Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Да вам-то, ваша светлость, нечего бояться саксов, ведь царь Петр протянул руку помощи саксонцу, — успокаивал пан Бутята усталых путников, налегавших на Львовские рубцы и колбасы.
Но в это время в коридоре прозвучала твердая немецкая речь, зазвенели шпоры — и на пороге вырос саксонский ротмистр и его вахмистр.
— О-го-го, Иоганн, да здесь накрыт отменный стол, а эти знатные поляки не иначе как из свиты гетмана Любомирского! Посмотрим, что за птахи попали к нам руки! — грозно бросил ротмистр вахмистру, и по знаку последнего десяток
— Кто такие? — строго вопросил саксонец, кладя на тарелку фаршированную гусиную шейку.
— Ротмистр Роман с командой, еду с турецкой границы! — по-польски ответил Борис Петрович.
— Ах, ты ротмистр, — благодушествовал саксонец, похрустывая жареной гусиной корочкой. — И кому ты присягнул, ротмистр: моему королю Августу или этому французику Конти?
Борис Петрович растерянно молчал.
— А, молчишь! Значит, присягнул французу, продал моего короля и Польшу, и тебя потребно расстрелять!
В это время в столовую вихрем ворвался молоденький корнет и, захлебываясь, отрапортовал ротмистру:
— Там, во дворе, мои рейтары откинули рогожи с телег, а там богатейшие собольи меха на многие тысячи!
— Откуда соболя? — с прежней суровостью спросил ротмистр.
— Соболя и горностаи, герр ротмистр, из Москвы. То царский презент для вашего короля Августа! — выступил вперед князь Дмитрий, понимая, что им уже никак не скрыть инкогнито.
— Так вы что, московиты? — сердито передернулся ротмистр. Он даже вскочил, услышав о соболях.
— Я посланец его величества царя Петра Алексеевича к вашему государю. А меха те потребно доставить в королевский замок в Краков! — важно выступил вперед Борис Петрович.
— Да какой же ты царский посланец, ежели ты только что назвался польским воякой? — презрительно бросил ротмистр. — Тебя не в королевский замок надо вести, а в городскую темницу. Меха же я конфискую в пользу моего короля Августа. Думаю, получу за это поистине королевскую награду. Всем известно, как щедр мой государь.
— В тюрьму-то этих бездельников вести поздненько, герр ротмистр! Еще убегут по дороге! — вмешался вахмистр, которому совсем не улыбалось тащить под конвоем пленных в такую темень, когда можно было так славно закусить и выпить в корчме на подворье. — Может, засадим их в крепкий подвал, а утром отведем к господину полковнику, там и разберемся.
— Оно и правда, утро вечера мудренее! — неожиданно согласился ротмистр.
— Хозяин, есть ли у тебя крепкий подвал? — грозно обратился он к пану Бутяте.
— Как не быть! — обрадовался тот за судьбу своих постояльцев. — Я сам покажу вам тот погреб!
— Вот и хорошо! Корнет, засади-ка пленных в подвал, да не забудь запереть их на крепкий замок. А я пойду взгляну, что там за диковинные меха в коробах
— Вот что, Бутята, Богом тебя молю, скачи во Львов на Арсенальную улицу в дом к пани Кристине Замойской. Расскажи ей о нежданном аресте. Верю, она выручит! — успел шепнуть Борис Петрович хозяину по дороге в подвал.
Догадливый хозяин послушно склонил голову.
— Как?! Мой великолепный боярин попал в руки негодников саксов! — вознегодовала знатная пани, узнав об аресте Шереметева. За десять лет, минувших с последней встречи с молодым послом, Кристина из юной девушки превратилась в великолепную пани. Когда вдовая королева Собесская покинула Польшу и отправилась в Рим, Кристиночка не последовала за своей повелительницей, а предпочла вплыть в тихую пристань, выйдя замуж за старого и богатого пана.
С Борисом Петровичем она не виделась, но когда узнала, что ее московит берет турецкие крепости на Днепре, при первом же случае поздравила победителя Кази-Керменя, послав ему весточку через королевского гонца.
— Утром еду к камергеру круля Августа. Я еще и по Дрездену знаю этого вертопраха фон Витцума и сегодня же освобожу моего рыцаря из темницы! Так и передай ему! — успокоила она пана Бутяту.
И действительно, утром пани Кристина Замойская разбудила королевского камергера, прибывшего принимать ключи от фортеции Львов.
— Как?! Нашими рейтарами арестован русский посол?! Какой скандал! Ведь царь Петр так помог моему королю, выставив двадцатитысячное войско в его поддержку. Спасибо, пани Кристина, что сообщили мне об аресте, от имени короля Августа — спасибо! Сейчас же лечу с эскортом в Подзамче!
— Не забудьте, окромя боярина, заточенного в подвале с одним князем, на подворье стоят телеги, в коробах которых соболей и горностаев на многие тысячи! — насмешливо заметила Кристина, наблюдая за суетливым фон Витцумом.
— О, мой король отблагодарит вас, пани Кристина! Вы выберете лучший мех из царского презента! — Фон Витцум уже звонил в колокольчик, вызывая дворецкого.
— Мне не нужны меха, дорогой фон Витцум! Верните мне моего рыцаря, взявшего неприступный Кази-Кермень! — молвила знатная пани, тревожно думая, не слишком ли постарел ее рыцарь за минувшие десять лет.
Через час королевский камергер влетел на скромное подворье Бутяты в роскошной карете, сопровождаемый эскортом гусар.
— Ваша ясновельможная светлость! Простите наших глупых рейтар! Что можно взять с вояк-грубиянов, — золоченой пчелой вился камергер вокруг дородного боярина, с трудом вылезавшего из подвала. Дело в том, что Борис Петрович обнаружил в своей темнице бочки того самого доброго токая, о которых говорил хозяин. В одной из бочек был краник, и оттуда текло ароматное вино. Не только Борис Петрович, но и водкобоязливый князь Дмитрий, запертые в темнице, успели за ночь изрядно приложиться и, к удивлению фон Витцума, совсем не казались расстроенными своим арестом.