Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Ты… — отец щелкает пальцами у меня перед носом и следит за реакцией того, кого уже битых полчаса в этом кабинете распекает. — Ты…
— Не напирай на меня, пожалуйста, — хриплю, скулю, шепчу, сильно растянув губы и сведя вместе зубы, полируя кончик своего языка о внутреннюю эмаль лопаток и резцов, словно я получил непоправимое увечье при встрече с жестокими компрачикосами* в каком-нибудь лесу, когда от бабушки с лукошком уходил, передав старушечке привет от родителей, ее детей, духовыми пирожками, например, с картошкой.
Сейчас я… Велихов Гуинплен*!
Но
— Что происходит? Поговорим? У тебя проблемы? В молчанку играть надумал? Петр?
— Все очень хорошо.
— Неудовлетворительный ответ. Что случилось?
— Какой есть! Ничего не случилось.
Отворачиваюсь от него и несколько секунд таращусь, не моргая, в панорамное окно в кабинете босса, который намерен меня уволить или, что будет гораздо проще, во сто крат эффективнее или рентабельнее с экономической точки зрения, собственными руками, почти по-гоголевски, придушить.
— Ничего, ничего, ничего, — повторяю, отталкиваюсь мягко и отрываю от сидения свой зад. — Я могу…
— Идти, по всей видимости? Я правильно закончил твою мысль?
— Что-то еще? — ухмыляюсь, опускаю голову и исподлобья рассматриваю своего отца. — Все и так понятно. Я не приношу доход в бюджет, в твою компанию, а стало быть…
— Возможно, ужин в кругу семьи тебе поможет. Сегодня, м? Чего с этим тянуть? Что скажешь, Велихов?
— Решил заручиться поддержкой матери? Добавить любви и нежности в юридический салат? Такое легкое капрезе по-велиховски? Мама в курсе, что ты планируешь еще одного едока? Я вообще салаты не люблю…
— Перестань язвить. Тем более, когда говоришь о маме. Ну? Что скажешь? Возражения?
Отнюдь! Я привык вообще не возражать. Только вот обсуждали с ним мою профессиональную непригодность, недалекую стратегию и не производящую финансовый выхлоп тактику. «Не возражаю» — не потому, что не умею, а потому что…
«Бля-я-я-я! Я так устал» — прикрыв глаза, про себя громко выдыхаю.
По-моему, сегодня пятница! А это значит, что согласно расписанию намечается обычная вечерняя смена за прилавком в «Шоколаднице». Там я и поужинаю, и развлекусь, если настроение хозяйки это мне позволит. Спокойно объяснюсь с Антонией и… Помирюсь с непримиримым другом, с которым не так давно очень неспокойную ночь провел.
— Егор встречается с Тосиком? — отец кивает в стеклянную прозрачную стену своего кабинета, тем самым заставляя меня взглянуть в том же направлении, в котором сейчас замерли его слегка прищуренные глаза. — Ты знал? Вот это да! Как так вышло? Они что, знакомы? Это… Ничего не добавишь? Я, бл, удивлен, если честно. Какая-то игра, сын? Очередное детское слабо, да?
А что я должен на это все сказать?
Да — они встречаются!
Да — я знаю, прекрасно понимаю, отдаю себе отчет и даже ясно вижу — я ведь не слепой.
Да — так вышло и так бывает!
Да — это я их познакомил! Собственными руками свел и дал добро на отношения. Почти благословил! Так же это называется? Выступил посредником или глупой
С открытым ртом Смирнова разглядывает длинный коридор конторы, по которому проходит, схватившись за руку Егора, словно за живой спасательный круг. Боится, что ли? Безграмотная недоумевает от масштаба предприятия? Меня, пожалуй, ищет? Или предвкушает неприятную встречу, когда я выскочу, как черт из табакерки, с намерением тупо испугать ее?
«Я ведь не выдам тебя… Такого в планах вообще нет. Не выдам, не выдам, стерва… Все кончено?» — гоняю по черепной коробке дурную мысль.
Всего четырнадцать дней, как она сказала:
«Отлично! Ну-у-у… Пока, Пиноккио! Я позвоню, как…».
«Писька засвербит?» — плюнул ей в красивое лицо и получил еще одну затрещину, каждую из которых я получаю от эмоционального и драчливого Тоника, словно заслуженный кэшбек, после осуществления очередной денежной транзакции — при покупке кофе в картонном стаканчике, например.
Шваль! Потаскуха гребаная! И месяца, бля, не прошло, как она уже вертит новую жертву на своем тощем вертеле. Мы разве с ней закончили? Не помню, чтобы отдавал приказ на остановку кампании в связи, как вполне возможный вариант, с исчерпанием бюджета или недостаточным прогревом аудитории, приготовившейся вкушать все, что мы намерены навешать им на нос и уши при нашем представлении.
«Игра еще идет, Антония. Твой фортель с Мантуровым я запросто переживу. Если глупостей с мальчиком не натворишь, то все забуду и прощу» — про себя в своей башке кричу.
Дешевый трюк и неудачная попытка девки вызвать мою ревность. Так ведь это называется? Или я путаю понятия? Я цельная личность с адекватной самооценкой и разумным чувством собственного достоинства. Такими дешевыми фокусами меня не напугать и не сбить настрой. Я не ревную, не ревную, не ревную… Просто охренительно противно за этой скучной и дешевой картинкой наблюдать. Она чего-то добивается? Желает еще что-то мне доказать…
Она сама! Сама ко мне залезла в душевую кабину в тот чертов вечер. Помню, как, уперевшись ладонями в кафельную плитку, стоял под теплыми струями воды, открыв свой рот и по-собачьи высунув язык. Лишь на одну секунду прикрыл глаза, как тут же почувствовал, что в тесном и прозрачном из-за плексигласа помещении больше не один.
«Не поворачивайся!» — по-детски крякнула Антония. — «Петруччио смотри перед собой! Ну!».
«Что случилось?» — таращась на водяные брызги, отскакивающие от моей башки, я задал ей простой вопрос.