Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
Шрифт:
— Я все же настаиваю от отходе от Кореневской. Людям нужен отдых. Хоть день-два.
— Сорокин нам его не даст. У него на сегодняшний день двадцать пять тысяч штыков и сабель.
— Тогда мы сядем в оборону, а он пускай ходит в атаки на нас.
— Нам ли садиться в оборону? Без патронов? Без снарядов в неприкосновенном запасе?
— Все равно мы должны выйти из боя, Борис Ильич.
— Тогда, Михаил Гордеевич, я воспользуюсь правом, которое представил мне главнокомандующий.
— Каким правом?
— Как
— Хорошо, я подчиняюсь вам. Когда прикажете вновь поднять батальоны в атаку?
— Завтра утром наши дивизии возобновляют натиск на Кореневскую. С восходом солнца. Остаток ночи — на отдых людям..
…Атаки белых 17 июля натолкнулись на необыкновенно жесткие контрудары красных. Когда дело доходило до рукопашных схваток, то ярость в них не знала предела.
Казалось, что и этот день пройдет в бесплодном штурме. Однако днем к Казановичу и Дроздовскому, к их истекающим кровью полкам и ротам, пришла радостная весть: неприятельская группировка у Кореневской подвергается ударам и со стороны Тихорецкой. Главнокомандующий Деникин, схватив суть происходящего, собрал для атаки оттуда все, что имелось у него под рукой.
Сорокин понял, что теперь не белые, а он может оказаться в мешке. Это бывший есаул-фронтовик осознал и без своих штабистов. Кольцо окружения начало смыкаться, и он приказал своим полкам и отрядам пробиваться из него любой ценой. Поэтому и шел бой 17 июля с таким ожесточением.
Днем к полковнику Дроздовскому прискакал посыльный от Витковского. Корнет, запыхавшийся от скачки, доложил:
— Командир полка сообщает: красные двумя волнами оставляют станцию. Одна уходит по полю, вторая вон по той балке.
— Молодец! Понял. Скачи обратно и передай Витковскому мой приказ: красных по балке не преследовать.
— Есть передать: в преследование не ходить.
Когда корнет ускакал, Дроздовский послал с новой вестью гонца к Казановичу. Сам же он приказал 2-му Офицерскому конному полку пойти вдогон тех отступающих, которые с обозами уходили от Кореневской в противоположную сторону по полю.
Тогда многие задавались вопросом: почему командир 3-й дивизии не начал преследование пехотой? Такой же вопрос задал ему при ближайшей встрече и сам Деникин.
— Почему? Антон Иванович, вы же знаете, что у Кореневской полегло более трети пехоты моей дивизии.
— Знаю, поэтому и не сужу вас, Михаил Гордеевич, строго за выигранное дело. А потом вас могли легко отрезать.
— Разумеется, отрезать. В тот день у Сорокина конницы было гораздо больше, чем у нас с генералом Казановичем.
— Верно. В Академии Генерального штаба у вас, полковник, были хорошие учителя. Но…
— Извините
…Опасения того, что красные могут вновь отрезать «дроздов» от остальной Добровольческой армии, оказались не напрасными. Это показали уже ближайшие события. 1-я дивизия генерала Казановича уходила от Кореневской для действий против северной группировки противника. 3-я дивизия получила задачу удержать взятую железнодорожную станцию.
Сорокин Иван Лукич владел ситуацией не хуже своих соперников. Он в тот же день узнал, что половина белых оставила станцию и быстрым походным маршем двинулась к северу, где шли ожесточенные бои. Ответный ход не заставил себя ждать: уже 19 июля красные многократно атаковали Кореневскую.
Однако взять в лоб Кореневскую сорокинцы в тот день не смогли. Тогда они начали глубокий обход оборонявшихся, чтобы замкнуть кольцо вокруг станции, которую удерживала целая дивизия белогвардейцев, о чем было известно. Положение тех становилось критическим.
Вечером того дня, 19 июля, полковник Дроздовский послал с конным разъездом донесение в деникинский штаб. Он был краток: «С наступлением темноты оставляю Кореневскую. Выхожу из кольца. Буду прорываться на Бейсугскую».
Дивизия «дроздов» оставила станцию с наступлением темноты, когда батареи противной стороны заметно ослабили обстрел Кореневской. За ночь белые прошли в уже привычном для них марш — броске тридцать верст, полностью оторвавшись от красных и избежав таким образом окружения. Наутро дивизионный авангард уже вступал в станицу Бейсугскую.
Тем же утром полковник Дроздовский доложил главнокомандующему о жестоких потерях дивизии и о потребности в отдыхе для людей и лошадей.
Генерал-лейтенант Деникин, прочитав полученное только-только донесение, приказал начальнику армейского штаба Романовскому:
— Иван Павлович, подготовьте приказ о новом наступлении екатеринодарской группы на город.
— Будет исполнено, Антон Иванович. Задачу Дроздовскому уточняем?
— Да. Ему предписать, несмотря на переутомление войск, вернуть Кореневскую и тем облегчить положение 1-й дивизии Казановича в боях под Журавкой.
— Мы можем усилить 3-ю дивизию?
— Нечем, Иван Павлович. В резерве у нас нет ни одного батальона, ни одного орудийного расчета.
— Значит, «дроздам» приходится надеяться только на себя, Антон Иванович?
— Значит, так…
..Дроздовский, получив приказ Деникина, оставил большую часть дивизии для прикрытия операции против Кореневской. Он начал наступление от станицы Бейсугской. Но по прохождении половины пути офицерский разведывательный дозор донес, что на железнодорожной станции сосредоточились крупные силы Сорокина, которые продолжали прибывать.