Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля

Павловский Глеб Олегович

Первые деньги пошли с налоговой реформы и реформы межбюджетных отношений. С единого казначейского расчета через федеральный центр и кудринской стратегии резервирования, открывшей путь на рынки кредитов. Федеральный центр предоставлял местный бюджет в обеспечение лояльности истеблишмента и не интересовался, какая часть будет похищена. (Особенно, когда хищения имели столь респектабельную форму, как, например, Банк «Москва»).

Чем, вкратце, была вертикаль власти? Мы требовали признания регионами главенства центра и первенства его законов, их участия в культе единства и неделимости России. Исполнения социальных

статей бюджета, ведь от лояльности путинского большинства мы зависим. Еще центр хотел развития территории, а то, что при этом центры развития достаются местным правящим семьям, считали естественным.

Мы покупали не преданность, а знаки преданности, не управляемость, а ее наружные признаки. И схема сработала! К середине нулевых все включились в игру под названием «вертикаль власти».

Но то была не «бюрократическая машина», как думали, а сложная кредитно-финансовая операция. На деле вертикаль обрывалась на пороге региона, а там ее имитировали местными силами, убедительно и без явных конфликтов с центром. (Запрет на огласку конфликта — главное из правил игры).

Аналогичную схему центр использовал на Кавказе, но здесь она не сработала. Местные субъекты власти оказались многочисленны. Центров господства было неучтенное множество и у каждого есть возможность безнаказанно плодить конфликты под псевдонимом «терактов» (ссылаясь на «подполье»). Все требовали финансовых преференций, а при неудовлетворенности кого-то убивали или взрывали. Использование террористов кавказскими «президентами» перешло в их коммерческое партнерство, и кавказские бюджеты стали экспоненциально расти. Возник большой мировой бизнес под названием «бюджет российского Кавказа».

Бюджет у нас является бизнесом. Кавказ — это очень крупный бизнес. Он финансово однотипен дотационному региону, но, при этом, представляет собой пузырь. То есть сопровождается ажиотажным спросом и готов поглотить сколько угодно денег. Особенно, если получит возможность выхода на мировые финансовые рынки. И вот, мы уже совсем близко к этому.

Опасный Кавказ превратился в спекуляцию столь привлекательную, что в ней спешат поучаствовать и западные инвесторы.

Легко проследить связь между планами Министерства развития регионов, выделить 5,5 триллиона рублей, на так называемое развитие Кавказа и скромным явлением французского финансового банка Caisse des Depots et Consignations, выделяющего, якобы, 10 миллиардов евро кредита на несбыточные проекты европейских курортов на минных полях. Что за отчаянные парни? Нет, это консервативный инвестор. Институциональная разруха его не отпугивает, поскольку мешки с евро, которые он сбросит на стреляющие горы, перестрахованы не столько на западных рынках, сколько российским правительством. Их обеспечением являются не минные поля Кавказа, а требование президента к Минфину принимать мины в обеспечение, если они кавказские. Такое требование — самая надежная государственная бумага.

Это значит, что финансиализация власти сильней вертикали власти, образуя вместе с той общую схему глобализации по-российски. Кавказ обходится без властной вертикали, но не обошелся без власти финансовой. И выстроил ее под гарантии Резервного и Пенсионного фондов

РФ. Оттого люди в Сагре, Москве и Ростове ждут в гости все новых бенефициаров из кавказских республик с деньгами слишком большими, чтобы истратить их у себя дома.

Как и с Россией в целом, такой бизнес не производит добавленную стоимость, а «укрепляет суверенитет и единство» национальной территории. Правда, исключая из суверенитета такую деталь, как люди.

Убивая УБИЙЦУ, или Кавказ ПРЕДВЫБОРНЫЙ

Как-то летом зашла речь об убийствах, и я сказал, что в 2011 году следует ждать смертей необычных, демонстрационных. Едва меня высмеяли за пессимизм, как на другой день отрезали голову поэту Шамилю Джигкаеву за стишок. Убийство было демонстрацией стихотворению «Едут волчата на хадж» года три, дело старо, как выход Буданова из тюрьмы. Затем убили дагестанского теолога-миротворца Садикова. В промежутке был приговор по делу Тихонова — Хасис, а убитый ими Маркелов — адвокат семьи жертвы Буданова. Наконец, смерть пришла за полковником.

Убийства в России обычно соразмерны неопределенности, накопленной в российской политике. Они фокусируют риск, предлагая ту или иную политическую подсказку.

Например: «терпеть больше нельзя», либо «все они там зверье». Убийства умеют провоцировать на преждевременную вспышку, могут ссорить опасные группы. Во всяком случае, они политически упрощают ситуацию. Убийство, своего рода управленческий месседж с шоковым резюме. Оно говорит, что выход из несносной ситуации вправе быть чрезвычайным.

Паролем убийств является Кавказ и невыносимость его существования в теле России. Кавказ стал идеологией и с этнографией Кавказа все меньше связан. Это предвыборный Кавказ. Лишенный кавказских средств развязки, где месть заканчивает конфликт, он лишен этнической идентичности. В нашу жизнь он вводит убийства, как точки государственной экспозиции, важную подробность, готовящую к финальной сцене. В таком ландшафте нет невиновных и нет деятелей, но есть жертвы. Здесь нельзя уйти от убийства иначе, как став незаметным, никем. И в этом ландшафте уже нет защитника, нет в принципе. Дизайн убийств 2011 года избыточный, неэкономный. Он подсказывает мысль, что там, где стреляют — там и Кавказ.

Кавказ воцарился в границах тандема, неспособного выявить для себя и ответить на простые вопросы. Радикальная беспомощность власти взывает к радикальной воле темного будущего.

Все чаще кадровые перемены, все больше начатых и заброшенных реформ. Как точечный орнамент на картинке-загадке, они рассеивают внимание, скрывая фигуру, проступающую из глубины. Вот неромантичная, непохожая на горного абрека, швейковски-добродушная физиономия генерал-майора Александра Белевитина. Тот всего лишь хотел убить посредника при получении взятки. В закрытых комнатах нашей власти все они время от времени тихо сходят с ума. Бывают убийства вследствие того, что некто сошел с ума; бывают — как метод управления безумцами. Вот место сборки точек в фигуру — имплозии внезапной, как Гаврила Принцип с бутербродом в руках и с пистолетом в кармане, выходящий из кафе Штиллера навстречу машине эрцгерцога.