Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только

Рябов Андрей

— Ну что ж, идейка не дурна! — Евгений Робертович довольно щурился. — Только здесь нужно внимательно следить за воплощением.

— Мы будем стараться! И я, и Хамасюк, и Близнецова! Не подведём, Евгений Робертович!

Ольгерд Юльевич подался вперёд всем телом и преданно ел глазами Самурайского. Только что начальник таможни одобрил его идею по поводу победы над белореченскими. Она состояла в следующем. На День здоровья закупается огромное количество спиртного. В виде дружеского подарка спиртное подсовывается слабым на алкоголь белореченцам, те нажираются и проигрывают все эстафеты с волейболами вчистую. Местный таможенный технарь Коля Блятко снимает на видеокамеру пьяные толпы белореченских вперемешку с недоуменными красивыми лицами

трезвых краснобубенцев. Письменный отчёт вместе с видеокомпроматом ложится на стол Петра Константиновича Дуплоноженко и всё! Аллес! Самурайскому — почёт, начальнику Белореченской таможни Кухарькову — конец карьеры! Кухарьков, как потенциальный конкурент, был особенно ненавистен Евгению Робертовичу, поэтому мысль об унижении врага показалась ему наиболее приятной.

— Действуйте! — благословил Яануса Самурайский. — Приобретайте водку. Думаю, ящиков десять будет в самый раз!

— Лучше пятнадцать! — поддал жару Ольгерд Юльевич. — Или двадцать!

— Пусть будет двадцать! — великодушно разрешил начальник таможни.

Ольгерд Юльевич понимающе захихикал:

— Деньги прикажете в бухгалтерии получить?

— Что? — Самурайский с лёгким недоумением взглянул на своего зама. — Какие деньги?

— Э-э-э… — проблеял Ольгерд Юльевич. — Я просто так спросил… Случайно…

— Можешь идти! — отчеканил Евгений Робертович. — Не задерживаю!

— Короче, — часом позже Ольгерд Юльевич, лицемерно вздыхая, рассказывал Хамасюку. — Я его спрашиваю, откуда деньги брать на спиртное? В бухгалтерии? А он — в какой ещё, мать-перемать, бухгалтерии! За всё платит Хамасюк! Я, понятное дело, весь в удивлении! Говорю, как Хамасюк?

— Да, как Хамасюк? — эхом отозвался Никита Антонович.

— Вот я и говорю! — расчувствовался Яанус. — А он слышать не хочет! За «Джоконду» пускай ответит, кричит! Пускай, мол, свой косяк заглаживает!

— Двадцать ящиков водки! — возмутился Хамасюк. — Я всю таможню поить должен? Ну, нет! Сейчас пойду к Самурайскому! Пусть объяснится!

— Не советую, — узкий лоб Ольгерда Юльевича прорезали глубокие морщины. — Вот по-дружески не советую, Никита Антоныч! Шеф злой как собака! Не помнишь, говорит, когда у Хамасюка контракт заканчивается? Нового контракта может и не быть!

Услышав про контракт, Хамасюк моментально сдулся. Он покряхтел, бесцельно похлопал себя по карманам, звучно сморкнулся в несвежий носовой платок:

— Ольгерд Юльевич, не знаешь, где водку можно подешевле взять?..

Выезд в Белореченск запланировали на выходные. Утром в субботу перед зданием Краснобубенской таможни, поскрипывая от старости, затормозили два видавших виды «ЛиАЗА». Собравшийся к указанному времени народ засуетился, высматривая места получше. Отдельно от всех торчал надутый, словно хомяк, Никита Антонович. Он бдительно охранял двадцать ящиков со стратегическим тайным оружием против белореченских, сиречь, с водкой.

— День здоровья обещает запомниться бурным весельем! — заметил проходивший мимо инспектор Зайцев.

— Это, б… уже не День здоровья, — отозвался его коллега по пассажирскому отделу Глеб Красота. — Это День потери здоровья!

Глеб был известен в таможне высоким ростом, любовью ко всем женщинам без учёта возраста и социального статуса, а также редкой способностью высказывать свои мысли с минимальным использованием нормативной лексики.

— Давайте, проходите! — неприязненно пробурчал Никита Антонович. — Не про вашу честь!

— Да не больно-то и надо! — Зайцев помахал перед носом Хамасюка полиэтиленовым пакетом. В пакете соблазнительно зазвенело.

— Ух-ты, ё… твою мать, б… на х…! — выразил своё восхищение Красота.

— Так и я про то же! — согласился Зайцев. — Пойдём, нам Блятко места занял!

У облупившегося таможенного крыльца, бросая друг на друга недружелюбные взгляды, дежурили начальник пассажирского отдела Михаил Владимирович Гагаев и его новый заместитель Ленинид Агафонович Исикевич. Предыдущего гагаевского зама,

Гришу Заблудилова, из таможни выгнали с «волчьим билетом». В приказе об увольнении красовалась следующая формулировка: «Уволить в связи с потерей человеческого облика во время проведения мероприятия государственной важности». Ленинида же Агафоновича прислали из управления. Для него сей шаг выглядел явным понижением. В чём-то там Ленинид Агафонович проштрафился. Не сильно, но достаточно для обидного перевода. Впрочем, Исикевич, несмотря на свою относительную молодость (ему ещё не стукнуло и сорока), считался опытным аппаратным бойцом. Отлично осознавая, что вернуться в управление ему может помочь только Самурайский, он с первого дня службы в Краснобубенске принялся методично искать подходы к м-м-м… пятой точке Евгения Робертовича. И здесь наш аппаратчик, к своему неудовольствию, обнаружил, что место главного подхалима на таможне давно занято Михаилом Владимировичем Гагаевым, его непосредственным начальником. Ну, что ж! Вся жизнь — борьба! Гагаев и Исикевич не на шутку сцепились за право находиться в вожделенной близости от босса. Непосредственно о работе, как всегда, никто не помышлял. Кстати, имя Ленинид, означавшее Ленинские идеалы, досталось Исикевичу от папы, неожиданно свихнувшегося в тихие застойные семидесятые на коммунистической идеологии. Сам папа, названный при появлении на свет Агафоном, в зрелом возрасте поменял имя на Марксэнглен (Маркс, Энгельс, Ленин). Дальновидный Ленинид, получая паспорт, оставил себе отчество, указанное в свидетельстве о рождении. Становиться Ленинидом Марксэнглениновичем младший Исикевич наотрез отказался. Впоследствии Исикевич свыкся и с редким именем и даже чуть-чуть негодовал, если кто-нибудь по ошибке называл его Леонидом.

— Что вы здесь прохлаждаетесь, Ленинид Агафонович? — едко проговорил Гагаев. — Шли бы в автобус. А то мест не хватит!

— Успеется! — фальшиво заулыбался Исикевич. — Воздухом подышу. А вот вы идите, Михаил Владимирович, не ждите меня.

— Видите ли, Ленинид Агафонович… — Гагаев осёкся. Входные двери распахнулись, на крыльце появился Евгений Робертович. Полнеющие телеса его были обтянуты синим спортивным костюмом «Nike», на ногах белели новенькие кроссовки. Сзади, слегка согнувшись, следовал Яанус, облачённый в старые джинсы, ветровку и любимую бейсболку с надписью «Fuck me, if you want!». Гагаев с Исикевичем, вытянув шеи и вытаращив глаза, одновременно стартовали к Евгению Робертовичу. Столкнувшись прямо перед ним, они устроили локальную давку из двух человек. Евгений Робертович, засмотревшись на борьбу нанайских мальчиков, зазевался, поставил царственную ножку мимо ступеньки, повисел мгновение в воздухе и камнем полетел вниз. В каких-то миллиметрах от асфальта его успели-таки подхватить переплетённые руки Гагаева-Исикевича. Сзади, охая, подскочил Яанус.

— Да идите вы к лешему! — отпихивая от себя всё многообразие рук подчинённых, рявкнул Самурайский. — Из-за вас чуть кости не переломал!

Гагаев с возмущением глянул на Исикевича. Ленинид Агафонович ответил орлиным взором полным негодования.

Меж тем «ЛиАЗы» набивались желающими оздоровиться сотрудниками таможни. Лишь первые пять мест в головном автобусе оставались свободными. Там и обосновались Самурайский, Яанус, Близнецова, Хамасюк и начальник грузового отдела Дорожаев. Задержавшимся у входа в салон Гагаеву и Исикевичу свободных сидений не хватило.

— В другом автобусе я видел свободные места, — пожалел их Сёма Пензюшкин.

Друзья-враги посмотрели на оперативника как на тяжелобольного человека. Лучше стоять всю дорогу рядом с шефом, чем сидеть вдали от него, в другом автобусе!

— Поехали! — пошутил Евгений, Робертович, подражая Юрию Гагарину. Окружающие угодливо засмеялись. Дольше всех дёргался в конвульсиях уцепившийся за алюминиевую скобу-держалку Исикевич. Евгений Робертович подарил ему благосклонный взгляд. Ленинид Агафонович, выпятив живот, смотрелся именинником. Этот раунд он у Гагаева выиграл!