Ген Огинского
Шрифт:
Брак Хонораты оказался непродолжительным и скоро распался. Причиной, вероятно, послужил горячий и пылкий юноша, приехавший в Варшаву из Ойцува в поисках карьеры. Его звали Теофил Залуский, ему принадлежали особняк на Старомястской площади № 58 в Варшаве и ряд поместий на юге страны. В 1784 году Теофил женился на Хонорате и со своей женой возвратился в Ойцов.
Прекрасную музыку можно было услышать в Литве: там музыкальные традиции были гораздо богаче, чем в королевской Польше. В Слониме у князя Михала Казимира Огинского, великого гетмана литовского и дальнего родственника Огинских из Гузова, была, пожалуй, самая просвещенная музыкальная сцена во всем объединенном польско-литовском государстве.
Михал Казимир родился в Варшаве в 1728 году и провел юность во Франции при дворе Станислава Лещинского, одно время бывшего королем Речи Посполитой. Михал Казимир научился играть на скрипке, кларнете и арфе, для педального механизма которой он, используя свое инженерное образование, придумал некоторые технические усовершенствования, а
Период между 1771 и 1788 годами был золотым временем для музыки и театра в Слониме. В своем частновладельческом оперном театре Михал Казимир создал две оперные труппы: одну польскую и одну итальянскую, дополнил их балетной школой и постоянным оркестром, а также основал школу для местных детей, для которых он писал или ставил пьесы: постановка «Пигмалиона» Руссо на французском языке этому примером. Первая написанная Михалом Казимиром опера называлась «Брошенные дети», потом он создал оперы «Изменившийся философ», «Положение сословий», «Елисейские поля», «Цыгане» и «Силы мира». В 1765 году Михал Казимир написал балет в ознаменование первой годовщины коронации Станислава Августа. Писал также песни и клавирную музыку; полонезы и мазурки как два главных танца, лежащие в основе польской музыкальной культуры, занимали в его сочинениях особое место.
Вершиной инженерного таланта Михала Казимира явилось строительство канала Огинского, соединившего водные системы рек Припяти и Немана на участке между Слонимом и Пинском и, таким образом, связавшего Балтийское море с Черным. Кроме того, он был человеком действия: в 1771 году, отложив в сторону хлопоты о своем оперном театре, вступил в Барскую конфедерацию и участвовал в сражении против русских отрядов Суворова. Когда конфедераты были окончательно разгромлены, он после нескольких лет, проведенных за границей, вернулся в Слоним, дабы продолжать начатые дела. После 1788 года, по мере того как ситуация в Речи Посполитой все более ухудшалась, магнаты, в том числе Михал Казимир Огинский, поняли окончательно, что надежды на лучшее завтра нет. Он умер в Варшаве в 1800 году значительно обедневшим.
Годы, ушедшие на формирование его личности, Михал Клеофас нередко проводил в путешествиях по Речи Посполитой, посещая родственников и других магнатов. Кроме Варшавы, отец часто возил его в Вильно, где Огинским принадлежал дворец, и в близлежащие поместья в Троках и Ошмянах. Не исключено, что он посетил Слоним и Несвиж, где перед ним предстала возможность наслаждаться лучшей музыкой Литвы. Благодаря стараниям Ролея у него стала развиваться неутолимая жажда ко всем видам изящного искусства и музыки, он не переставал восхищаться архитектурными, живописными, скульптурными работами – в основном это были заслуги итальянских мастеров – которыми изобиловали замки и дворцы Великого Княжества.
К 15–16 годам Михал Клеофас превратился в страстного читателя, и Ролею пришлось нанять учителей по таким предметам, как классические языки, математика, политическая и экономическая теория. Юноша охотно взялся за латынь и прочитал в оригинале Цицерона, Тацита, Вергилия, Горация, Овидия, Катулла и Ювенала. На французском языке он перечитал почти все, что могла предложить эпоха Просвещения, особенно Руссо и Вольтера; сочинения братьев Мэйбли пробудили у него интерес к новому мышлению в политике и экономике, хотя, как ни парадоксально, в математике молодой человек не был силен, как утверждал его наставник по этому предмету бывший иезуитский священник аббат Роде. Благодаря Роде Михал Клеофас глубоко вник во все, что связано с Италией, особенно с Флоренцией, ему открылся мир нумизматики, он научился тщательно исследовать прошлое. Такая любовь к истории подтолкнула его к изучению трудов Уильяма Робертсона и Эдварда Гиббона, что позволило глубже понять историю Великобритании, «составного» государства, напоминавшего его собственное: в оси Англия – Шотландия ему виделась двойственность, присущая польско-литовскому государству. Это, в свою очередь, подтолкнуло Михала Клеофаса к изучению права, и к 16 годам он стал в нем разбираться, как настоящий эксперт. К тому времени молодой Огинский просиживал до шестнадцати часов в день, углубившись в книги, изучая карты и излагая свои мысли на бумаге.
Михал Клеофас Огинский. Художник Й. Грасси
С «Божественной комедией» Данте его познакомил королевский библиотекарь и наставник сводного брата Феликса, Ян Альбертранди. Два подростка, Михал Клеофас и Феликс, очень сдружились, их братская дружба становилась крепче день ото дня, им приятно было обмениваться идеями и знаниями, которые они почерпнули у своих наставников.
В 1782 году, совершая концертное турне по Европе, до выступления в Петербурге побывал в Варшаве Джованни Джорновики. Его пригласили дать несколько уроков Михалу Клеофасу. Место и дата рождения, происхождение скрипача являлись предметом споров. Он родился то ли в Палермо, то ли на борту корабля, пришвартованного в венецианском порту Рагусы – нынешний хорватский Дубровник – не то в 1735 году, не то в 1745-м. Есть предположение, что по происхождению
В 1783 году умер дедушка Тадеуш Огинский. Здоровье Андрея тоже стало ухудшаться, и на следующий год он был слишком нездоров, чтобы участвовать в заседаниях сейма. Андрей внимательно и с гордостью смотрел на своего сына – некогда толстоватого, застенчивого и неуклюжего малыша, которому так не хватало грациозности и обаяния. Сейчас перед ним был стройный – если не высокий, – красивый, темноволосый и обходительный восемнадцатилетний юноша, высокообразованный, бегло говорящий на нескольких языках, анархичный, но сострадательный, с бесовским огоньком в карих глазах, и казалось, весь мир лежит у ног его. Андрей Огинский решил, что пришло время окрестить сына в огне польской политики.
Михал Клеофас отправится в сейм как представитель своего отца.
Глава 3
Польская революция
На Варшавском сейме 1784 года, как и на многих предыдущих сеймах, не требовалось произносить рассудительные политические речи и выдвигать новаторские экономические предложения. Все подробности повестки дня определялись королем и русским послом, а в задачу парламентариев входило лишь единодушное одобрение повестки, сопровождавшееся громкими криками и размахиванием сабель, после чего празднование этого события продолжалось со всей страстностью и несдержанностью, как того требовала традиция. Михал Клеофас приехал на выборы в Троки, где его встречали 500 представителей, кричавших все в один голос: «Да здравствует Огинский!», ошибочно полагая, что он выдвигается на выборах как новый кандидат от Трок. Шесть поколений Огинских участвовали в сеймах и давно заслужили хорошую репутацию в той части Литвы. Рассеять заблуждение было очень нелегко: окружившие Михала Клеофаса депутаты мешали ему сойти с лошади и объяснить, что он приехал лишь представлять своего отца по причине болезни последнего. В конце концов Михалу Клеофасу пришлось, не слишком уж против своей воли, устроить праздничный банкет человек на шестьсот. На этом мероприятии его отец был переизбран в сейм в свое отсутствие.
Через два года Михала Клеофаса самого избрали в сейм и впоследствии назначили членом Комитета польского и литовского казначейства. Кроме того, удалось реализовать одну давнишнюю политическую амбицию, которая не давала ему покоя уже несколько месяцев: отменить вымогательские налоги, налагаемые пруссаками на польские корабли, проплывавшие по Висле на прусском ее участке. После первого раздела Речи Посполитой пруссаки постоянно ворчали, почему города Гданьск и Торунь оставались за Польшей, хотя и располагались на вновь приобретенной Пруссией территории.
Михал Клеофас придерживался левых политических взглядов, естественно, по меркам XVIII века. Свои мысли он открыто излагал в так называемом «Письме к другу» – модном в то время литературном жанре. В «Письме» молодой человек рассуждал о несправедливости некоторых жизненных ситуаций, обращая внимание на аморальный и опасный дисбаланс между неописуемым богатством некоторых магнатов и непреодолимой бедностью крестьян. Он писал о своей любви к природе и открытым сельским ландшафтам, сетовал о печальной участи тех, кто жил и трудился среди таких красот: «Стыдно в такую просвещенную эпоху обращаться так с людьми, нам подобными». Михал Клеофас свободно излагал свои мысли во дворце Огинских, который стал открытым домом «польского Просвещения», как того хотел и чему в свое время способствовал король. Дворец стал местом встреч писателей, драматургов, поэтов, художников, архитекторов и скульпторов, процветавших в сложной декадентской атмосфере Польши времен Станислава Августа. Кроме того, он привлекал радикально настроенных политических мыслителей, проявлявших интерес к якобинскому движению во Франции и Войне за независимость США 1776 года. Многие поляки пересекали Атлантический океан, чтобы сражаться за идеалы независимости; по возвращении они рассказывали о тех событиях и вдохновляли своих слушателей. Слово «революция», которое потрясло, а впоследствии даже расшатало Британскую корону, бросало сейчас в дрожь русскую императрицу Екатерину II, австрийского императора Иосифа II и короля Пруссии Фридриха Вильгельма II, не говоря уже о Людовике XVI во Франции, где этому слову суждено было через некоторое время воплотиться в шокирующую реальность.