Гений и злодейство

Булычев Кир

– Есть мнение. – сказал Изя, – что с нами идут на контакт.

– Кто идет на контакт?

– Некая инопланетная цивилизация, – сказал Изя. – И попрошу без глупых ухмылок.

– Я не ухмыляюсь. – На самом деле Шпак ухмылялся, но причиной тому был запах, исходивший от жидкости в пузырьке. Он не мог оторваться, он не мог поставить пузырек на место.

– Причем есть мнение, что луч, по которому к нам перемещаются засланцы…

– Кто это – засланцы? Изя засмеялся во весь голос.

– Забыл, да? Забыл, что ли?

– Забыл.

– Засланец –

это пришелец, который прилетел к нам по заданию.

– А зачем он прилетел?

Странно, но Шпак в тот момент не испытывал тревоги. Как будто эти слова не могли к нему относиться.

– Чтобы нас поработить, – сказал Изя и снова засмеялся.

– Чего гогочешь? – спросила Зинаида.

– Да мы сами кого хочешь поработим. А самих себя – тем более, разве не так? Дай тебя порабощу!

Он демонстративно приставал к Зинаиде, но его забавляла перемена в его сотруднике. Как будто Семен переживает, морщится, недоволен – даже смешно. Раньше даже поощрял и подговаривал, понимая, что если Изя увлечется Зинкой, ему, Шпаку, будет легче – начальник, любовник жены, неизбежно становится покровителем мужа. Об этом даже писали в художественной литературе.

– Я понял причины твоего прихода к нам, – туманно сказал Шпак. – И я вскоре приду на службу, чтобы выяснить детали, а сейчас мне надо одеться.

Новый взрыв хохота.

– Господин граф, я потрясен вашей щепетильностью. Может, мне покинуть вашу опочивальню на время эксгумации?

Гений не все слова понял – возможно, их не понял бы и Шпак. Но решил игнорировать Изю. Встал, сунул ноги в ботинки.

– Мы рассеянны, – сказал Изя, показав на ботинки. Шпак в растерянности поглядел себе на ноги. Все в порядке.

Ботинки надеты.

– Пошел, Изя, пошел! – Зинаида выталкивала главного редактора из квартиры, слишком привычно и даже интимно. Гению захотелось убить Изю – чувство, совершенно недоступное настоящему Шпаку, но обычное для засланца с того мира.

Хлопнула дверь. Вернулась Зинаида.

– Тоже мне, рассеянный с улицы Бассейной, – сказала она. – Не заметил, что ботинки не на ту ногу надел.

– Не на ту?

«У меня две ноги, – лихорадочно думал гений. – Какая из них – та? Можно попасться на пустяке, тем более я до сих пор не понимаю, в чем моя ошибка».

– А впрочем, сними их, – сказала Зинаида, – мы не сказали с тобой последнего слова.

– Какого?

Он не выдерживал нервного и физического напряжения. Голова отказывалась перерабатывать сложную информацию. Зинаида подошла к нему и ласково обняла.

– Мальчик мой, – сказала она, – трудно начинается новая жизнь?

Он ответил на ее поцелуй.

Было сладко, почти как вечером, но тревожные мысли не уходили. А что с ботинком? Что там случилось с ботинком, почему в памяти нет выражения «не на ту ногу»? – Ты будешь раздеваться? – спросила Зинаида. – Он с тобой это делал? – спросил Шпак.

– Что ты имеешь

в виду?

Она, конечно же, догадалась – не надо быть эмфатом, чтобы почуять. Но попыталась отговориться непонятливостью.

Она быстро раздела его – впрочем, и раздевать-то почти нечего.

– И ты ему говорила такие же слова?

– Сеня! – Зинаида отодвинулась от него. – Что-то вчера еще эти проблемы тебя не волновали.

– Тебе неприятно, что они волнуют меня теперь?

– Наоборот, дурашка. Любая женщина цветет, когда ее ревнуют.

Она навалилась на него – словно очень мягкое толстое стеганое одеяло. Она мягко и влажно принялась зацеловывать его… и все повторилось… Почти все. Потому что, когда все кончилось, он упрямо спросил:

– Ты с ним это делала?

– Это что, сцена ревности? Наконец-то спохватился. Забыл, что ли, как ты меня ему в койку закладывал, чтобы тебя из газеты не поперли?

Она побледнела от гнева и стала еще красивее.

– Мне это неприятно.

– Послушай, Сеня, если ты мне обещаешь так же любить, как ночью, ну ты понимаешь, на хрен мне другие мужики нужны? Считай, что заполучил самую верную жену в мире. Не баба, а Крупская.

– Кто?

– В школе надо было лучше учиться.

– Извини.

Зинаида ушла на кухню варить кофе, она без чашки и часа прожить не могла, как другие без сигареты.

Он слушал, как она гремит там посудой.

Она – существо низшего порядка. Так устроена Вселенная, что мы превосходим всех прочих. Считай, повезло. Но об этом каждый ребенок знает с инкубатора. Очевидно – впрочем, он не задумывался об этом специально, – сам факт соития с туземкой сродни скотоложству. Само слово пришло в голову неожиданно, оно было чужим словом, из языка Семена Шпака, но смысл его был очевиден – половые сношения с животными.

«Преступление, которого у нас быть не может, потому что нет животных? Что за чепуха крутится в моей голове!

Но ведь я исполняю задание. Я – последняя надежда нашей планеты, я ее последний гений, и дело моей чести совершить подвиг, который оказался не под силу достойным господам офицерам… Я должен подготовить почву, задействовать тела для моих коллег. Земля будет покорена и приобщена к делу…»

– Тебе кофе с молоком или черный будешь? – спросила Зинаида из кухни.

– Как всегда, – осторожно откликнулся Шпак.

Он шел по улице и размышлял.

Не мог выключить свое смятенное сознание.

Наслаждение обретенной свободой, первая в жизни любовь – а бывает ли любовь столь скоротечной, столь внезапной? А не может ли так быть, что в этой любви участвует лишь его тело и он – раб тела? Тогда он, гений, не может относить себя к числу возлюбленных. И слово-то какое! Откуда оно возникло в голове? Неужели, убив туземца, он стал его рабом?

Дорогу к редакции газеты он знал. Ноги сами несли его туда.