Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
В последний раз он видел мать весной: он уезжал в Туркестан, а она — в Болгарию, намеревалась там строить храм на средства, собранные в России.
Деньги перевели в банк, и потому вместе с Ольгой Николаевной ехал его чиновник. В документах его именовали казначеем.
— Может быть, уговорить Алексея Узатиса сопровождать меня в поездке? — спросила тогда она Михаила Дмитриевича. — Он сейчас служит в полиции, в Филиппополе! Поможет мне решать дела с местными властями.
— Удобно ли, мама, отрывать от службы? — после некоторого замешательства
— Но ведь он свой человек, — проявила настойчивость Ольга Николаевна. — Это его долг помочь делу.
— Не надо, мама. Прошу тебя, не обращайся к Узатису. Это не тот человек, на помощь которого можно рассчитывать. Лучше возьми Семена, он будет полезней. — Семен Иванов долгое время служил у Дмитрия Ивановича денщиком, и теперь после смерти Митрофаныча жил в доме Скобелевых.
Братья Узатисы, Алексей и Николай, действительно считались в доме Скобелевых своими людьми. Несколько лет назад они, черногорцы, спасаясь от преследования турецких властей, бежали в Россию. Оказывая покровительство несчастным беженцам, Скобелевы предложили им жить у них в доме, деля с ними крышу и стол.
Вежливые и тихие, молодые люди пришлись по душе всем домочадцам. Старший, Алексей, вызвав расположение хозяйки, стал называть Ольгу Николаевну мамой.
— Уж ежели я — мама, то пусть вы будете мне сыновьями, — ответила она.
С началом войны с Турцией Михаил Дмитриевич взял братьев с собой. Младший стал при нем ординарцем, старшему же, Алексею, исходатайствовал офицерский чин, а потом за боевые успехи представил к Георгиевскому кресту.
Но не зря говорят: чтоб познать человека, пуд соли надо съесть. Произошел случай, высветивший истинную натуру братьев. Штаб 4-го корпуса, которым командовал Михаил Дмитриевич, размещался в полусотне верст от Константинополя. Новый главнокомандующий Дунайской армии Тотлебен, сменивший великого князя, потребовал Скобелева в Адрианополь.
— Немедленно еду, — решил Михаил Дмитриевич. — Где парадный мундир?
Облачившись, потребовал любимую шпагу. Денщик подал.
— А это что-о? — глаза у генерала округлились. На ножнах темнели пустые гнезда от пяти крупных бриллиантов. — Где камни?
Отшвырнув оружие, он переводил взгляд на находившихся в комнате.
— Кто осмелился на такую гнусность?
Растерянно моргал казак-ординарец Дубасов, в страхе застыл денщик: он совсем решился речи. В полном недоумении смотрели офицеры штаба.
«Кто сделал? Кто посмел покуситься на дарственное оружие?» — терялись все в догадках.
Шпагу с надписью на эфесе «За храбрость» генералу вручили за походы в Туркестане в 1876 году. Он ею дорожил, носил в редких случаях.
— Ваше высокопревосходительство, — подал голос поручик Марков. — Позвольте заняться поиском злоумышленника? Не может того быть, чтобы не найти наглеца.
— Ищите, — махнул тот и вышел из комнаты.
Поручик не стал терять время. Вместе с переводчиком поехал в недалекое местечко
Проходили дни, и таяли надежды на успех поиска.
И вот в конце недели Марков возвратился — и сразу к генералу:
— Нашел!
— Что? Бриллианты?
— Нет, вора. Скупщик описал приметы человека, который их принес.
— Кто же он?
— Узатис… Алексей Узатис.
Генерал изменился в лице.
— Не может офицер, да еще Георгиевский кавалер, совершить такое, — высказался он строго. — Не клевещите!
— Он! Турок его описал, а я не мог ошибиться.
— Немедленно Узатиса ко мне! — приказал генерал.
Тот не заставил себя ждать.
— Сразу повинишься или попробуешь отпираться? — глаза генерала стали зелеными. Они всегда были такими, когда им овладевал гнев.
— Все скажу! Все! Ничего не утаю! Только простите! — И Алексей Узатис опустился на колени.
— Что ты! Что ты! Изволь подняться! Сам творил? Или брат помогал?
— Николай только показал, где хранится шпага…
На следующий день братьев отчислили из штаба: младший пошел в строй, а Алексей принял роту в пехотном полку.
О том случае Михаил Дмитриевич не стал распространяться, не поведал о том матери.
И вот судьбе угодно было, чтоб произошла трагическая встреча с тем, кого Ольга Николаевна называла сыном…
Накануне того печального июльского дня капитан полиции Алексей Узатис зашел в сопровождении охранника в таверну на окраине Филиппополя. Внимание привлекли сидевшие в закутке трое подозрительных.
— Кто таковские? — спросил он их и потребовал документы. Форма и стоявший за спиной охранник с ружьем вселяли уверенность.
— Торговцы мы, — ответил усач. — Ездим по селам, да маленько торгуем.
— Чем торгуете? Где товар?
— Торгуем, чем придется. Кому что нужно, то и продаем. А товар в повозках лежит…
— Вы бы, господин офицер, выпили с нами. В такую жару потребить кружку белого да холодного — одно удовольствие, — предложил лысоватый, с бегающими глазками.
— Ладно, попробую, — не заставил себя упрашивать Узатис.
Вино развязало язык, сделало всех словоохотливыми. Незнакомцы сообщили, что они — его земляки, черногорцы.
— Да отпусти охранника! — предложил усач. — Кому он здесь нужен?
И Узатис отпустил, продолжив бражничать с земляками. Зашел разговор о деньгах, о богатстве, о том, что жизнь невмоготу тяжела, и каждый из них не отказался бы от лишней толики.
— Мне ведомо, где лежит такое богатство, — заявил усач. — И неподалеку. Только надобна смелость.
— Ты о чем? — насторожился Узатис. От выпитого вина он захмелел. — Какое богатство? Где оно?
— А рядом, в пяти верстах отсюда. — Усач как бы испытывал полицейского начальника. Остальные молчали. — Богатство в Чирпаке. И немалое…