Генерал коммуны. Садыя
Шрифт:
— Что у тебя?
— Я что, — тушуясь, промолвил Талгат. — Надоело мне в управлении. Я понимаю, это нужно…
— Да, и здесь толковые инженеры нужны, — заметил Панкратов, вглядываясь в широкое веснушчатое лицо инженера. «Да… да… если позднее — потерять мы ничего не потеряем», — продолжал думать Илья Мокеевич.
— Инженеры нужны, — повторил Талгат, — но отпустите, Илья Мокеевич, на буровую. Мастером.
Панкратов по-отцовски серьезно посмотрел на Талгата, выжидательно молчал.
— Ну, отпустите?
Вот рука Ильи Мокеевича резко поднялась и хлопнула по столу:
— Ладно. Но условие, — нужен будешь,
Радостный, Талгат выскочил из кабинета, а Панкратов, погруженный в мысли, вскоре забыл о своем любимце.
«Да… да… Конечно, потерять мы ничего не потеряем… А если сейчас… Нефти в ближайшее время прибавится, и организация нового треста даже даст видимость…»
Панкратов вдруг зацепился за то важное, что он искал: «Видимость… так вот оно что… Рост нефтедобычи как бы за счет нового управления — пыль в глаза. Так вот почему упорно взялся за эту идею Мухин!»
Он взял трубку и позвонил промысловикам:
— Согласны, если будет новый сосед?
Глухой, взбудораженный голос управляющего Крюкова:
— Отнять у меня машины, людей, дома? Опять строить новый город?
— А как же? Для нового треста все нужно новое — база прежде всего… с гаражами, мастерскими, и жилые помещения.
Они разговаривали долго, насмешливо, ехидно, подковыривая друг друга.
— База? Машины? Мастерские?
Потом Панкратов положил трубку и, вызвав машину, поехал в горком. В горкоме снова шел разговор о делении промыслов.
— Я тоже думаю, что сейчас немыслимо, — поддержала Садыя. — Район перспективный. Трест будет, и чем больше расширяется территория нефтедобычи, тем больше будет необходимости его создавать. Но сейчас — рано. Сейчас, я думаю, Крюков сам справляется хорошо. Зачем дубляж и накладные расходы? И в честь чего нефть удорожать?!
— Вот и я думаю, что не время, — заметил Панкратов. — А через два года я сам первый поставлю этот вопрос.
Узнав мнение горкома и Панкратова, Аболонский возмутился. Медленно, по одной страничке рвал он журнал со статьей Ксении. Всегда на его дороге становились люди. Но что он им плохого сделал? Что?
Поздно вечером Аболонский заказал разговор с Мухиным.
— Пока отложим этот вопрос, — сухо заметил тот. — Надвигается грозовая туча, которая может смять на своем пути все, все… всю нефтяную цивилизацию, все ваши усилия… Совнархоз… Ты должен быть, как штык, наготове, — сказал Мухин.
Многое было непонятно Аболонскому.
«Ну, а министерство? И вообще министерства? Ведь там столько опытных, сильных и властных людей. Что они, останутся без работы? Сюда, на кулички, они не поедут. А в их руках — нити, связь с государственными кабинетами. И они не пойдут на это. Ради себя не пойдут. Здесь Мухин прав: не сдвинешь, что камнем выложено годами и бетоном залито. И зачем это? Мухин прав, береги порох сухим. И вот еще: надо лучше понять отношения между Ксенией и Бадыговой. Пригодится».
40
Сережа потихоньку насвистывал полюбившуюся мелодию Лилиной песенки. На столе напротив — логарифмическая линейка, бумага, на которой он делал расчет, и ватманский лист, прикрепленный к чертежной доске. Был воскресный день, и тетя Груша накормила его блинами; чувствовалась тяжесть,
В это время постучали в дверь, и Сережа недовольно буркнул:
— Войдите.
— Заняты?
Но Сережа обрадовался:
— Славка, вот молодец, что зашел, а я уж думал, не придешь.
— Я в обещаниях твердый.
— И я тоже. А у меня вот не выходит — и все. Ей-богу, пошлю все к черту: воскресенье ведь. Голова не работает, а решение придет, верю, придет решение. Видишь, эту схему надо сделать более компактной, а остроумного решения, чтобы все поставить на место, нет.
— А что это? — поинтересовался Славка.
Сережа заметил, что Славка выглядел празднично, словно на свидание собрался.
— Вот, смотри, — Сережа взял карандаш и листок бумажки. — В этом заводском районе два крупных нефтяных предприятия, раньше предполагалось построить две собственные АТС на девятьсот и четыреста номеров… и вот еще жилой район, еще одна АТС, общего пользования.
Сережа очерчивает все в один круг и смеется:
— А мы все объединяем и строим одну АТС, общую, и государство получает мало-немало, а миллиончик экономии. Правильно? Станция будет обслуживать абонентов и производственной группы и жилого массива района.
— Понимаю. И это так легко?
— Ну, нелегко. В том-то и дело, нелегко. Горком, обком, Министерство связи, Гипронефть за бока взяли. И вот… В общем, на словах всегда быстрее и легче, чем на деле. На словах всегда просто, пока до самого дела не дойдешь. Мы, так сказать, и третий проект осуществляем. Вот задачка теперь — разработать наиболее рациональную схему. Мне Дымент, мой начальник, говорит: «Задал ты, браток, высшего класса математическую задачку, между двух колес я: обком хвалит, в министерстве злятся, в Гипронефти боком смотрят, а Дымент выкручивайся! Вот поставлю тебя вместо себя начальником, посмотрим, каким оборотнем станешь…» А я в ответ: «Я тогда одну АТС на всю республику сделаю».
Славик посмотрел на фотографию, лежавшую на столе, и покраснел.
— Это моя Лилька. Она мне помогает работать. И я ее всегда держу перед собой. Знаешь что: в такую погоду сидеть дома нет смысла. Пошли на улицу, бродить по стройке.
Уже на улице, возле нового дома, Славик сказал:
— На стройке этого дома я работал каменщиком.
— Я женюсь, мне там дадут квартиру.
Говорили каждый о своем: Сережа про свой филиал, про работников, о замыслах, неудачах. Слава про школу… про учителей: у кого из них какие прозвища.
— У нас преподаватель физкультуры такой смешной, по прозвищу Конь. Однажды приходит Конь в зал, а он пустой. «Дежурный, где класс?» — «Не знаю, Осип Петрович». А дежурный не может от смеха удержаться. «Подай мне класс на тарелочке или на «коня» сядешь». — «Есть подать на тарелочке, Осип Петрович. Класс, в одну шеренгу становись!» Кто из-за козел, из-под матрасов, с галерки — отовсюду, где прятались. Кончилась физкультура, Осип Петрович и говорит: «Ну, мышата, марш в свои норы!..»
Сережа от души смеялся: «Ну, мышата, марш в свои норы!» Но разговор не шел в одном русле; сбивались на любовь, на дружбу, говорили о значении их в жизни человека; и в конце концов приходили к общему, что дружба жестока в требованиях друг к другу и что это взаимопомощь, основанная на других законах, чем любовь, например.