Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

— Интеллигентно выгоняешь?

— Тебя не выгонишь. Я в дверь Мантурова выталкиваю, а он щемится в окно.

Ты, как банный лист, приклеившийся к моей… И к Тонькиной некрупной, но упругой заднице, которую я все-таки пощупал тогда, когда всем телом прижимал ее к стене.

— И на том спасибо, — вздыхает, но рассиживается на стуле и не торопится с отрывом, чтобы направиться в свой кабинет и нацепить какую-нибудь цигейку на свой спортивный торс.

— Егор? — с вешалки снимаю свою куртку. — Я уже все…

— Ты не будешь возражать, если я буду встречаться с Нией? Петь? Серьезные отношения. М? Что ты скажешь,

старичок?

Еще раз можно повторить вопрос? Ему нужно мое разрешение? С каких-таких пор я выступаю в роли человека, который выписывает заинтересованным мудилам разрешающие мандаты на свидания с девицами, к которым не имею никакого отношения — ни родственного, ни персонального или личного на правах бывшего, например, козла.

— Что она говорит? Ты спрашивал у нее, как у непосредственного лица? Предлагал что-то подобное? Если нет, то у Тузика сначала поинтересуйся. Такой вот бесплатный от меня совет.

— У нее кто-то есть? — как будто мои вопросы он не слышит, зато выстреливает вверх свои.

А я все же, блядь, дожился! Это так теперь всегда будет? Такое изощренное проклятие? Мое наказание на всю оставшуюся жизнь?

— Не докладывает об этом. Идем? — подхожу к двери, открываю полотно и, согнув в локте одну руку, второй придерживая дверную ручку, указываю направление на выход раскинувшемуся на клиентском месте горе-адвокату и уставившемуся в картину над моим рабочим местом как будто мертвым взглядом. — Егорыч?

— Просто, если она занята, а со мной встречается из жалости или, например, в силу какой-то там обязанности или…

— Я ее об этом попросил, например? Ты сейчас в эту сторону ведешь, старик? — через зубы говорю. — Не находишь, что это мерзко слышится, а не то что осознается, ощущается или даже выполняется? Какого хрена…

— Если у Нии есть мужчина, я не стану влезать, становиться между, корчить рокового мачо, который…

— Я не знаю, не знаю ничего о ее личной жизни. Мы друзья и…

Только? Я ведь лапал ее, гладил, щупал маленькие холодные ягодицы и нагло запустил тогда свою горячую руку ей между ног, коснулся гладких половых губ, затем каждую складку прищипнул и продвинулся еще немного дальше… Смирнова взвизгнула, но расслабилась и шумно-шумно задышала в мою шею:

«Велиховчи-и-и-и-к…».

«Что вы тут делаете? Ой! Извините-е-е-е, пожалуйста-а-а…» — и Кира, мать твою, недалекая тварь такая, своим визитом обломала наш со Смирновой только начинающийся кайф.

Ния пронзительно закричала и, сильно сжавшись, быстро спряталась на моей груди. Я тут же скорчил недовольную рожу и глухо зарычал ей в темя, словно бешеную уговорами поучал:

«Заткнись, Антония! Какого черта? Ничего такого… Бывает. Подумаешь…»

Потом мне пришлось повернуться к незваной гостье спиной и, поскрипывая зубами, жестким тоном произнести, демонстрируя этой Кире свой зад и злобный профиль:

«Чего тебе? Выйди! У Антонии истерика, она упала с лестницы и ушиблась… Как ты, Тонечка?».

«Спасибо, со мной все хорошо» — шмыгая носом, дергая мою рубашку, расстегивая и застегивая воротниковую пуговицу, ответила мне тогда.

«Тонечка, магазин можно закрывать?» — простой вопрос — простое действие.

Она шпионила за нами или у девочки определенные проблемы с принятием простых решений? Хм-хм! Тогда ей Мантуров стопудово бы подошел. Два

неуверенных болвана. Один выпрашивает разрешение на свиданки с шавкой, а вторая по часам не ориентируется и ждет властной отмашки на то, что можно выполнить без определенного толчка или шлепка по ягодицам. Если время подошло, то табличка с надписью «Открыто» меняет сторону, а приставка в слове — назначение и направление. Что тут непонятного? Но, увы…

— Мы друзья, старик, — глубоко вздохнув, еще раз подтверждаю то, что несколько минут назад сказал.

— Она живет у тебя…

— Снимает угол, Егор. Я по старой дружбе и давнему знакомству помогаю ей с поиском отдельной квартиры.

— Она не ладит с собственной семьей? — он, наконец-то, покидает свое место и идет ко мне.

— Наоборот. Там хорошая семья и великолепные отношения, просто…

— Ния ведь ночует у тебя…

Мне бы это расценить, как комплимент и зависть друга, но настроение, видимо, не располагает, а в его голосе я слышу нотки сожаления и даже злости. Мантуров злится, ему не по себе от осознания того, что я мог бы, например, сотворить с Тузиком, будь на то моя свободная воля и чистая карточка. Мы давно друг друга знаем, Егорыч в курсе, что с женским полом у меня проблем никогда не было, а я еще очень осторожно надеюсь, что и в ближайшем будущем не будет. Сейчас, конечно же, некоторые неувязки с половыми отношениями определенно есть.

— Егор, — смотрю в его глаза, которые он, как сканер, направляет на меня, — не надо…

— Где она спит?

На моей кровати! Хотя теперь напрашивается другой вопрос:

«А где в это время сплю я?».

— Я не встречаюсь с Антонией и не намерен этого делать. Клясться надо? — отпускаю дверную ручку и поднимаю правую, как на грех, руку.

— Я не прошу. Но…

— Она съедет, Мантуров, когда посмотрит помещение и подпишет договор.

— Я бы мог помочь, — выходит из моего кабинета и останавливается, сделав всего один шаг от порога. — Не возражаешь?

— У нас уже есть варианты, дело только за Нией. Если ей подойдет и все устроит, то ты мог бы вещи ее перевезти. Кстати, чтобы тебе еще спокойнее было, ее шмоток в моем доме тоже нет…

Кроме нижнего белья, которое она старательно, но безуспешно прячет от меня. Я замечал маленькие кружевные трусики на полотенцесушителе, пару раз трогал их, растягивая резинку между своих указательных пальцев. Они, как кукольные, ей-богу! Смирнова не крупная женщина, конечно, но нижнее белье уж очень аккуратное и жутко миниатюрное. Лифчик, который она швырнула мне в лицо, когда впервые укладывалась в мою кровать, я не забуду никогда. Потом, собирая ее жалкие пожитки в мусорный пакет, я раскрутил на своей кисти это средство для ношения женских прелестей и пару раз нечаянно самолично отхлестал себя по щекам эластичными бретельками с красивой серебристой нитью в качестве декора. Вот и все, чем я могу похвастать. Так что, да! Мы соседствуем, но, как старший брат и младшая сестра. Я не ведусь на провокации, которая она организует, а Тузик не сдается и по-дурному пыжится в бессмысленных попытках доказать своим «собратьям», что сможет Петю Велихова уложить на лопатки и, заскочив на мои чресла — как задушевно выражается моя мама, когда описывает пошлый трах своих героев — попрыгать на члене, который на эту щелку никогда не встанет…