Гений войны Суворов. «Наука побеждать»
Шрифт:
Современный зритель будет приятно удивлён бережным отношением Пудовкина и Гребнера к религиозности Суворова. «Бог наш генерал, он нас водит!» – вопреки традициям советского времени, авторы фильма не снижают пафоса этой суворовской фразы. В актёрском подтексте православная сущность Суворова присутствует постоянно. Подчёркивается и любовь полководца к «матушке императрице».
Мы видим сражения, узнаём цену великим победам, солдаты гибнут под штыками и пулями. Фильм обрывается, когда у Чертова моста Суворов приказывает связывать брёвна офицерскими шарфами и идти по ним через обрыв. Наконец, Александр Васильевич вскакивает на коня и – снова «суворовские глаза» – восклицает: «Смотрите, как умеет бить врага ваш старый фельдмаршал!»Фильм Пудовкина с интересом воспринимали в Великобритании и США – «союзнические» кинокритики высоко оценили мастерство Пудовкина и Головни, подивились размаху массовых сцен. Знатоки искусства, несомненно, оценили и вкус режиссёра, не приукрасившего эпоху излишним лоском костюмов и интерьеров (с этим всегда по-жигански перебарщивают в Голливуде).С середины 1950-х гг. исторических картин у нас, за редким исключением, не снимали. Но история
В 1985 г. кинематографисты Грузинской ССР создали красочный фильм «Багратион», который, к сожалению, забыт отечественными телеканалами – а ведь батальные сцены в этой картине вышли образцовые! Роль старика Суворова с горящими глазами талантливо исполнил Юрий Катин-Ярцев. Этот актёр преклонялся перед личностью Суворова и с удовольствием отмечал в собственных ухватках черты эксцентричного полководца.В последние годы, когда на телевидении разрослась индустрия больших и малых мыльных опер, как минимум в двух из них мелькнула треуголка Суворова: в сериале «Адъютанты любви» полководца сыграл Валерий Золотухин (жаль, что этому актёру до сих пор не довелось представить Суворова в более серьёзном произведении!), в экранизации романа Валентина Пикуля «Фаворит» – сорокалетний актёр и теоретик театра Вадим Демчог. На невнимание хороших актёров Суворову жаловаться не приходится; вот достойного контекста у этих ролей, увы, нет. *
Театральные постановки прошлых лет остаются только в легендах. Записанные на плёнку, они превращаются в иное искусство, не театр. Только легенда, сложившаяся из пересудов, рецензий и воспоминаний, может дать приближенное к точному представление о старинном спектакле. Премьера пьесы И. Бахтерева и А. Разумовского «Полководец Суворов» состоялась в 1939 г., в ленинградской Александринке. Роль Суворова сыграл К.В. Скоробогатов, роль Прошки Дубасова – народный любимец В.В. Меркурьев. Артисты-орденоносцы играли «Суворова» и в составе фронтовых бригад.
На нынешней Суворовской площади в Москве стоит театр-звезда, театр Армии, работа архитектора К. Алабяна. А несколько десятилетий назад, 14 сентября 1940-го, первым спектаклем большого зала театра-звезды был «Полководец Суворов».
Пьесу И. Бахтерева и А. Разумовского поставил выдающийся режиссер, художественный руководитель ЦТКА (Центрального театра Красной Армии) Алексей Попов. Репетиции шли в помещении Камерного театра, но «Полководец Суворов» был приспособлен для грандиозной сцены ЦТКА и запомнился театралам как спектакль театра-звезды. Самый первый!
Театральная легенда о спектакле «Полководец Суворов» представлена в книге Н. Зоркой «Алексей Попов». Я, конечно, не видел того давнего поповского спектакля, и только пространная цитата из Н. Зоркой позволит нам прикоснуться к этой, пусть не самой важной для истории нашего театра, но важной для исследования образа Суворова в двадцатом веке легенде.
«Хорошо пошел в новом театре «Полководец Суворов», для которого сделали соответствующие масштабам сцены декорации. Лагерь под Измаилом, ночные костры, лунное марево, солдатские группы, в нем расплывающиеся, контур крепости на дальнем плане. Начало штурма измаильской твердыни – большая батальная сцена обрела темперамент и размах. Еще более эффектно выглядело взятие Чертова моста: внезапно открывалась панорама Альп в лучах восходящего солнца, и было видно, как суворовские солдаты по бревнам переходят через отвесное ущелье.
Генералиссимус Суворов, роль которого играл Б. Нечаев, был уже не первым русским героем-полководцем на советской сцене. «…» Создавалась и пополнялась галерея национальных героев, великих предков. Русский народ вскоре будет назван «нацией Суворова и Кутузова». В спектаклях и фильмах, воспевавших славу русского оружия, формировался торжественный, монументальный стиль. В драматургии складывался «историко-биографический жанр».
В пьесе Бахтерева и Разумовского были и живой характер, и историческая подлинность, и плоть. Авторы хотели показать судьбу сложную, с взлетами и горечью опалы. Портрет Суворова вовсе не был парадным. И Попов искал героя, скорее, лирического – ершистого, непрезентабельного, корявого. Он стремился к анализу личности Суворова, считая его одновременно и сыном своей эпохи и гением, далеко эту эпоху опередившим, хотел правдиво и неоднозначно передать отношения полководца с царем, генералитетом, солдатами. Ведь это еще не так давно, но зато крепко вгрызался он в марксистскую диалектику и исторический материализм, овладевал принципами классового подхода к явлениям истории. Ему трудно было теперь перестроиться, закрыть глаза на то, что великий полководец «верноподданнически служил царизму, который не раз пользовался гением Суворова для своей реакционной политики, хотя сам Суворов понимал свою деятельность как непрерывное служение своей Родине и русскому народу», – эта формулировка не раз повторялась постановщиком и была напечатана в специальной программе спектакля, отразив некоторую межеумочность концепции. Попов и впоследствии упорно повторял, что театру не удалось избежать распространенной ошибки рисовать отношения между полководцем и солдатом только как «тесную дружбу», но не отношения «феодала и крепостного».
Но если Попову, как всегда, было чуть трудновато с социальными категориями, то
И приказ о переправе через Чертов мост отдает не величавый стратег, покоритель Измаила, а больной, тщедушный старик, низко пригнувшись к свече в полутемной альпийской хижине. В сцене ссылки – печальное одиночество, столик под кружевной скатеркой, лекарства… В той же тональности, элегической и печальной, решается смерть Суворова: старик пытается спустить штору, но сползает с подоконника и падает навзничь, медленно падает белый шелк занавеси, медленно раскачивается шнур.
И патриотическая тема, которую требовали от спектакля о национальном полководце, воплотилась естественно, словно бы сама собой. Просто на сцене была Россия со всей любовью к ней Попова, со всем его знанием и чувствованием; после «Виринеи» не было у него России такой «русской» – ее духа, ее характеров, включая самого Суворова. Возвращались на сцену серовские краски, народные композиции были навеяны Суриковым. В картине «Родина», где триумфатора встречают в сельце Каменка под Петербургом, режиссер любовно разрабатывал толпу. Ожидающие собрались в церковном дворе: бородач-крестьянин с хитрыми глазами, белокурая девушка, которая прижимает к груди венок из полевых цветов и улыбается грустной, мечтательной улыбкой, ветеран войны в парадном мундире по случаю праздника. Шныряют шустрые мальчишки, баба качает ребенка, завернутого в лоскутное одеяло, за оградой важно прохаживается помещик с чопорной супругой. А в центре – фигура тощего, с жалкой, будто выдранной бороденкой старого звонаря на колокольне. К нему прикованы все взоры, потому что вестнику-звонарю видна сверху даль полей и дорога. «Не, не пылит… Не, не пылит…» – повторяет звонарь на разные лады с редкостным простодушием, в надежде, что покажется долгожданная карета Суворова. Попов очень любил в этой маленькой роли Н. Сергеева, был за нее актеру благодарен, считая важной для всего спектакля.И бивачная солдатская жизнь полнилась в спектакле правдой быта, воздухом эпохи, а ведущим мотивом оформления у художника Федотова стала походная палатка. Это был реалистический, скромный лирический спектакль, как ни странно звучит это слово в контексте с баталиями. Поставленные в дальнейшем пьесы о знаменитых военачальниках будут у Попова грандиозны, но не затронут сердца. Уйдет Суворов, останется Полководец».Личность Суворова —человечного чудака – оживляла, казалось бы, протокольную постановку о герое-полководце. О Суворове невозможно поставить рутинный спектакль, снять рутинный фильм; личность упрямого гения вырвется из плена этикета и восстановит вокруг себя пространство живой России. Долго шёл этот спектакль на грандиозной сцене армейского театра. Овацией встречали зрители появление Суворова на вершине людской пирамиды во время штурма Измаила. Запомнилось, что на глазах зрителей актёры-солдаты разбирали настоящую деревянную избушку, чтобы строить Мост в Альпах. Время от времени появляется идея возобновить этот классический спектакль. Между тем на сцене театра Армии Суворов появлялся ещё не раз. В начале 1980-х режиссёр Юрий Ерёмин рискнул увлечься пьесой молодого драматурга Александра Ремеза «Осенняя кампания 1799 года». Роль Суворова получил Пётр Вишняков. В то время публика увлекалась не просто героикой, но историческими загадками – и Ремез наполнил пьесу смелыми версиями исторических событий. И зазвучала над площадью Коммуны (тогда ещё не Суворовской) старинная песня: «Вдоль по речке, вдоль да по Казанке серый селезень плывёт…» Постановку сняли для телевидения, она доступна в Интернете. Суворов в театре и кинематографе ХХ в. – это, конечно, образ модернизированный, впитавший в себя влияния нового времени. Некоторые тенденции воплощения суворовского образа на экране и сцене развивают старинную легенду о великом полководце, время доказало гибкость суворовской легенды, её способность приобретать новые формы в искусстве, фольклоре, пропаганде. Думаю, мы ещё не один раз увидим суворовские глаза и на киноэкранах, и на сценах России.
*
От монументальности театральной баталистики легко перейти к собственно монументальному искусству. В ряду скульпторов, развивавших суворовскую тему, первым по праву следует помянуть добрым словом Михаила Ивановича Козловского (1753–1802). Сын флотского трубача, истинный классицист, Козловский посвятил своё искусство героике. Он начал работу над памятником Суворову в 1799 г., при жизни полководца. Аллегорическая фигура юного воина, верным мечом грозящего врагам Отечества – это метафора суворовской души, образ русского Марса. Первоначально памятник был установлен на Царицыном лугу, на юге Марсова поля, но в 1818-м его перенесли на север, где Нева, ветры, широкий простор.
В Петербурге, кроме первого памятника Суворову, о котором мы не раз уже вспоминали в разных главах книги, заслуживает внимания скульптурный образ Суворова, включённый в ансамбль памятника Екатерине Великой и её «орлам». Скульпторы М.О. Микешин (руководитель проекта) и А.М. Опекушин изобразили полководца в непринуждённой позе, беседующего с Г.А. Потёмкиным. Скульпторы, работавшие в реалистической манере, ориентировались на прижизненные изображения Суворова, добиваясь портретного сходства. Нам передаётся ощущение суворовского характера – одержимого военным гением, независимого, чудаковатого. В 1900 г., рядом с перенесённой из Кончанского суворовской церковью Св. Александра Невского, на высоком постаменте был установлен бронзовый бюст работы Н.И. Рукавишникова. Ныне монумент хранится в Суворовском музее. Замечательная бронзовая статуя работы скульптора И.Н. Шредера в 1899 г. была установлена на парадной лестнице Главного штаба.