Генералиссимус
Шрифт:
После беседы с Селезневым я убедился: в этом деле министр госбезопасности Абакумов осуществлял определенную "сверхзадачу". Об этом сказал сам Абакумов, когда дошла очередь до него, и он оказался в одной из камер той же Лубянки. В сохранившихся докладах об арестах и ходе следствия, написанных им, когда он был министром госбезопасности, Абакумов пытался свалить вину на Сталина, заявляя, что все вершилось по его личному указанию.
Но даже если арест авиаторов действительно был произведен с разрешения Сталина, то подключение к этому делу Жукова уже было инициативой и мстительным желанием Абакумова.
Вот
"Арестован по делу ВВС, а допрашивают о другом".
"Был у Абакумова не менее 7 раз, как днем, так и ночью, что можно установить по журналу вызовов из тюрьмы".
"Я был орудием в их руках для того, чтобы скомпро-метироватьпекоторых видных деятелей Советского государства путем создания ложных показаний. Это мне стало ясно гораздо позднее... Вопросы состояния ВВС была только ширма".
"Следователь Лихачев: "Какой ты маршал - подлец, мерзавец. Никогда отсюда больше не выйдешь... Расстреляем к... матери... Всю семью переарестуем. Заставим все равно рассказать все, мы все знаем. Рассказывай, как маршалу Жукову в жилетку плакал, он такая же сволочь, как ты..."
"Допрашивали с 22 по 30 апреля ежедневно, потом с 4 мая по 8 мая".
"Морально надломленный, доведенный до отчаяния несправедливостью обвинения, бессонные ночи... Не уснешь, постоянно свет в глаза... Не только по причине допросов и нервного напряжения, чрезмерная усталость, апатия, безразличие и равнодушие ко всему - лишь бы отвязались - потому и подписал - малодушие, надломленная воля. Довели до самоуничтожения.
Были минуты, когда я ничего не понимал... я как в бреду наговорил бы, что такой-то хотел убить такого-то".
Что касается письма-заявления на маршала Жукова, о нем Новиков, давая пояснения суду, сказал:
"- Заявление на Жукова по моей инициативе?
– Это вопиющая неправда... со всей ответственностью заявляю, что я его не писал, дали печатный материал...
Дело было так: к Абакумову привел меня Лихачев. Не помню, у кого был документ... (Где уж помнить в том состоянии, которое Александр Александрович описал выше.
– В, К.) Абакумов сказал: вот, ознакомьтесь - и подпишите. "Заявление" было напечатано... Ни один протест не был принят...
Потом заставили... Это было у Лихачева в кабинете, продолжалось около 7-8 часов...
Было жарко мне, душно, слезы и спазмы душили...
Много времени спустя я понял, для чего надо было им такое заявление".
Так выбивались показания для того, чтобы обвинить Жукова.
В итоге Абакумов доложил Сталину "Заявление" Новикова на девяти страницах, в котором главный маршал авиации обвиняет Жукова в присвоении исключительно себе заслуг по разработке и осуществлению многих победных операций и очень неуважительном отношении к Сталину как Верховному Главнокомандующему.
Знал Абакумов, на какие болезненные чувства Сталина педалировать при составлении этого "Заявления".
Получив такое обстоятельное
1 июня 1946 года состоялось заседание Высшего Военного совета. На него были приглашены маршалы Советского Союза и некоторые маршалы родов войск.
Сталин вошел хмурый - предстоящий разговор, конечно же, был не из приятных. Плохое настроение Сталина подтверждала и его одежда: он был не в военной форме, а в кителе без погон.
Сталин подошел к секретарю Военного совета генералу Штеменко, положил перед ним на стол папку и сказал:
– Товарищ Штеменко, прочитайте, пожалуйста, нам эти документы.
Генерал Штеменко раскрыл папку и начал громко читать. То были показания Новикова.
После прочтения "Заявления" маршала Новикова в зале воцарилась гнетущая тишина, длившаяся минуты две. Первым заговорил Сталин. Обращаясь к сидящим в зале, он предложил выступать и высказывать мнение по существу выдвинутых обвинений в адрес Жукова.
Выступили члены Политбюро ЦК партии Г. М. Маленков и В. М. Молотов. Оба они стремились убедить присутствующих в вине Жукова.
После Маленкова и Молотова выступили маршалы Советского Союза И. С. Конев, А. М. Василевский и К. К. Рокоссовский. Они говорили о некоторых недостатках характера Жукова и допущенных ошибках в работе. В то же время в их словах прозвучало убеждение в том, что он не мог быть заговорщиком. Особенно ярко и аргументированно выступил маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко, который закончил свою речь так:
– Товарищ Сталин! Товарищи члены Политбюро! Я не верю, что маршал Жуков - заговорщик. У него есть недостатки, как у всякого другого человека, но он патриот Родины, и он убедительно доказал это в сражениях Великой Отечественной войны.
Сталин никого не перебивал. Предложил прекратить обсуждение по этому вопросу. Затем он подошел к Жукову:
– А что вы, товариш Жуков, можете нам сказать? Маршал твердым голосом ответил:
– Мне, товарищ Сталин, не в чем оправдываться, я всегда честно служил партии и нашей Родине. Ни к какому заговору не причастен. Очень прошу разобраться в том, при каких обстоятельствах были получены показания от Новикова. Я хорошо знаю этих людей, мне приходилось с ними работать в суровых условиях войны, а потому глубоко убежден в том, что кто-то их принудил написать неправду.
Сталин спокойно выслушал, внимательно посмотрел Жукову в глаза и сказал:
– А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву.
Как результат заседания Военного совета был издан Приказ Министра Вооруженных Сил Союза ССР от 9 июня 1946 года № 009 за подписью Сталина.
Привожу несколько первых абзацев этого приказа:
"Совет Министров Союза ССР постановлением от 3 июня с. г. утвердил предложение Высшего военного совета от 1 июня об освобождении Маршала Советского Союза Жукова от должности Главнокомандующего Сухопутными Войсками и этим же постановлением освободил маршала Жукова от обязанностей Заместителя Министра Вооруженных Сил.