Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919

Безугольный Алексей Юрьевич

Большое количество пленных красноармейцев перешло на службу к Бичерахову в Дагестане. Ему сдавались целыми частями, а нередко и открыто переходили на его сторону. Особенно это касалось так называемых военспецов – офицеров, осевших в дагестанских городах и призванных в Красную армию по мобилизации (в расположение Бичерахова перелетело даже два гидроплана, ведомых офицерами)⁴¹⁶.

В случае освобождения от большевиков Терской области мобилизационная база для пополнения Кавказской армии должна была значительно расшириться. Здесь Бичерахов рассчитывал набрать до 5 тыс. пеших войск, 24 сотни казаков, горцев при 32 орудиях, а также вспомогательные подразделения. Всего на эти цели Бичерахов готов был истратить 20 млн рублей⁴¹⁷.

В Кавказскую армию вливались и уже готовые

воинские подразделения. Так, в полном составе в нее по собственной инициативе вошли муганские войска. Большая часть муганских войск продолжала оставаться на месте. В то же время муганский десант участвовал в совместных с англичанами и бичераховцами операциях в Баку и в районе Дербента. Однако здесь, как им представлялось, к ним относились как к «безродным пасынкам» и «безжалостно затыкали на фронте боевые прорывы чужих участков», что «невольно создавало враждебное отношение между нашими муганцами и бичераховским командованием»⁴¹⁸. «Сильно пострадавший и озлобленный» муганский отряд под командованием поручика Фектистова вернулся на родину только после оставления Баку турками в ноябре 1918 г.⁴¹⁹

В то же время со стороны Бичерахова муганцам оказывалась большая помощь офицерскими кадрами, вооружением и транспортом. Кроме того, в Мугань был отправлен необходимый офицерский состав, оказана организационная помощь. Поскольку Мугань была полностью отрезана занявшими Баку турками от остальных бичераховских войск, она готовилась к автономной обороне против турецкого наступления. Считалось, что при полном напряжении Мугань могла выставить до 10 тыс. бойцов, из которых до 1 тыс. конных, 20 орудий, 50 пулеметов, несколько бронеавтомобилей, а также эскадрилью гидропланов и несколько вооруженных катеров⁴²⁰.

Во главе столь значительной силы Бичерахов посчитал необходимым поставить своего человека: в Мугань был отправлен полковник Аветисов, недавний командующий армянскими частями в Баку. Он имел академическое образование и считался хорошим организатором. По воспоминаниям В.А. Добрынина, «он сразу же энергично принялся приводить в порядок хаотическое положение муганских войск. Сразу же приступил к полному переформированию муганских частей, согласно требованиям воинской организации, количественного состава их сил и вооружения. От командиров частей потребовал немедленного представления денежной отчетности и точных списков личного состава. количества вооружения, конского состава и всего казенного имущества»⁴²¹. Невзирая на прежние заслуги, Аветисов менял командный состав.

Ядром бичераховской армии продолжала оставаться казачья конница, с которой он прошел не одну тысячу верст по персидским пустыням. В октябре 1918 г. конница была выделена организационно. В ее состав были включены пять сотен: Запорожская (командир есаул Шапошников), Уманская (командир хорунжий Пономаренко), Кубанская (командир хорунжий Г. Крамаров), Горско-Моздокская (командир поручик Петров), Линейно-Хоперская (командир хорунжий Невольников). В состав конницы был включен также 3-й Муганский эскадрон, укомплектованный защитниками Мугани. Численный состав сотен был неодинаковым. Например, в Кубанской сотне имелось лишь 80 человек, в Уманской – 134 человека, а в Горско-Моздокской – 165 человек. Как уже отмечалось, значительная численность в большинстве сотен, как и в прочих частях, достигалась за счет приема армян. В четырех сотнях (кроме Линейно-Хоперской, сведения о которой обнаружить не удалось) на рубеже сентября и октября числилось 502 человека, из которых 350 человек были казаками⁴²². Остальные являлись в основном солдатами армянской национальности, выполнявшими функции обслуги. Начальником конницы был есаул Гуцунаев.

Политические настроения личного состава новых частей были значительно более левыми, чем у казаков, которых революционные ветры затронули лишь поверхностно. В одном из донесений из бакинской Образцовой бригады говорилось, что «многие инструкторы носят кокарды офицерские и не георгиевские (выделено мной. – А. Б.) ордена. Солдат это немного волнует»⁴²³. Широкое привлечение в войска бывших красноармейцев временами оборачивалось катастрофой. Например, действовавший в октябре – ноябре

на Кизлярском фронте крупный отряд есаула Слесарева, укомплектованный сдавшимися в плен в Дагестане красноармейцами, проявил себя как низко дисциплинированное подразделение; большое количество его бойцов перешло на сторону большевиков⁴²⁴. «Солдаты ходили в огонь, но требовали непрестанного, неусыпного надзора» – так оценивал боевые качества пехотных частей командующий полевыми войсками Кавказской армии полковник Б.В. Никитин⁴²⁵. Во время боев с турками, которые развернулись в октябре – ноябре 1918 г., по свидетельству Никитина, «приходилось посылать для поддержки пехоты по восемь казаков на батальон, иногда по четыре на роту. Они скакали на смерть: редко кто из них возвращался»⁴²⁶. Вообще по сравнению с пехотой «казаки сражались выше всяких похвал», и «артиллерия была прекрасная»⁴²⁷.

Характерна судьба «строгого законника и педанта» полковника Аветисова, задумавшего реорганизовать муганские войска, привыкшие за месяцы революции к «самостийной атаманщине». В.А. Добрынин сообщает, что Аветисов был расстрелян пьяной толпой кавалеристов из только что переформированного им эскадрона. Ведомые своим разжалованным командиром сотником Исаевым, вооруженные люди прибыли к штабу командующего муганскими войсками и потребовали Аветисова на расправу. Полковник Ильяшевич, пытавшийся заступиться за Аветисова, был отодвинут в сторону, а Аветисов, «смело вышедший навстречу озверелым скотам», был изрешечен из револьверов и винтовок⁴²⁸. Преступление было совершено при большом стечении людей, на глазах полковника Ильяшевича и всего его штаба. Преступление было скрыто от Бичерахова, ему было доложено, что Аветисов отправился на службу к англичанам в Персию.

Решение скрыть преступление могло быть принято муганскими диктаторами с целью скрыть собственное бессилие: «Все ужасались, содрогались, но никаких мер против убийц так и не приняли, да и принять не могли, т. к. командование фактически не имело никакой принудительной силы, на которую могло бы опереться..»⁴²⁹

В октябре лично Бичераховым были разработаны знаки различия для чинов Кавказской армии. Все виды и рода войск получили пришивные погоны юнкерского типа с металлическими значками, обозначавшими род оружия. Цвет галунов и просветов на погонах в основном повторял цвета, принятые в Русской императорской армии. Специфически «бичераховскими» были нарукавные нашивки с набранными «наподобие английских вязаных букв П-О-Б, то есть «Партизанский отряд Бичерахова». Кроме нашивок аббревиатуру отряда содержали красные значки для пехоты (заказано было 20 штук), малые флаги для фургонов со снаряжением (50 штук) и малые флаги для санитарных повозок (20 штук)⁴³⁰. Таким образом, отрядная символика была распространена на всю Кавказскую армию. Последняя в то же время имела свой флаг: на желтом фоне черный круг⁴³¹. Очевидно, эта символика должна была занять место примитивного черепа со скрещенными костями – эмблемы отряда периода персидских походов.

«Представитель центральной власти»

3 октября в письме Георгию (в его лице он обращался ко всему терскому казачеству) Лазарь Бичерахов впервые развернуто изложил свои политические взгляды. Сформулированные еще довольно сумбурно, они основывались на нескольких твердых постулатах: союз со странами Антанты, антибольшевизм, «собирание» южных окраин бывшей империи, непредрешенчество до созыва Всероссийского Учредительного собрания. В последующем программа оттачивалась и переформулировалась, но основные ее идеи оставались неизменными.

Собственное положение казалось Бичерахову весьма надежным. Английское командование после замены генерала Денстервилля подтвердило свои обязательства в отношении Бичерахова, что давало надежду на продолжение щедрого финансирования. «Из Багдада прибыл мой старший адъютант с заверением от месопотамского командования, в полной поддержке и помощи мне, – писал он Георгию. – Сейчас начальник штаба месопотамского командования в Казвине прислал ко мне штаб-офицера для переговоров, узнать мои планы и взгляды на дальнейшее, чтобы сообразно им выработать план общих действий. Все это говорит за успех дальнейшей работы…»⁴³²