 борту с Николаем Майдановым, дважды героем России. Наша задача: найти бандгруппу, навязать ей бой и возвращаться к себе на базу. Однажды, это было 3 января 1988 года, мы получили задачу о спасении десантников, которые были зажаты на высоте примерно три с половиной тысячи метров. Наших ребят мы нашли довольно быстро, подобрали и пошли к себе на базу. При заходе на посадку были сбиты. Мы упали, не долетев до своей взлетно-посадочной полосы, на свое же минное поле. И вот в результате этого падения у меня была очень сильная контузия. Контузия такова, что у меня шлем лопнул в двух местах. Я выбрался из вертолета на четвереньках и ползал по минному полю, а плотность заминирования была примерно 80 сантиметров – мина. И здесь надо сказать о главном. Есть такое понятие – ёкнуло сердце. Знаете, оно, видимо, в подавляющем случае знакомо лишь женщинам. Тогда ёкнуло нестерпимо сердце у моей жены. И она вдруг начала читать молитву. Мы были люди некрещеные, в храм мы не ходили, но, видимо, если в роду у тебя есть крещеный человек, то мистически и генетически по крови это передастся и в самый закритический момент сыграет ту благодать, ради чего это где-то в древнем роде совершено было. И вот пока жена читала молитву, я ползал по минному полю минут, наверное, двадцать и ни разу не подорвался.

Война для меня закончилась, я вернулся домой и поступил в Москве в Военную академию. Но последствия ранения сказались таким образом, что на третьем курсе при ответе на вопросы преподавателя я потерял сознание. Меня доставили в госпиталь Бурденко. Врачи сделали обследование и диагноз был такой: рак левой височной доли, гнойник величиной с куриное яйцо. Моей жене сказали: операцию делать бессмысленно, он все равно умрет, максимум проживет около трех месяцев, не приходя в сознание. И я не знаю, хватило бы у меня столько мужества и стойкости? Но жена сказала – операцию делать. Операцию стали проводить в большей степени для демонстрации студентам: что бывает с пораженным мозгом.

А вот однажды, задолго до этого мы гуляли возле Новодевичьего монастыря. Недалеко было общежитие нашей академии. И мы зашли в монастырь, купили поясок Живый в помощи и иконку Владимирской Божьей матери. Ну все покупали, и мы купили. Принесли домой, положили в шкаф и забыли. И видно эти святыни были приобретены для этого часа. Моя жена достала поясок Живый в помощи, и все восемь часов, что длилась операция, простояла на молитве. А дочь, казалось бы, что понимает 7-летняя девочка? достала Владимирскую, прижала к груди и просидела в углу квартиры пол суток, не прося ни пить, ни есть.

После операции врачи позвонили жене и сказали, что на этот момент все идет благополучно. Случилось такое чудо, что когда доктор Фомин вскрыл голову, гноя в голове не оказалось. Гной собрался в зыбкую капсулу величиной с куриное яйцо. Она лопнула в руке доктора Фомина, когда он ее уже вынул, в нескольких сантиметрах от головы… Потом такой момент был, я помню, как я в реанимации, весь в бинтах, проводах, в состоянии наркоза поднялся на кровати и стал кричать: «Слава советским врачам! Слава моей жене!» (улыбается) Доктор Фомин сказал врачам - это мне уже рассказывали - поставьте ему еще три снотворных, а то он будет до утра кричать и вас поздравлять.Ну а когда я уже пошел на поправку, я решил написать о войне. О войне, которую увидел. О войне, где не только убийство и кровь, а прежде всего - подвиг. Подвиг жены, подвиг близких, которые молятся за тебя. Вот так и появилась книга «Живый в помощи».

P . S . Часто со мной не соглашались, но степень уверенности теперь в сто крат сильнее: Русская Православная Церковь должна быть богатой. Потому что если не Русская Православная Церковь, то кто? поможет русскому человеку? «Я теперь хоть пролечусь, – вспоминаю, как Виктор Николаевич произнес, словно, извиняясь за получение премии, - у меня же инвалидность первой степени. Но пролечиться так всё не удавалось». И коснись кто Православной Веры, на защиту ее поднимется самый что ни на есть убежденный русский атеист .

 Подготовила Марина АЛЕКСИНСКАЯ

Рекомендуем к прочтению:

Битва за историю

Пьедестал тельца

ГЛАГОЛЫ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ НАТАНА ДУБОВИЦКОГО

Прощание с будущим

Первый план

Реклама

Комментарии