Где простирается тьма
Шрифт:
Он тяжело дышит. Челюсти плотно сжаты. Тело недвижимо. Он - дикий. Нет, он за гранью дикости. Он обезумел, абсолютно. Я обхватываю себя руками, пытаясь найти достойный ответ. Не знаю, что можно сказать ему. Он никогда не поверит, что я фактически умоляла Хендрикса не причинять ему вреда.
– Я видела его, - шепчу я.
– Это правда.
– Ты, бл*дь, соврала мне!
– кричит он.
– И не только, ты предала меня. Я доверял тебе!
– Нет, не доверял!
– внезапно кричу я в ответ, чувствуя, как по коже бегут мурашки.
– Ты, блин, никогда не доверял мне, Дими. Ни на секунду.
– Я ведь дал
– Телефон, который собирался отнять у меня, как только закончишь бой. Я села в такси только потому, что убегала от тебя, потому что ты предал меня.
Его лицо становится каменным.
– Ты впустила его и делала из меня гребаного дурака.
– Единственный, кто здесь делает из тебя дурака, Димитрий, - говорю я, - это ты. Ты так живешь прошлым, что не можешь вытащить голову из задницы и увидеть будущее.
Он напрягается, и его спина становится прямой, как шомпол.
– Это мое дело и только мое! И никогда не было твоим.
– Тогда какого черта ты забрал меня с собой? Ты сделал это моим делом в тот день, когда выкрал меня из семьи и использовал как пешку в своих дурацких играх. Когда ты думал, я изменю свое мнение о Хендриксе? Ты действительно верил, что я приведу его к тебе? Или что перестану бороться, уверенная, что ты не навредишь ему?
– Именно так я и думал, - скрипит он зубами, - что ты все поняла!
– Я понимаю, - вскрикиваю я срывающимся голосом.
– Я понимаю твою потребность закрыть прошлое, понимаю потребность снова чувствовать себя хорошо. Понимаю, каково это, но чего я не понимаю, так это необходимость разрушить чью-то жизнь, и не одного человека, а двух. Ты разрушишь жизнь и Инди, если причинишь ему вред. Она нежная красивая девушка и любит его. Так задумайся, что забрав у нее Хендрикса, станешь не лучше, чем он!
Он вздрагивает, и его дыхание становится глубже.
– Ты. Ничего. Не. Знаешь. Обо. Мне.
– Я знаю больше, чем ты думаешь!
– кричу я, всплескивая руками.
– Я знаю, что с тобой случилось, Димитрий.
– Нет!
– срывается он на крик.
– Ты знаешь только то, что он тебе сказал. Он рассказал тебе, что они со мной сделали?
– Они избили тебя, я знаю, и мне жаль, но...
– Они, нах*й, изнасиловали меня!
– рявкает он, ударяя кулаком по стене и пробивая в ней дыру. Из раны на руке льется кровь.
– Они повалили меня и один за другим, бл*дь, насиловали меня. Мне было пятнадцать лет. Их было десять человек. Ты нихрена обо мне не знаешь.
Я вздрагиваю и задыхаюсь. Я знала, что у Димитрия были тяжелые времена, знала, что его избили до полусмерти, и догадывалась, что могло иметь место какое-то сексуальное насилие, но десять человек? Я и понятия не имела. Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. У меня руки трясутся, и я прижимаю одну к горлу, пытаясь вздохнуть. Димитрий смотрит на меня, его передергивает всем телом. Он готов разорвать кого-нибудь на части. И этим кем-то, скорее всего, буду я.
– Я… я...
– Что, ты?
– хрипло произносит он чуть громче шепота.
– Никакие твои слова не смогут это исправить. Это вина Хендрикса, что это случилось, и он виноват, что я остался там и должен был справляться с этим сам.
– Ты ошибаешься, - говорю я ломким голосом.
– Это произошло из-за твоей мамы…
– Никогда, бл*дь, не смей говорить о моей матери!
– Я не
– Но ты когда-нибудь, хотя бы на секунду, задумывался, почему Хендрикс сбежал? Он женился на ней очень молодым, а она встряла в какое-то очень серьезное дерьмо. В конце концов, ему пришлось стать преступником в океане, чтобы справиться с проблемами, которые она создала. У него не было выбора: ее жизнь и твоя были в опасности. А потом он узнал, что тебя избили… и…
– Изнасиловали, - рычит он.
– Изнасиловали, бл*дь. Скажи это.
Я сглатываю, не в силах ему ответить. Поэтому продолжаю:
– Он узнал, что тебя избили, и понял, что проблемы не уйдут. Скоро все стало бы еще хуже. Вскоре она поставила бы тебя в такое положение, что тебя бы убили. Он приказал кому-то убрать ее и подонков, вьющихся вокруг тебя тоже. Когда он пришел к тебе в больницу, ты услышал о смерти своей матери, но не узнал всей истории. Ты возненавидел его. Презирал его. Не хочу сказать, что он не должен был остаться и разгрести все это, потому что должен был, но он сделал все то, что сделал, потому что любил тебя.
Он смотрит на меня, просто смотрит. На его лице нет никакого выражения. Я жду, что он обругает меня, скажет, что я лгу, что ошибаюсь, но нет. Он просто проходит мимо меня и исчезает из комнаты. Я громко выдыхаю и опускаюсь на колени, обхватив себя руками. Боже, что я наделала? Я причинила ему боль. Я разбила каждый кусочек взаимоотношений, которые нам удалось создать.
Как мне это исправить?
Я жду полчаса, потом еще. Он не возвращается. Я медленно выхожу из комнаты и направляюсь в спальню, в которой он оставлял меня, когда впервые привез сюда. Коридоры пусты, и, кажется, что вокруг никого нет. Я как раз собиралась войти в комнату, когда услышала звук льющейся воды. Прислушиваюсь и понимаю, что это в комнате Димитрия. Мое сердце вспыхивает, и я ловлю себя на том, что невольно поворачиваюсь на звук.
Димитрий может ненавидеть меня, но мне нужно знать, что он в порядке.
Я тихо открываю дверь и заглядываю в комнату. Вижу свет, идущий из-под двери ванной. Колеблюсь, зная, что на самом деле мне нужно просто повернуть назад. Но не могу. Я должна проверить его. Это я виновата, что он там. Это моя вина, что он сломался. Я подвела его, этому нет оправдания. Добираюсь до двери ванной и берусь за ручку, проглатывая беспокойство, поднимающееся изнутри.
Тихонько открываю дверь и вхожу. Наталкиваюсь на облако пара. Я чувствую, как он оседает на коже, когда я шагаю вглубь. Подхожу ближе и вижу Димитрия, стоящего в душе. Мое сердце разрывается надвое. Он стоит ко мне спиной и абсолютно, и так красиво, обнажен. Он скрестил руки и прижался к стене перед собой, а голову свесил вниз.
Я совершаю самый рискованный поступок в своей жизни.
Я раздеваюсь и захожу в душ. Протягиваю дрожащие пальцы и касаюсь его плеча. Он вздрагивает, но не сильно. Он знал, что я здесь. Димитрий медленно поворачивается, и я чувствую, как колени подгибаются от боли, когда я вижу его лицо. У него красные, стеклянные глаза, он выглядит убитым горем. Он плакал. Не долго, но все же. Для такого человека, как Димитрий, это очень многое.
– Мне так жаль, - шепчу я.
Что еще можно сказать?