Где нет княжон невинных
Шрифт:
— Не могу, — улыбнулся он. — Это грифоново пособие, верно? А его ты обращать в деньги не имеешь права.
— Я не обращу. Заплачу тебе натурой.
— Это увертки. Ты знаешь, что бабушки имели в виду не это.
— У бабок было больше гордости, а у меня больше ума. Ты голодранец, а на Ленду я даже глядеть не могла, такой она была жалкой в своем тряпье. Отсюда следует, что, одаряя вас, я помогаю бедным. А это я делать могу. Бабушки лазейку оставили.
— Если я должен заплатить профессиональным советом за оплату в натуре, то никакая это не лазейка…
— Забудь о лазейке, потому что она моя. На мою голову грех падет. В
— Ты нас любишь?
— Ты за здоровье Ленды пьешь? Ну что ж, не спорю, меня чуточку покоробило. Я ненавижу их, бельничан, как собак. Есть тому причины. Но она полукровка, и я верю, что вторая ее половина, порядочная, перевесила. — Петунка немного переждала. — Ну так как? Взглянешь на кости, которые я буду кидать, вопрошая о своей судьбе?
Он поднялся с сундука.
— Ты попала в яблочко, — буркнул он. — Это и верно, как гадание на костях. Только — для нас всех, а отсюда следует, что решать мы должны сообща.
— Так я и думала, — вздохнула она. — Знаешь, Дебрен? Ты, пожалуй, в глубине души демократ. Не обижайся, но, кажется, немного так.
— Это картина. — Дебрен коснулся серого полотна, растянутого между рейками. Именно так пока что могли рассматривать собравшиеся в гостиной участники совета творение мэтра Роволетто. Они сидели напротив стола и с интересом вглядывались в чародея. Збрхл с кубком на коленях, Ленда с попугаем, Йежин с пятном чего-то маслянистого, поблескивающим словно вольканское земляное масло, [11] замерзшее в бочонках у неудачливого шкипера. И именно Йежин первым откомментировал вступление Дебрена.
11
нефть.
— Наверное, та секретная, которую так стережет Петунка.
Ленда, Збрхл и попугай перевели взгляды на сидящую рядом с Дебреном хозяйку. Петунка демонстративно принялась изучать состояние ногтей.
— Эта картина, — Дебрен сделал нажим на первом слове, — нечто большее, чем кажется. Так что попрошу без глупых комментариев. Есть смысл повесить ее, — он осмотрелся, — вот на тот, скажем, столб.
Они повесили картину. Эффект сказался незамедлительно. Збрхл всосал пиво так, что было слышно по меньшей мере в мойне, Йежин восхищенно пробормотал «Ого-го», а Дроп, хоть и не был канарейкой, засвистел от изумления.
— Голая баба, — бросила Ленда. — Известное дело. Избитый фокус. И не на месте. Такой методой, Дебрен, моральный дух поднимают, когда армии предстоит штурмовать город. А мы…
— Именно такую реакцию я и ожидал. Сиди тихо и слушай. Дискутировать будем потом. Петунка, прошу тебя.
Петунка взялась за кочергу, специально по этому случаю очищенную, но с лавки пока не вставала.
— Дебрен считает, что я должна закончить рассказ о Ледошке и Претокаре. А также о последствиях их пребывания здесь. Это болезненная тема, так что простите, я буду краткой. На чем мы остановились?
— Решали, — напомнил Збрхл, — считать ли Претокара растлителем малолетних или же тринадцатилетнюю княжну — циничной потаскухой. В общем, речь шла о возрасте, а не о практике.
— Спасибо.
— Конечно, в переносном смысле?
— Не прерывай, Збрхл. Нет — в буквальном. Мародеры-разбойники за ним погнались, он потерял бдительность и вместе с жеребцом влетел в топь. И тут бы ему и конец, потому что трудно обороняться, постепенно погружаясь в болото. Но судьба решила иначе. В это время мимо проезжал некий рыцарь из Смойееда. Национальность рыцаря важна, поскольку Претокар еще в ранней молодости слыл заклятым врагом смойеедцев. Выходит, надо считать первой насмешкой судьбы, что именно этот рыцарь, возвращаясь из долгого морвацкого плена, кинулся выручать королевича. А второй насмешкой то, что сделал это по ошибке.
— Хотел спасти коня, а петлю накинул на седока? — пошутила Ленда.
— Седока хотел спасти. Седока. Только мотивы были неверные. В плен-то он попал, когда оба королевства вели войну за Орапиш, издавна принадлежавший Смойееду, хотя орапишцы не без оснований считаются дальними родственниками морваков и разговаривают почти на том же языке. А смойеедцы пользуются таким чудовищным языком, что их во всем Виплане вообще никто понять не может. А поскольку рыцарь был из смойеедцев и староречи не знал, то, направляясь домой, крепко заблудился и свято верил, что крестьяне, которых он спрашивал о дороге, — это уже подданные его короля, орапишские горцы. Ну и у него получалось, что он находится где-то неподалеку от границы, но уже у себя. И мародеров принял за агрессоров.
— Кретин, — высказал свое мнение Збрхл.
— Но патриот, — встала на защиту смойеедца Петунка. — Ибо не глядя на то, что мародеров была куча, он с ходу врезался и разогнал их, получив при этом ранение. Так что королевич чудом уцелел.
— Королевич, не обижайся, тоже кретин, — подхватила вслед за ротмистром Ленда. — Нога повреждена, конь понес. Собственные — во всяком случае, когда-то, — солдаты убить хотят. Смертельный враг по ошибке спасает, а он что? Даже и не думает о совершенно очевидном наборе знамений и едет себе дальше. Сам на неприятности напросился, если кого-то интересует мое мнение.
— Никого не интересует, — заверил Дебрен. — Продолжай, Петунка.
— Но этим вовсе не закончились унижения, заработанные Претокаром в пути. Потому что, правда, избавитель веревку бросил, но и, к удивлению королевича, взгляд стыдливо отвел, глаза рукой прикрыл и вообще манерничал так, что от его жеманства жеребец совсем утонул, хоть и мог бы спастись. Черти знают, во что обошлось бы Претокару такое спасение, но тут наконец подоспела свита, а в свите был переводчик, который перевел объяснения смойеедского рыцаря на человеческий язык.