Генерал Абакумов. Палач или жертва?
Шрифт:
— Я никуда не уйду, — ответил он, когда предложили отправиться в медсанбат.
— Что ж, оставайтесь, свяжитесь с Городнянским и держитесь! — согласился я.
На командном пункте ждала новая радиограмма от прокурора: «Почему не арестовали Малышева? Примите меры. Препроводите в штаб фронта».
Я ответил: «Малышев ранен, остался в боевых порядках, командует подразделением на берегу Днепра».
Из штаба фронта прибыл за полковником самолет».
Петру Федоровичу Малышеву было тогда сорок три года. Выпускник Военной школы прапорщиков (1917 г.), курсов «Выстрел» (1923 г. и 1930 г.) и Военной академии имени Фрунзе (1935 г.). Был командиром батальона и полка. Богатейший опыт. Однако судьба словно испытывала его на особую
В начале войны полковник Малышев командовал 3-й запасной стрелковой бригадой. Был назначен командиром 64-й стрелковой дивизии, но соединение не принял, так как исполнял обязанности по обороне г. Смоленска. После занятия города противником был арестован во второй раз и до марта 1942 г. находился под следствием. После освобождения за отсутствием состава преступления Малышев получил назначение командиром 288-й стрелковой дивизии. С декабря 1943 г. и до конца войны он командующий 4-й ударной армией. Генерал-лейтенант (1943 г.). С 1959 г. в отставке. Умер в 1972-м.
Но вот прошел месяц, и Матвей Федорович Шкирятов, заместитель председателя Комитета партийного контроля, с помощью Берия и Абакумова завершив расследование, доложил Сталину о более чем двадцати военнослужащих, «изобличенных» в трусости и халатности при выполнении своих обязанностей во время обороны Смоленска. Почти все они были осуждены. Часть ответственности взвалили на генерала Лукина, потому что не смог отстоять город. Особую вину возложили на помощника коменданта Смоленска Бочкарева. Якобы по его команде был взорван мост через Днепр раньше, чем это требовалось обстановкой. Однако генерал Лукин в это время находился в немецком плену, а Бочкарев погиб во время бомбежки.
Было и еще одно интересное продолжение этой истории…
Князь Алексей Щербатов в мае 1945 года объезжал близлежащие районы послевоенной Германии вместе с американским шофером-капралом. Он искал новые материалы, которые могли бы заинтересовать американцев. Однажды по дороге из маленькой баварской деревеньки ему повстречался литовский священник. «Я подошел, объяснил нашу миссию, — вспоминает князь. — Он понимающе кивнул и спросил на немецком:
— Вы знаете этот язык? Будем общаться на нем?
— Да, знаю.
— Вы — явно русский.
— Князь Алексей Щербатов.
— Очень приятно. Я могу вам доверять? У меня в амбаре находится огромный архив Смоленского ГПУ, замаскированный силосом. Документы, вывезенные в конце 43-го года, немцы спрятали, упаковав в ящики. Ко мне уже приезжали советские агенты, я скрыл этот факт, поняв, что они не уверены в точном местонахождении архива. Прошу вас, срочно сообщите об этой находке. Здесь очень важные бумаги, вывезенные Гиммлером. Спасите документы, иначе их уничтожат».
В дальнейшем Щербатову удалось выяснить, что архив был разделен на две части: «Первая — с 1917 по 1936 год — находилась в церкви Св. Петра и Павла. Вторая — с 1937 по июнь 1941 года — в бывшем здании смоленского окружного суда, где размещалось главное управление НКВД. Из Смоленска, окруженного немцами, Красная армия бежала, документы эвакуировать не успели. Партийное руководство дало приказ «архив взорвать и поджечь». К счастью, этого не произошло. Первая часть была спасена, поскольку сотрудник ЧК, фон Энгельгардт, получил приказ, но его не выполнил. Застрелив своего напарника, он сообщил об архиве немцам, вошедшим в город. Благодаря немецким корням, Александра сразу восприняли, как фольксдойча — чистокровного немца, и оставили при архиве до конца войны в Баварии, где и произошла наша первая встреча. Здание управления НКВД с хранившейся там второй частью архива подожгли, но немцы успели потушить огонь, и документы почти не пострадали».
13 декабря 2002
Лжевоинская часть
В Постановлении ГКО № 187СС «О преобразовании органов 3-го Управления в Особые отделы» от 17 июля 1941 года говорилось: «Главной задачей Особых отделов на период войны считать решительную борьбу с шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидацию дезертирства в непосредственно прифронтовой полосе».
В Постановлении ГКО № 3222СС/ОВ с утверждением «Положения о Главном Управлении контрразведки Народного Комиссариата Обороны (СМЕРШ) и его органах на местах» среди задач органов СМЕРШ борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах занимала свое отдельное и особое место. И надо сказать, особисты-контрразведчики справлялись с этой задачей весьма успешно. На сегодняшний день об этом написано множество книг, статей и публикаций. Однако, несмотря на успехи Особых отделов и СМЕРШа в этой борьбе, были там, что называется, и просчеты. А где их не бывает? Вот только этот просчет войдет в нашу историю как не имеющий аналогов. Поэтому на нем следует остановиться подробнее…
Николая Максимовича Павленко война застала в Минске, а уже 27 июня 1941 года мобилизованный воентехник 1-го ранга был назначен на должность помощника инженера 2-го стрелкового корпуса. К слову сказать, воинское звание «воентехник 1 ранга» приравнивалось тогда к воинскому званию «старший лейтенант». Впервые появились они в Красной армии в 1935 году с установлением персональных воинских званий.
Второй стрелковый корпус с начала войны находился в резерве Западного фронта, а затем вошел в состав 13-й армии этого фронта. В корпус входили всего две стрелковые дивизии: 100-я и 161-я. Именно они под командованием генерал-майора А. Н. Ермакова во взаимодействии с 44-м стрелковым корпусом армии, выдвинутые в конце июня 1941 года на рубеж Минского укрепленного района, вели тяжелые оборонительные бои с 3-й танковой группой немецко-фашистских войск. Под ударами превосходящих сил противника соединения 2-го корпуса вынуждены были отойти за р. Березина в район г. Борисов и южнее, а затем за р. Днепр, где закрепились на рубеже Копыев, Нов. Быхов. Например, вот как описывал краткие итоги и выводы из боев за Минск помощник начальника оперативного отдела штаба 2-го стрелкового корпуса капитан Гаран 17 сентября 1941 года: «Бои за Минск в полосе обороны 2-го стрелкового корпуса носили ожесточенный и динамический характер. Противник, пользуясь превосходством в подвижных частях, стремился наносить удары во фланг и тыл частям корпуса. Пехота 100-й и 161-й стрелковых дивизий показала высокую стойкость даже без артиллерии, смело отражая атаки танков, поджигая их. Когда танкам противника удавалось прорваться через позиции нашей пехоты, последняя обрушивалась на пехоту противника, нанося ей огромнейшие потери. Тыловые органы и штабы с первых дней боев начали правильно маскироваться, передвигаться по дорогам мелкими группами, чем уменьшали свои потери. Противотанковая артиллерия, не имея в первый день практики боя с танками противника, понесла значительные потери.
100-я стрелковая дивизия за 27 и 28.6.41 г. потеряла до 45 орудий главным образом противотанковых. Скорострельность противотанковой артиллерии оказалась недостаточной для борьбы с подвижными немецкими танками. Потери пехоты, хотя точных данных собрано не было, были невысокими. Потери от авиационных бомбардировок и пулеметного обстрела с воздуха, несмотря на низкие высоты и абсолютное господство авиации противника, оказались очень незначительными…»
С 10 июля 2-й корпус участвовал в Смоленском сражении, а с 24 июля в составе 13-й армии был включен в состав Центрального, а с 15 августа Брянского фронтов, в составе которых вел оборонительные бои на pp. Сож, Судость и Десна.