Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля
Шрифт:
Конфликты
Первая трудность для власти — в том, что население нелояльно к государственной системе, которую само же поддерживает. Колдуя над сохранностью путинского большинства, мы исходим из хорошо проверенного опыта: гражданин нелоялен государству. Тем самым и мы не смеем ограничиваться рамками государства — Гений выше Конституции.
Мы строили демократическую систему не от любви к демократии, а оттого, что ничего кроме демократии на мировом рынке нет — это глобальный мейнстрим. А что не испробовано, слишком
Вспомним, что говорил о демократии Чарльз Тилли. Демократия возникала повсюду в силу особых обстоятельств, и они объяснимы — но лишь там, где сама демократия налицо. Тилли сравнивал демократию с озером — если озеро есть, легко объяснить, как оно возникло, но объяснение не подойдет для мест, где условия есть, а озера нет.
Одна из формул демократического процесса у Тилли — «широкий, равноправный, взаимообязывающий и защищенный консультацией по поводу политических назначений процесс выработки политического курса». Сюда входят формирование парламента, внепарламентские дебаты в медиа и социальных сетях — вся зона активности политического класса вообще. Она поддерживает жизнь демократического государства, но сама она ее не создает. Государство не вырастает из этих «взаимообязывающих консультаций» там, где его нет — например, в России.
Здесь есть практически все, описанное у Тилли. Но никто никому не обеспечивает защищенность и взаимную лояльность. Условия для формирования озера Тилли есть, а озера нет.
Власть есть — государство не образуется. Зато дефицит государства форсирует нашу власть, толкая ту к социальной экспансии.
Форсированная власть создает Государственность — заглушку на месте несозданного государства: «Здесь могло бы быть ваше государство!». Но его нет.
В фокусе интересов Тилли — общественные сети. Горизонтальные общественные сети сближаются с государством как защитником в конфликте с другими сетями. Общественные сети лояльны государству в той мере, в какой государство защищает их от уничтожения при конфликте.
Одна из вещей, не дающихся ни Медведеву, ни Путину, ни России, — честная организация поля конфликтов. Властьохранитель боится конфликта, ссылаясь на опыт русского прошлого. Конфликты мы гасим или забалтываем, а силу власти бросаем против самого конфликта, а не в защиту его сторон.
Власть навязывает неравенство сторон конфликта, ища виновника, а не решение. Формируется спрос на «виновника», и у одного из участников появляется соблазн использовать государство против другого. Едва только один из них первым напялит маску Государственности, конфликт коррумпируется, и симметрично ответить нельзя. Конфликт превращается в борьбу «государства» с мнимо «антигосударственной» стороной, что сверхприбыльно для тех, кто удачнее замаскировался под «государство».
Власть провоцируют, чтобы та не уклонялась от обслуживания сложившихся частных преимуществ. Разумеется, властьохранитель коррумпируется, и монополия на насилие от нее ускользает. Но сама она, как ни странно, при этом усиливается! Насыщая
Слабая сторона конфликта, лишенная правовой защиты, должна заплатить за выход либо капитулировать — но в России и так опасно. Бизнес-игры здесь — игры на уничтожение; капитулирующий не ждет милосердия. Он просто откупается от агентов государственной власти, противопоставленных конкурентом. Разумеется, так он добавочно коррумпирует власть.
насилие монетизируется. Ее многократно сдают в аренду участ
никам спора, всякий раз собирая с них арендную плату.
Почему никто из них не обратится в суд? Его проигнорируют, либо арестуют, либо убьют. В лучшем случае он лишь расширит круг сторон сделки, и всем придется за это платить — включая его самого.
Как это видоизменяет модель демократии Тилли? Прежде всего — варваризацией стиля и атмосферы конфликта. «Озеро Тилли», то есть демократию, превращают в сток для конфликтов, которые власть не умеет решать. Приговаривая одних к капитуляции, других к цене за «честный суд», государство растворяется в массе сделок. «Озеро Тилли» заболачивается. Демократию ценят как вид боевых искусств и болевых приемов меньшинствам. Еще как плюрализм интересов, позволяющий тасовать боевые союзы ad hoc, переадресовывая им функцию управления.
Проигравшему, если он жив, остается свобода.
Власть рассеяна в поле конфликтов, с которыми «работает», не руководя. Втягиваясь в них, власть образует теневые складки «карманы», где она накапливается в приватных руках, и действует в частных интересах. Результат насилия обретает нотариально законную форму. Текущее управление складывается из отсрочек, зигзагов и маневрирования. Трудные казусы, слабаков и неудачников сбрасывают в криминальные «карманы», где с ними разберутся методами царя Хаммурапи. Список этих мест несуществования праваигосударства известен в любом регионе.
Российская власть перегружена неуправляемыми конфликтами, как советская экономика — плановыми расчетами. Она не решает и не справляется с ними, всегда занятая недопущением их в политику. Ни один участник конфликта не найдет в ней арбитра без сложного и дорогого поиска. Не управлять оказывается выигрышной стратегией руководства.
Здесь власть раздваивается — на поставщика опасностей и продавца защит. С одной стороны, ее извержение внутренних регламентов и «нормативов» порождает конвейер, от отделения милиции до прокуратуры и суда, сметающий личность. Схема переработки индивида в больное орущее тело многократно описана в наших медиа задолго до дела Магницкого. Самое страшное то, что наиболее пыточные сегменты в ней сравнительно мало коррумпированы.