Ген поиска
Шрифт:
— Я приеду, — пробормотала я, утыкаясь носом в бокал с вином. — Только ведь все равно никто покупать не станет. Пожалеешь.
— Не пожалею! — Марина протестующе тряхнула светлыми локонами, мило выбивающимися из-под дешевой, но крайне идущей ей шляпки. — Даже если не купят. В конце концов, они мне ничего не стоили. Только их купят, вот увидишь! Драться будут.
Я слабо улыбнулась. Мне хотелось протестовать поувереннее, но на самом деле куда больше хотелось, чтобы Маринин прогноз оправдался. Что бы я ни отдала за это! Увидеть, что твое творчество в самом деле нужно людям, что они готовы платить
— Удивляюсь я тебе, — вздохнула Марина. — Обычно такая бойкая, а тут в себя не веришь! Ты прекрасная художница!
«Эх, — подумала я. — Это ты еще не видела свой свадебный подарок! Наверняка он тебе не понравится, и ты сразу изменишь мнение о моих способностях к творчеству!»
— Ну-ну, — строго проговорил Мурчалов, — не захваливайте мне девочку. А то вскружите ей голову, и она в самом деле решит уйти на вольные хлеба и открыть свою студию. И где я тогда возьму другую помощницу?
Я мрачно подумала, что шеф мог бы найти помощницу и получше меня — даром что ли он столько меня честит. Я и впрямь часто делаю глупости, в последнем деле вот и вовсе из-за своей ошибки провалялась в постели месяц, пока легкое не зажило…
(Марина и Орехов частенько меня навещали, сперва поодиночке, а потом и вместе. Подозреваю, что именно тогда между ними и завязались отношения. Хотя первые семена наверняка были посеяны раньше, еще на пароходе «Терентий Орехов».)
— У Анны множество разнообразных талантов, — улыбнулся в усы Орехов, отвечая на реплику Василия Васильевича. — Однако склонность к головокружению и задиранию носа в их число не входит. Скорее уж наоборот.
Тут уж я совсем покраснела. К счастью, от соседнего стола на нас возмущенно посмотрели — мол, это все же поминки, говорите о покойном, будьте приличнее, — и обсуждение моих талантов и моего возможного будущего как большого художника заглохло, едва начавшись.
Назад мы с Мариной ехали в одном экипаже: шеф разорился на извозчика, а, поскольку Марина жила рядом, нам ничего не стоило ее подвезти. Но о свадьбе больше не говорили: обсуждали больше новый закон «О защите прав генмодов», который собирались принять в городском собрании. И шеф, и Марина его ругали, и им явно было приятно сходиться во мнении. У меня собственного мнения не было, я больше молчала и смотрела в окно.
Как странно… Год назад я понятия не имела, что я тоже генмод, созданный в пробирке в лаборатории. Все вокруг было кристально ясным, четким и понятным. И все мои желания сводились к тому, чтобы стать таким же хорошим сыщиком, как и шеф.
С тех пор я успела не только узнать о своем происхождении, но и смириться с ним, даже прикончить одну из своих создателей. Однако прежняя твердость почвы все не возвращалась. Жило внутри осознание, что на самом деле я не знаю ни себя, ни других. И с каждой неделей, с каждым делом, над которым я помогала шефу работать, мне все яснее становилось: таким же хорошим сыщиком, как шеф, мне не стать. По крайней мере, не удастся воспользоваться его опытом и его сильными
Какой?
Может быть, заняться семейными делами, как Вильгельмина Бонд? Кстати, она после того ареста отошла от дел и купила себе ферму за городом. Или начать плотнее сотрудничать с полицией? Шеф говорил, что есть такие сыщики, которые, по существу, почти внештатные агенты ЦГУП… Правда, для этого нужна совсем другая лицензия, чем у меня. Я лицензирована только как ассистентка. Но вот-вот накопится необходимый минимальный стаж в два года, и можно будет подать заявку на расширение лицензии…
Почему-то эта мысль совсем не вызвала у меня воодушевления.
Тут Марине настал черед выходить. Она порывисто обняла меня, поцеловала в щеку и шепнула на ухо:
— Милая моя, я так счастлива! Хоть и тяжело, конечно!
Я знала, что под «тяжело» она имеет в виду подготовку к свадьбе, отнюдь не безоблачные отношения с будущей свекровью — ха, покажите мне такую невестку, которая способна угодить всемогущей Татьяне Афанасьевне Ореховой, богатейшей купчихе Необходимска! — грядущее открытие собственной школы и еще множество разных причин. Но мне вдруг показалось, что смысл совсем не в этом. А смысл в том, что тяжело, мол, так повернуть свою судьбу, чтобы быть счастливой несмотря ни на что.
И эхом вспомнились слова Соляченковой, которую мы так долго пытались упечь за решетку и наконец упекли (хотя приговор ей в итоге вынесли куда менее строгий, чем должны были): «А вы уверены, что вы на своем месте, деточка?»
Или как там она точно выразилась…
Как мы и договаривались, я поехала в особняк Ореховых, где должна была пройти свадьба, ни свет ни заря. Было уже светло, но розовые лучи рассвета еще только гладили коньки крыш. Я оказалась единственной пассажиркой в трамвае, только кондуктор сонно клевал носом. Это было хорошо: никто не задевал широкий бумажный пакет, который я несла под мышкой, и сам этот пакет никого не задевал.
Мне было немного неловко, что я отправилась в такую рань: а вдруг Марина еще туда не доехала? Может быть, стоило зайти к ней домой…
Но Марина накануне просила меня добираться самой: мол, есть шанс, что Орехов — точнее, она сказала «Ники», потому что она теперь так его звала — заберет ее совсем рано с утра.
«Ну, не в такую же рань…» — подумала я, когда трамвай миновал остановку у Марининого дома.
Однако все же не вышла.
И правильно сделала, как выяснилось.
Когда я добралась до особняка Ореховых и охрана пустила меня за ворота (на сей раз никто не спрашивал о цели моего визита, мне просто вежливо поклонились), я вдруг услышала над головой характерный шум.
Запрокинув голову, я увидела овальное пятно низко летящего аэромобиля — тот уже приземлялся. Я знала, где он сядет: за той живой изгородью, где у Орехова гараж. Наследник кумпанства увлекался полетами и даже приобрел собственный аэромобиль в обход всемогущей Гильдии аэротакси, а на досуге копался в его механизмах.
Вот, видно, и сегодня утром накануне такого большого дня решил немного развеяться.
Улыбнувшись, я перехватила квадратный пакет поудобнее и пошла по знакомой мощеной дорожке, чтобы поздороваться.