Генерал Симоняк
Шрифт:
На Неве возле Ново-Саратовской колонии построили опытную переправу. На ее опробование приехали командующий и члены Военного совета фронта.
Вначале пустили легкий танк. Он быстро промчался на другой берег. На лед вышла тридцатьчетверка. Вел танк механик-водитель Михаил Иванов. Оставив на всякий случай люк открытым, он двинулся вперед. За танком шли по реке десятки людей.
– Гляди, Николай Павлович, держит лед!
– сказал начальник инженерных войск Бычевский.
И вдруг они увидели, что танк начал оседать. Через несколько секунд
Все остановились безмолвно у полыньи. Из воды показалась голова Иванова. Симоняк и еще несколько человек бросились к краю льдины, вытащили механика-водителя.
Неудача очень огорчила. Неужели не удастся переправить тридцатьчетверки? Вскоре после испытания Симоняк встретился с Бычевским.
– Всё будет в порядке, - сказал тот.
– Неудача вызвана тем, что брусы промерзали меньше часа. По расчетам, для этого требуется не менее двух часов.
...Незадолго до выхода войск в район сосредоточения в Ново-Саратовскую колонию приехали маршал Ворошилов и генерал Говоров. Вызвали командиров полков.
Командующий молча разглядывал привезенные ими карты, на которые была нанесена обстановка.
– А почему у вас нет карты, товарищ Шерстнев?
– удивился он.
– Я сюда прямо с рекогносцировки. Карта в штабе, не успел заехать.
– М-да...
– недовольно проворчал Ворошилов.
– А задачу свою знаете?
Шерстнев коротко и четко доложил задачу полка в свое решение.
– Хорошо, - улыбнулся маршал. А Говоров, взяв чью-то карту, положил ее перед Шерстневым.
– А что вы предпримете, если противник ударит отсюда?
– Он указал на Пильню-Мельницу.
– Или отсюда?
Он молча, даже хмуро выслушивал ответы командира полка. Но Симоняк знал: это молчание - добрый признак. Раз командующий не делает никаких замечаний, значит, одобряет. Не растерялся Александр Иванович, - думал комдив.
– И в бою тоже не спасует.
6
Надо было заботиться не только о выучке бойцов, но и об их душевной закалке. Как-то Симоняк с группой солдат и офицеров поехал в Ленинград, на Кировский завод. Шагали по заводской территории мимо искореженных снарядами и бомбами зданий, угрюмых опустевших цехов. Всё казалось замерзшим, даже в тех помещениях, где велись работы. Щемило сердце. У многих станков стояли ребятишки - худые, с усталыми лицами и покрасневшими от холода руками. Они не бросали работу, даже когда совсем близко грохал разорвавшийся снаряд.
Дым из заводских труб фашисты видели и невооруженным глазом - ведь их окопы находились неподалеку от завода. Они часто открывали по нему огонь. Но кировцы не покинули родные цеха даже в первую страшную блокадную зиму, они давали оружие фронту. И Симоняк, слушая рассказы о страданиях и великом мужестве рабочих, невольно вспомнил тихоновские строки: Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей. Он повторял про себя и другие стихи Тихонова, написанные в блокадном Ленинграде:
...На невском святом берегу
Рабочие русские люди
Умрут, не сдадутся
Симоняк расспрашивал, нет ли на заводе людей, воевавших в одной из старейших частей Советской Армии - Ленинградском путиловском полку, который создавал в восемнадцатом году герой гражданской войны Ян Фабрициус.
– Поищем, - обещали в парткоме.
– А зачем они вам понадобились?
– Сейчас этот полк входит в состав нашей дивизии.
Тут же, в партийном комитете, решили, что в полк поедет делегация рабочих.
Вернувшись в дивизию, привезли солдатам письма от кировцев. Обыкновенные письма незнакомым солдатам. Незамысловатые строки о жизни и труде заводских людей. Их простые послания содержали духовный заряд большой силы. Письма читали в землянке у железной печурки, в домике у коптилки, на снегу у костра, и у солдат перехватывало от волнения горло, пальцы сжимались в кулаки...
Делегация Кировского завода приехала спустя несколько дней. Она привезла красное шелковое знамя в подарок 270-му Ленинградскому полку.
Двое делегатов - старые красногвардейцы, участники штурма Зимнего дворца, Василий Васильевич Васильев и Петр Дмитриевич Никитин - рассказали солдатам историю зарождения их части.
В начале восемнадцатого года группа путиловцев и обуховцев, участников Октябрьского штурма, отправилась на фронт под Нарву. В Гдове к отряду присоединилось несколько сот солдат. Потом прибыло пополнение из Питера шестьсот путиловцев и обуховцев. Отряд превратился в полк. Питерцы сражались с немецкими частями, овладели станцией Печора, городами Верро и Юрьев (Тарту).
Кировцы вспомнили далекие грозовые годы, солдаты рассказывали недавнюю историю полка. Он штурмовал линию Маннергейма, его подразделения, разбросанные по гряде северных островов у Ханко, стойко выдерживали огонь врага и не отступили ни на шаг.
Утром 7 декабря делегация завода торжественно вручала полку знамя. Его держал один из кировцев, алое полотнище развевалось на ветру.
Вокруг трибуны стояли войска. Руководитель делегации кировцев Соловьев говорил о том, что завод пронес свое революционное знамя через битвы трех революций и верен ему в тяжкие дни Отечественной войны. Соловьев простер руку к алому шелку полотнища и призвал воинов так же смело и гордо, победоносно пронести знамя сквозь все военные испытания. Он обращался к каждому - от правофлангового солдата Михаила Семенова до командира дивизии. И каждый всем сердцем воспринимал его слова.
Когда кировцы уехали, солдат Михаил Семенов присел к столику в землянке неподалеку от печурки и долго, выводя каждую букву, писал на тетрадочном листке. Написал и, шевеля губами, прочитал про себя, потом, окидывая взглядом друзей, громко спросил:
– Где парторг?
У парторга уже скопилась стопка таких листков. Совсем не примечательные на вид, они выражали чувства, которые обуревали сердца людей перед боем.
– Извещу тебя о партийном собрании. Оно будет скоро, - сказал парторг Семенову.