Где цветет омела

Дэвид Триша

— Рада познакомиться с тобой, Колокольчик.

Возможно, другому ребенку Бетти пожала бы по-взрослому руку — но с Кати подобного допустить не могла. Ребенок, похоже, все время настороже — малейшее движение спугнет ее.

— Тебе нравится мой передничек? — спросила девочка.

Передник был хорошенький, но очень изношен и маловат. Сейчас, однако, не до честных оценок — речь идет о детской гордости.

— Очень нравится. — Бетти улыбнулась. — Это твой любимый?

— Его подарила мамочка. Она сама шила его на швейной машинке, а я смотрела. —

Девочка закрыла глаза, потом снова открыла, словно набравшись смелости. — Если опоссум лежит у тебя на животике и вспоминает свою мамочку, может… может, и я могу?

Бетти заморгала.

— Может быть, — осторожно проговорила она. — Ты хочешь вспомнить свою мамочку?

— Да. — Девочка села рядом с Бетти, потом, набравшись смелости, прижалась к ней своим маленьким телом. Какое-то время она смотрела сквозь пестрый узор листьев над ними, затем снова заговорила дрожащим от напряжения голоском. — Сейчас я почему-то не могу ее вспомнить как следует. Раньше могла, а сейчас… будто туман.

Сердце Бетти сжалось. Что случилось с этой малышкой? Но всякие вопросы сейчас не важны. Важна лишь эта отчаянная мольба о помощи.

Руки ее ласково легли на детские плечи. Малышка вся сжалась — потом всем тельцем припала к Бетти, уткнувшись лицом в сумочку с опоссумом.

— Сейчас здесь два сердца, — говорила Бетти, поглаживая мягкие косички. — Мое и Лепестка. Слушай и чувствуй… и ты вспомнишь, как твоя мама вот так же обнимала тебя. Я знаю, все хорошие мамы так делают, а твоя мамочка была самой лучшей и любила своего Колокольчика.

— Ты так думаешь?

— Да, — говорила Бетти. — И она сшила тебе передничек. Вот что мамочка сделала для своей любимой девочки. А сейчас молчи и слушай.

И очень долго не раздавалось ни звука.

— Кати!

Три сердца встрепенулись в унисон, когда громкий мужской голос эхом разнесся по саду. Еще его отголоски не стихли, а Кати была уже на ногах.

И не успела Бетти шевельнуться, как девочки след простыл.

Бетти приподнялась. На веранде стоял Келл Халлам и звал Кати. Бетти наблюдала, как девочка мчится к нему — но, оказавшись рядом, быстро обогнула его и скрылась за дверью.

Дверь захлопнулась, а Келл Халлам все стоял и смотрел ей вслед.

Что происходит? Что у них за странные отношения?

Между тем Халлам медленно повернулся и посмотрел в том направлении, откуда прибежала Кати, — и увидел Бетти.

Собаки увидели Бетти почти в то же время. Они появились из дома вместе с хозяином и сидели у его ног на веранде. Сейчас они заметили интересную незнакомку на своей территории и поскакали вниз по каменным ступеням и по лужайке, чтобы приветствовать ее. Бетти, прижав руку к сумочке на груди, стояла неподвижно.

Какое-то мгновение Келл Халлам колебался, словно размышляя, не последовать ли за Кати, потом пошел за собаками.

А собаки уже возбужденно носились вокруг нее, и Бетти знала, что виной тому запах опоссума. Собаки, конечно, унюхали

зверька и знали, где он — у Бетти на груди.

— Рядом!

Голос Келла прозвучал грозным приказом. Собаки оглянулись, чтобы проверить, серьезно ли он говорит, и, нехотя вернувшись, затрусили у его ног. Келл Халлам пошел по траве к Бетти, колли и келпи — следом за ним.

— Какого черта?..

И по поведению собак, и по тому, как Бетти прижимала руки к груди, было ясно, что у нее есть что-то, что очень интересует собак. Халлам пристально сощурился, и Бетти непроизвольно выставила вперед локоть.

— Что у тебя там?

Бетти переминалась с ноги на ногу. Она чувствовала себя маленькой перед лицом этого большого и сильного мужчины, маленькой и слабой. Пальцы ее босых ног цеплялись за траву, словно она пыталась обрести силу от связи с землей. Но чувствовала себя все более неуверенно. Жаль, что на ней нет сапог — желательно, со шпорами — и кожаной куртки с черепом и костями на спине, а также внушительного роста.

— Покажите, что вы прячете, — потребовал Келл, и Бетти вся сжалась. Ее глаза встретились с его, суровыми, непоколебимыми.

— Вы сказали, что не будете иметь дела со мной в течение двух недель, — выдавила она.

— Не буду. Но все равно покажите, что там прячете.

— Нет.

— Тогда я попрошу собак…

— Вы настоящая пиявка! — Бетти отступила назад, с ее лица сошел румянец. — Как думаете, что я прячу? Пистолет? Будь у меня пистолет, меня уже не было бы здесь. У вас вся власть, и вы знаете это. Как вы смеете угрожать мне? Пугать меня? Как посмели похитить меня? — Она едва не задохнулась. — Вы можете писать любые письма, но как будете объясняться, когда я вернусь и пойду в полицию? — Тут ее лицо побледнело еще больше. — Если… о, Боже… если вы отпустите меня…

Эта мысль молнией пронзила ее. Хеллам смог спокойно запутать следы и заставить всех думать, что она сбежала по собственной воле; но если отпустит ее, то ему придется отвечать перед судом. Он преступник. Похититель людей. Человек, которого, похоже, боится даже собственная дочь…

— Бетти, я говорил вам. Я вас не обижу…

Келл Халлам видел ужас Бетти — и понял, о чем она думала. Он протянул к ней руку, но Бетти дернулась как от огня.

— Откуда мне знать? — прошептала она. — Как я могу поверить, что вы говорите правду? Я не знаю.

— Просто поверьте, и все.

— О, да-а, — протянула Бетти. — Лайл тоже мне говорил, что никому не будет дела, если он наследует деньги Оливера Бромли. Вы мне говорили, что вы фотограф. Оба оказались… Как я могу доверять вам? Вы всего лишь преступник, Келл Халлам. А Кати… Почему даже ваша собственная дочь боится вас? Что вы сделали с ее матерью?

Последовало гробовое молчание.

Даже собаки, похоже, затаили дыхание.

Бетти затрепетала, и лицо ее стало белым как мел, когда она увидела, какие чувства отразились на лице Келла Халлама. Сначала гнев. Потом шок. Наконец недоверие.