Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля

Павловский Глеб Олегович

Поразительно слабый спрос собственников на законы в защиту собственности. За доллары покупают блага защищенности — кирпичные виллы с окнами-бойницами. Приобретают охранников, которые сами опасны и выдают охраняемого настоящим бандитам. Бедняки врезают кошмарные сварные двери в плохонькие квартиры, которые некому штурмовать. Никто не интересуется правовой защитой собственности или личности.

Доллары ликвидны — и неликвидны. Ликвидны в том смысле, что на них можно приобрести любой осколок общественных благ. Приобрести, но не защитить. С долларом человек выживет, удовлетворив инстинкты и даже фантазии. Но — однократно, асоциально, тайно и частно.

Накапливаясь

у людей, доллары не становятся капиталом. Доллар в России — не долларв Америке. Купив собственность, еще раз платишь, чтобы ее признали. А заплатив за защиту, находишь себя во власти сил, которым нельзя доверять. Тут уже нужен Защитник. Для обеспечения номинала доллар в России нуждается в крыше, его надо дополнить силовой компонентой. Постепенно в этом угадывались очертания будущей власти. Долларизация России предвосхитила новый режим Государственности.

Своеобразный социум. В нем есть номинальные институты, но воспользоваться ими могут лишь те, у кого много долларов, и на них они покупают отдельное правовое благоприятствование. Такой глубины разобщения, асоциальности, аномии трудно было бы добиться любой из прошлых тираний. Сталин далеко зашел в разобщении граждан, применив ужасные репрессии, и всех прогнав сквозь войну. В новой же России его задача решилась «снизу» — отчаянными усилиями людей, задешево сбывавших все виды человеческих связей.

Растет объем теневых ресурсов, никак не капитализируемых. Превращают какую-нибудь условную Магнитку в собственность, но рабочие не становятся собственниками своего труда. Им дано добровольно подвергаться произвольной эксплуатации. Без государства их собственность на труд неликвидна; зарплату не платят.

Спрос на ЗАЩИТУ

В конце 1990-х годов возникают анклавы собственности, не признанной никем из приписанных к этим анклавам. Захваченные советские комбинаты с трудом могут быть проданы — их проще отнять, что и делают. Собственность помещают в неправовой периметр, но даже мощным конгломератам трудно держать оборону — периметр дорого стоит. Сколько зарыто братвы, с автоматами и без, на спорных рубежах этой «собственности»?

Дефолт 1998 года — второе учредительное для нашей власти событие, удар по доверию к долларизированным инструментам в их функции Государственности. После дефолта возник было спрос на государство. Недостижимые институты капиталистической экономики — собственность, ликвидность, капитал — делегируют государству, которого нет. Зато есть запрос на некую власть — защитника частных анклавов. Ликвидностью в нем станут уже не доллары, а «доллары плюс», деньги-власть.

Обыватель бежит с бесполезного рынка, а власть платит ему задержанные зарплаты или пенсии. Маленькие, ведь это лишь отступные. За труд здесь не платят. Платят за отказ собственника от всех титулов собственности. Это общество бюджетных крепостных, у которых, правда, есть воля уйти восвояси, в никуда, в Канаду.

Попытки подвести регулярную экономическую базу под суверенное управление территориями РФ долго были неудачными. Ельцин выходил на рынок займов в роли «главного демократа». Команда реформаторов Чубайса — Немцова строила эталон переходной экономики — рай для быстрых спекулятивных инвестиций. Путин то навязывал Россию Европе в роли эксклюзивной сырьевой базы, то предлагал Бушу военный союз с объединением энергосистем.

На

рынок вышла Государственность. После ряда попыток и поисков — у Путина они займут первый срок его президентства — модель симбиоза власти с рынком нашлась. Финансовый «треугольник Кудрина — Сечина» завершил поиски.

Возникла экономически респектабельная власть — суверенитет-монополист, кредитоспособный агент глобального рынка. Внутри страны гражданин России не является носителем государства, зато власть выступает им вовне.

Наш суверенитет гарантирует любому из лояльных определенную долю. А некоторым дает и полную гарантию их собственности. Но только с согласия государства, и власть может согласие отозвать. Памятна реплика Дерипаски, будто он готов немедля отдать государству заводы со всем остальным и уйти в никуда, как бродячий монах. То был не просто всхлип лоялизма. Это говорил хозяин, знающий, что управляемый капитал принадлежит ему не вполне. Он капитализирован лишь через капитализацию власти в целом.

Это превращает вождей России в мегасобственников. Им незачем монетизировать собственность — они обладают целым, землей и страной, в большей степени, чем вожди СССР. Политбюро ограничивала монополия внешней торговли, глобализация не проникала внутрь страны. Это политически сковывало позднесоветскую власть, та не смела усилиться за счет анонимного рынка.

Защита в ОБМЕН на институты

Российские институты власти — не правовые и не противоправные, они внеправовые. Они обусловливают защиту собственности включением собственника в некие договоренности. Граждане не могут выйти на рынок, хотя их пускают — иди, дорогой, только с чем? Тебе нечего капитализировать! Единственный обладатель безупречно оформленных прав собственности — государство. В этом качестве Государственность — конкурент гражданина, и мало кто выдержит ее конкуренцию. Но для мира это безразлично, ведь права торговца активами России оформлены должным образом. Титул суверенитета позволяет нам оформлять, переоформлять и отнимать любые права.

Никакая «приватизация», формально присваивая статус частной собственности некому имуществу в РФ, не может изменить ситуацию. Эти раздачи остаются простым «землеотводом» единого собственника национальной территории.

Зато найдено главное, что искали под именем свободы, собственности и порядка, — защита! Гражданин получил блага, предоставляемые правом и капиталом, — без права и без капитала, а по договоренности о пропорции благ, причитающихся из бюджета. Каковы условия сделки? Они неизвестны, но привязаны к месту сделки и к классу твоей лояльности.

Потребность в безопасности удовлетворена. Борьба с неопределенностью завершилась Государственностью, которая ее исключает…

Доверия к властям не возникло, страх сохранился. К нему добавился избыток гарантий в невыгодной форме. Государственность предлагает гражданину страховку закрытым списком, снимая с себя ответственность за цену при переменах мировой конъюнктуры. Тарифы растут, гарантии дешевеют, но власть не несет за это ответственности… пока держатель гарантий не возмутится. Тут губернатор вызывает ретейлера, бьет кулаком по столу — «фиксируй тарифы, сукин сын, — у меня выборы!»