Где бы ты ни был

Ганн Джеймс

В ужасе Мэт поглядел на Эбигайль, затем вылез на машины. Медленно подошел к крыльцу и поставил одну ногу на покосившуюся ступеньку.

– Хм, - сказал он, - я встретил вашу дочь на дороге.

Дженкинс раскачивался.

– Она убежала, - продолжал Мэт.
– Я привез ее обратно, - закончил он в полном отчаянии.

Дженкинс продолжал раскачиваться и молчать. Мэт вернулся к машине и вытащил из отделения для перчаток пинту виски. Затем вернулся к крыльцу.

– Не хотите ли немного выпить?

Большая рука протянулась вперед и заграбастала бутылку. Другая

рука свернула пробку. Как только горлышко бутылки исчезло в спутанной бороде, ее дно немедленно задралось к небу. Бутылка забулькала. Когда она опустилась, в ней оставалось меньше половины.

– Слабовато, - произнесла борода.

– Я привез вашу дочь обратно, - сказал Мэт, начиная с самого начала.

– Зачем?

– Ей некуда было идти. Я думаю... в конце концов, это ее дом.

– Она убежала, - сказала борода.

– Послушайте, мистер Дженкинс, я понимаю, дочери-подростки могут доставить кучу неприятностей... но в конце концов она ваша дочь.

– Не уверен.

Мэт сглотнул слюну и попробовал еще раз.

– Счастливая семейная жизнь должна быть основана на разумных компромиссах с обеих сторон. Бить ребенка не значит воспитывать его. И если вы...

– Бить ее?

Дженкинс медленно поднялся с кресла. Это было внушительное зрелище, словно сам Нептун вставал из моря во всем своем величии, гигантский, бородатый и могучий. Даже если отбросить высоту крыльца, Дженкинс возвышался несколькими дюймами над почти шестью футами Мэта.

– Да я пальцем ее ни разу не тронул!

О боже, подумал Мэт, его трясет со страху.

– Зайдите, - сказал Дженкинс, махнув бутылкой по направлению к двери. В комнате царил хаос. Пол был усеян осколками битой посуды. В центре комнаты лежал перевернутый стол, словно размахивая в воздухе тремя нестругаными ножками; четвертая, вывернутая из гнезда, сиротливо торчала в сторону. А рядом валялись разбитые в щепу стулья.

– Это она наделала?
– слабым голосом спросил Мэт.

– Это еще ничего, - жалобный голос Дженкинса никак не вязался с его массивной фигурой.
– Вы бы видели другую комнату!

– Но каким образом?

– Я не говорю, что Эб сделала это, - сказал Дженкинс, качая головой. Его борода тряслась у самого носа Мэта.
– Но когда она чувствует себя несчастной, случается всякое. А она была здорово несчастна, когда Дункан сказал ей, что больше не придет. Стулья подпрыгивали и падали на пол. Стол танцевал по всей комнате, пока не разлетелся на куски. Тарелки летали по воздуху. Смотрите!
– Он нагнул голову и развел руками волосы. На затылке виднелась огромная шишка.
– Мне даже не хочется думать, что случилось с Дунканом.
– Он печально покачал головой.
– Так вот, мистер, мне кажется у меня есть все основания наказать девчонку? Не так ли?
– спросил он.
– Но чтобы я ее ударил? Да я скорее суну руку в змеиное гнездо.

– Вы хотите сказать, что эти вещи случаются сами собой?

– Именно. Я думаю, что у вас в мозгах все запуталось. Никогда не поверил бы во все это, если бы сам не видел и не чувствовал, - тут он потер шишку на затылке, - и если

бы этого не случалось раньше. Странные вещи начали твориться вокруг Эб с тех пор, как она стала входить в возраст, лет пять-шесть тому назад.

– Но ведь ей только шестнадцать лет!

– Шестнадцать?
– Дженкинс осторожно глянул через открытую дверь в сторону машины Мэта и понизил голос до шепота: - Не выдавайте меня, но Эб всегда любила приврать. Девчонке больше восемнадцати.

Единственная целая тарелка упала с полки и разбилась у ног Дженкинса. Он подпрыгнул и задрожал всем телом.

– Видели?
– жалостливо прошептал он.

– Упала тарелка, - сказал Мэт.

– Она ведьма, - Дженкинс лихорадочно отхлебнул из бутылки, - может быть, я не был ей хорошим отцом. С тех пор как умерла ма, она стала совсем дикой и с ней начали твориться странные вещи. Не только плохие. Мне, например, много лет не приходилось ходить за водой. Бочка возле крыльца всегда была полной. Но с тех пор как она выросла и у нее появились всякие сердечные разочарования, жить с ней стало чертовски трудно. Никто сюда и близко не подходит. И все вещи вокруг прыгают и двигаются, пока, наконец, собственному стулу не перестанешь доверять. Нервы не выдерживают, сынок. Человек не в состоянии этого вынести!

К смущению Мэта, глаза Дженкинса стали наполняться крупными слезами.

– У меня больше нет друзей, чтобы предложить мне выпить или, скажем, помочь по хозяйству, когда у меня ломит поясницу. Я больной человек, сынок. Послушай, сынок, ты городской человек. Выглядишь красиво, и манеры, и всякое там образование. Я так полагаю, что Эб ты нравишься. Почешу бы тебе не взять ее с собой?

Мэт начал пятиться по направлению к двери.

– Она девчонка что надо, как приведет себя в порядок, а готовит она просто здорово. Можно подумать, что поварешка приросла у нее к руке, так ловко она с ней обращается, и тебе вовсе не надо будет жениться на ней.

Мэт побледнел.

– Вы с ума сошли!

Он повернулся, чтобы сделать рывок к двери. Тяжелая рука упала ему на плечо.

– Сынок, - сказал Дженкинс голосом, в котором звучала угроза, - если девчонка пробыла с мужчиной наедине больше двадцати минут, считается, что они должны пожениться как можно скорее. Поскольку ты чужой в наших краях, я не хочу тебя принуждать. Но с той минуты, как Эб ушла из этого дома, она перестала быть моей дочерью. Никто не просил тебя привозить ее обратно. Эта девчонка, - добавил он удрученно, - съедает больше меня.

Мэт полез в карман брюк. Он вытащил бумажник и извлек из него пятидолларовую ассигнацию.

– Может быть, это немного скрасит вашу жизнь.

Дженкинс тоскливо посмотрел на деньги, протянул было руку, но быстро ее отдернул.

– Не могу, - простонал он, - не стоят того эти деньги. Вы привезли ее вы ее и увезите.

Мэт глянул сквозь открытую дверь на машину, содрогнулся и прибавил вторую пятерку. Дженкинс покрылся потом. Он с отчаянием смял бумажки в своей широкой ладони.

– Ладно, - сказал он хриплым голосом, - это десять чертовски убедительных доводов.