Где зима тебя настигнет
Шрифт:
Теснее, она крепко цеплялась за него. Сильнее притягивала к себе. Жестче, она концентрировалась на каждом движении его тела, каждом толчке, каждом всполохе удовольствия.
И неизбежна разлука.
Как бы долго он ни был с ней, он всегда уходил, забирая с собой частицу ее сердца, разлука была проклятьем, как их встреча – благословением. Он был прекрасным лунным светом, вырвавшимся из–за туч, спокойной летней ночью – в череде бурь, теплом в разгар арктической зимы.
Он – последний глоток
И слезы. С глаз прокатились слезы.
Останься со мной, – умоляла она. Хоть раз. Не уходи...
И впервые за долгие годы он остановился и посмотрел ей в глаза.
Его рука дрожала, когда он смахнул темные кудри с ее лица.
Он промолчал, и тишина стала ответом.
Для них не было разницы между «никогда» и «всегда». Они зависли между известным и неизвестным, между определенностью и бесконечностью, доказывая, что любовь была связующей нитью, но также она была и натяжной проволокой, которая не могла повлиять на расстояние, что неизбежно приходило вместе со смертью.
В тишине, ее сердце умирало.
Снова...
...всегда.
Тэрэза, неизвестно чья дочь, запустила руку в свою дешевую сумочку, отталкивая с дороги кошелек, упаковку «Клинексов» и расческу. На дне дребезжала мелочь, давая ей надежду. Но ключей все равно не было.
Боже, она была выжата как лимон, к тому же спешила. Из–за проклятого сна она будто и не спала вовсе, а когда вырвалась из этого безумия, то обнаружила слезы на щеках. Сколько лет над ней издевается подсознание?
Сколько она себя помнила. Это было еще до того, как с семьей случилась беда...
Вдоль по коридору послышался приглушенный крик и треск разбившейся лампы... или это снова тарелки? Тэрэза вскинула голову. Дверь в ее однокомнатную квартиру была стандартного размера в части высоты и ширины, но толщина подкачала. Хотя учитывая контингент, проживающий в этой дыре? Ей нужна дверь толщиной с фут и, наверное, огнестойкая.
Возвращаясь к поискам ключей. В сумке их точно не было, и благодаря сну она проспала будильник, и сейчас опаздывала на работу. Но она должна их найти. И, да ладно, нужно обыскать всего три сотни квадратных футов, максимум. И это с ванной и кухонным гарнитуром. К тому же она была педантом в части уборки. Ничего серьезного.
Подняв подушки с потрепанного дивана, Тэрэза проверила все углы и стряхнула покрывала со шкафа–кровати, старательно избегая смотреть на часы. Ей не нужно подтверждение тому, что она опаздывала, чертовски опаздывала. Она час назад должна была заступить на смену в «Сале». Нельзя было упустить это место.
Может, ей стоит пить «Эмбиен» [7] или что–то еще. Даже если отбросить непрекращающиеся и мучающие ее сны, в этом пансионе шум стоял круглые сутки. Если кто–то из съемщиков не кричал на своего сожителя или соседа по этажу, то они либо бросали легко бьющиеся вещи, либо передвигались по комнате в тапочках из бетона, либо что–нибудь сжигали на плите.
7
Снотворное.
Закрыв
– Ключи...
Сердце гулко забилось, когда соседи опять что–то разбили, в этот раз сверху.
Ей следовало согласиться на переезд. Но она не хотела ничьей благотворительности, а ее денег не хватит даже с работой официантки. Нужно искать место получше или нарабатывать больше чаевых.
Когда зазвонил телефон, Тэрэза выругалась, подумывая о том, чтобы отправить своего менеджера Энцо в голосовую почту. Больше некому звонить. Она использовала дешевый телефон только для заполнения анкет на собеседованиях. Другой, с которого она когда–то звонила семье, был выключен.
Напоминание о том, насколько скудно она жила, точнее выживала, заставило ее спешно достать телефон из сумки и прокашляться.
– Привет, – ответила она радостным голосом. – Я дико извиняюсь... да, да. Я знаю. Конечно. Нет, нет, я буду. Да. Спасибо.
Завершив звонок, Тэрэза сглотнула ком, чувствуя головокружение. Чувствуя, что она отстает, и дело не только в ключах, а в жизни в целом, Тэрэза словно потеряла управление над автомобилем, который занесло на льду и вело по направлению к аварии, которая закончится ее смертью. Ничего не работало. Эти ужасные условия жизни. Чистый лист, который она перевернула, приехав в Колдвелл. И сейчас даже работа, которая ей так нужна.
В отличие от людей, у вампиров не было правоохранительных органов и системы социальной защиты. Здравоохранения. Организованных благотворительных фондов. Если она не сможет справиться сама, то окажется на улице, потому что в Мичиган, где она выросла, она точно не вернется, ведь там у нее не было родных. Те люди, что называли себя ее мамэн, отцом и братом, оказались чужими, и она выяснила это по чистой случайности.
Ну да, то, что ее бросили младенцем, а потом усыновили, можно было и обсудить за Первой Трапезой, коих было тысячи. Или Последней. Во время семейных советов. Или праздников. Но... нет. Ничего. Все знали, что она родилась в другой семье, все, кроме нее.
Чувствуя очередную волну головокружения, Тэрэза подошла к минихолодильнику, чтобы сделать глоток яблочного сока.
Нашла ключи.
– Паскудники, – пробормотала Тэрэза, запустив руку в морозилку.
Холодный металл с зазубринами лег в ее руку, и к глазам подступили слезы, когда она сжала связку.
Будучи вампиром, она могла запереть замок усилием мысли. Не проблема. Ей не нужен ключ для этого, а остальные жильцы были слишком заняты собственными драмами, чтобы обратить внимание на то, что ее дверь закрылась сама по себе. Но было кое–что важнее ключа, который ей выдали при подписании договора на эти четыре стены и потолок.
Раскрыв ладонь, Тэрэза посмотрела на другой ключ. Тот, что открывал замки на парадной двери и черном входе дома, в котором она выросла.
Члены расы не могли открыть медный замок усилием мысли. Такие замки служили первой линией системы безопасности, когда в доме полно людей и ценных вещей. Твоих людей и твоих вещей. Важных и дорогих тебе.