Генералы шального азарта

Сухов Евгений Евгеньевич

Сигизмунд Карлович посмотрел на атлета:

– Ну, что стоишь истуканом, сделай что-нибудь.

«Великолепный» усмехнулся и схватил Давыдовского за плечо. Схватил так, что у «графа» потемнело в глазах. Казалось, плечо попало в железные тиски, которые его вот-вот раздавят. Мгновенно озлившись – а это у вспыльчивого «графа» происходило всегда очень быстро, – Давыдовский что было силы ударил атлета сильно сжатым кулаком в обширный живот. Потом еще раз и еще. Получилась серия мощных и резких ударов, которую ни «Великолепный», ни Сигизмунд Карлович не только не успели оценить, но даже практически и не заметили. И атлет, охнув и согнувшись, стал заваливаться на бок, пока не рухнул со стоном

на пол.

– Может, еще чем-нибудь меня попугаете? – зло спросил Давыдовский, упершись колючим взором в лицо антрепренера.

– Ну, знаете… – только и нашелся, что ответить Сигизмунд Карлович.

– Послушайте, – несколько смягчив тон, сказал Давыдовский. – Не усложняйте ситуацию, выдайте мне мою сотню. Иначе я сейчас выйду к публике и объявлю, что ваш атлет – лжец, и никакой сотни он мне не дал. И что в настоящее время эта ваша «Железная маска» лежит на полу и сучит ножками, получив от меня пару ударов в живот. А еще я добавлю, что у дирекции цирка имеется привычка вводить публику в заблуждение, и что она потакает…

– Довольно, – устало произнес Сигизмунд Карлович.

Он полез во внутренний карман своего сюртука, достал портмоне и отсчитал Давыдовскому сотню рублей четырьмя четвертными билетами.

– Все? – посмотрел на «графа» Сигизмунд Карлович. – Теперь ваша душенька довольна?

– Вполне, – ответил Давыдовский.

– Одежду верните в гардеробную, пожалуйста.

– Несколько позже, – улыбнулся «цеховой». – Я пришлю ее вам с нарочным…

Когда он проходил звериным загоном, к нему подошли трое цирковых. Ребята все были крепкие как на подбор, поэтому Давыдовский насторожился и собрался – мало ли что. И вовремя. Потому как, перегородив ему дальнейший путь, первый из троицы потребовал вернуть сотенную Сигизмунду.

– Щас, разбежался, – ответил Давыдовский, и тут второй из цирковых незаметно зашел сбоку и ударил «графа» в глаз, отчего тот на долю секунды поплыл. В следующее мгновение он собрался и тотчас ответил сильнейшим ударом слева, заставив обидчика упасть на пол. Другого, стоявшего прямо перед ним, он опрокинул прямым ударом, а третьего, набежавшего, пнул в пах, заставив согнуться пополам.

Минут через семь-восемь сын тайного советника Павел Иванович Давыдовский вышагивал по направлению к гостинице на Воскресенской, напевая про себя какой-то веселенький и легкомысленный мотивчик. Настроение было превосходным, как и бывает после того, когда нелегкое дело наконец выполнено.

В нумер Долгорукова «граф» вошел с первым ударом часов на Спасской башне крепости, отбивавших два часа пополудни.

Глава 13

В исподнем по городу. Африканыч

Неофитова оставили в одном исподнем на Институтской улице, как раз напротив каменной ограды Родионовского института благородных девиц. Не хватало еще, чтобы ворота благородного заведения распахнулись и из него вышли бы попарно воспитанницы института в единообразных фартучках и шляпках. Вот был бы конфуз! Впрочем, еще вопрос, кто более испытал бы в таком случае неловкость: Африканыч или благовоспитанные институтки? Надо полагать, более сконфузились бы благородные девицы, поскольку, окромя сторожа и истопника в зимние и холодные времена, мужчин они не видят. И образ практически голого субъекта, шибко волосатого и ладно скроенного, произвел бы на них эффект не меньший, нежели взрыв швейной машинки, произведенной «Singer Manufacturing Company».

Кроме того, место было довольно неудобным еще и потому, что саженях в восьми-десяти, на перекрестке улиц Институтской и Арского поля, был пост городового и стояла полицейская будка. Стоило полицианту выйти из полосатой будки, с тем чтобы поразмять

косточки и бросить взгляд на Институтскую улицу, как он непременно заметил бы волосатого мужчину в одних портках. И тогда – прощай победа в соревновании. А потому, недолго думая, Африканыч затрусил по направлению к Подлужной улице, где можно было бы затеряться на время в зелени кустов и деревьев. И только он успел сделать два шага, как ему подфартило. На булыжной мостовой «орлом» кверху лежал серебряный кругляш с цифрой «15». Пятиалтынный! Да еще серебром. Ну, разве не счастье, граждане?

Подлужная была улицей мещанской. Ежели не сказать, крестьянской. Поскольку стояли здесь чисто крестьянские усадьбы, с обширными дворами, сараями и прочими принадлежностями крестьянского быта. Хлев был почти в каждом дворе, и оттуда либо мычало, либо бекало и блеяло. Здесь степенно шастали группки и даже колонны уток, а упитанные гуси, выстроившись рядком, с угрожающим шипением норовили больно ущипнуть за ногу.

Зато тут не было присутственных мест. Равно как отсутствовали дворцы, хоромы и иные дворянские особняки. Здесь вообще не имелось дворян, потому как проживать на Подлужной чиновной и образованной публике было не по рангу. Так что обитал здесь рядовой работный люд, привыкший трудиться от зари до зари, равно как и отдыхать на полную катушку. А что значит отдыхать «на полную катушку»? А это значит – с водочкой, картами, девками и прочими потехами!

Водка и девки Неофитова покуда не интересовали. А вот в картишки он бы перекинулся, благо старик Огонь-Догановский давно обучил его разным карточным фортелям и лукавствам, в каковых Африканыч преуспел лучше других «валетов». Надлежало только найти веселый дом или, на худой конец, самую захудалую «мельничку», где играют, и попытать счастья. А потом тихонько уйти из притона, по возможности не битым и не порезанным… Кто умеет играть в картишки – тот не пропадет! Кусок хлеба у него завсегда окажется, а то и с маслицем, и с икоркой, причем исключительно с зернистой. Однако не просто это – лукавить и шулерить. Здесь требуется особый навык, нахальство и недюжинная смелость. К примеру, заставляют тебя тасовать карты кучкой, а раздавать по одной, для того чтобы пресечь саму возможность шулерства – так ты соглашайся, но все равно тасуй по одной, а раздавай по паре. Причем так, чтобы это было незаметно.

А терпение? Какое нужно иметь терпение, чтобы две трети картежного времени играть честно? Но надо, поскольку ни один уважающий себя картежный махинатор не будет мошенничать каждую партию. И только дождавшись решающего момента, он молниеносно применит отработанную до совершенства технику карточного фортеля и сорвет большущий куш! А потом снова будет играть по мелочи и даже проигрывать, терпеливо дожидаясь следующей крупной ставки.

Очень не просто во время раздачи подменить обычную колоду на «заряженную», в которой все подготовлено для собственного выигрыша или для проигрыша партнеров. Ведь все игроки наблюдают за тасовкой карт, буквально не сводя с тасуемой колоды глаз. И надо быть фокусником-иллюзионистом, чтобы на одно-единственное мгновение спрятать руку с колодой, скажем, под стол и возвратить ее уже подмененной.

Карточных фортелей много. Это и «клин», и «вертушка», и «вольт» с «ершом», и классическая «складка». Всех и не перечислишь…

«Веселый» дом Африканыч нашел довольно быстро. Во дворе сидели две перезрелые девки и весело лузгали семечки. Похоже, они только пробудились, потому как потягивались и вначале не обратили на Неофитова никакого внимания. Потом одна хихикнула и заявила другой:

– Мотри, Дуняша, какой мущинка. Не иначе, нас ищет.

– Точно, Маш. И к действиям уже готов. Вишь, в одних портах шастает.