Гений Зла Муссолини
Шрифт:
В общем, 13 августа 1939 года Чиано улетел из Германии домой в самом плохом настроении.
А еще через неделю, 20 августа, дал тестю такую рекомендацию[121].
«Разорвать «Стальной пакт», швырнуть его Гитлеру в лицо и тем стать лидером антигерманского блока».
Италия в 1939-м
I
Облик Бенито Муссолини годами строился на том, что он человек гранитной силы воли, со способностью спонтанно принимать судьбоносные
Все-таки семнадцать лет непрерывной лести влияют и на самые трезвые головы, а самоирония не входит в список черт, необходимых для диктатора, — наверное, он и сам стал понемногу верить в свою уникальность.
Муссолини был крайне самовлюбленным человеком, но маньяком он все-таки не был.
И в последние дни лета 1939 года он колебался, дергался и никак не мог остановиться на каком-то определенном курсе действий. Все было зыбко и неверно, и ни на что нельзя было положиться. С дуче, конечно, мало кто осмеливался говорить откровенно, но Гварнери в этом смысле был исключением, и у самого Муссолини, человека очень циничного, особых сомнений в качествах его окружения не было. Он если и не знал точно, то смутно чувствовал, что доклады о высокой боеготовности его армии несколько преувеличены.
Скажем, было известно, что армии не хватает артиллерии. Франко за три года получил примерно 1900 артиллерийских орудий, и ни одно из них в Италию не вернулось. Лучшие пушки итальянской армии были получены от Австрии как военные трофеи — но это случилось в 1919-м, и артиллерийский парк с тех пор особо не обновлялся.
Танки L-35 весили три с половиной тонны, были вооружены парой пулеметов и защищали только от пуль и осколков. Муссолини настаивал, что эти танкетки быстро двигаются и наилучшим образом соответствуют «наступательному порыву настоящего итальянского солдата», но то, что их двигатели непрерывно ломались, оставалось за кадром, Муссолини об этом как бы не знал.
И что же теперь, в августе 1939-го, ему оставалось делать?
Даже вечно на все заранее согласный король Виктор Эммануил и то решился поговорить с Чиано довольно откровенно. Он сказал ему, что итальянская армия к войне не готова — и офицеры не обучены как следует, и снаряжение устарело, да и с тем, что есть, тоже большие перебои.
Король знал, о чем говорит: запасов патронов в армии было на месяц боев, а из 73 дивизий, существующих на бумаге, на самом деле можно было рассчитывать только на 37, да и то только потому, что в них уменьшили количество полков.
Не хватало даже военной формы.
Чиано был просто в отчаянии. В своем дневнике он задавал себе вопрос: «И что же делает дуче в такой ситуации?» — и приходил к выводу, что дуче не интересует ничего, кроме формальных вопросов. Он распекает офицеров за нечеткость «passo гошапо» — и не делает ничего, чтобы как-то поправить дело с нехваткой оружия и военного снаряжения, о которой он хорошо знает. И Га-леаццо Чиано приходит к невеселому выводу: «дуче так боится правды, что не хочет видеть ее».
II
24
На следующий день, 25 августа, было получено послание от Гитлера. Там содержались объяснения по поводу пакта с СССР о ненападении и говорилось о том, что война с Польшей неизбежна. Телеграмма из Берлина пришла в Рим в 3.20 дня, а в 6.00 вечера стало известно, что Великобритания подписала с Польшей соглашение о взаимной помощи.
По-видимому, теперь «конфликт с Польшей», что бы там Гитлер ни говорил, никак не мог остаться местным.
Чиано ухватился за фразу, содержавшуюся в послании Гитлера — фюрер там сказал, что просит понимания со стороны Италии, — ив результате в Берлин за подписью дуче пошла депеша со следующим содержанием:
«…принимая во внимание существующее положение готовности Италии, я не могу взять на себя инициативу в военных операциях. Война планировалась на дату не ранее 1942-го, и к этому времени я был бы готов, но сейчас я, как верный друг, должен заранее известить о реальном положении вещей»».
Как уже говорилось, подписано это было «Бенито Муссолини», но содержание целиком принадлежало Галеаццо Чиано.
Тот успел переговорить с Боккаи, начальником секретной службы безопасности OVRA, насчет настроений в народе. И получил заверения, что в случае крупных спонтанных демонстраций против войны и полиция, и карабинеры[122] встанут на сторону демонстрантов.
Чиано, по-видимому, поговорил с тестем — результатом чего депеша в Берлин и была.
В 9.30 вечера германский посол явился к Муссолини с письмом от фюрера. В нем Гитлер просил дуче перечислить «военные материалы, в которых нуждалась Италия». Список был составлен уже на следующий день, 26 августа 1939 года.
Он был огромен.
Италии требовались вещи, которых не хватало в самой Германии — например, зенитные орудия и авиационный бензин, — а также сталь, древесина и уголь. И все это в таких количествах, что на перевозку потребовалось бы 17 тысяч грузовых поездов.
К списку прилагалось письмо дуче, в котором тот уверял, что никогда не попросил бы ни о чем подобном, будь только у него время накопить все эти запасы.
На вопрос, заданный Аттолико итальянскому послу в Берлине, — когда же все эти материалы должны быть доставлены в Италию, — тот моментально ответил: «Немедленно».
Посол был в полном ужасе от того, в каком направлении развивались события, и главной своей задачей полагал сделать так, чтобы Германия ни в коем случае не смогла удовлетворить итальянский «запросный лист».
Собственно, с этой целью он и составлялся — ив германском МИДе это так и поняли. 27 августа 1939 года в Рим пришло послание от Гитлера. В нем говорилось, что фюрер понимает мотивы дуче и полностью их уважает. Тем не менее решение относительно Польши уже принято.
Оно не может быть изменено.