Гений Зла Муссолини
Шрифт:
Об этом разговоре нам известно из книги Пола Престона «Franco», автор которой каудильо сильно не любит и не упускает случая лягнуть его:
«Франциско Франко демонстрирует тут свой глубокий эгоизм, расценивая интересы одного человека выше интересов его отечества».
Ну что сказать? Глава испанского государства, как правило, с иностранными дипломатами говорил мало. О его искренности в этих случаях мы можем судить хотя бы из речи, посвященной прискорбному «преследованию английских коммунистов».
Но в данном случае, в своем разговоре с Пэтеном, Франко, похоже, говорит от души.
Он
Маршал Пэтен, очевидно, смотрел на вещи по-другому. Он не внял совету Франко. Собеседники расстались, и каждый из них пошел своим путем. Пэтен вскоре возглавил французское правительство, а Франко занялся неотложными проблемами своей страны. В числе прочего ему надб было найти правильную линию поведения в отношений Англии.
Англичане теперь очень беспокоились по поводу возможных действий Испании, и в Мадриде появился их новый посол. Им стал сэр Сэмюэл Хоар.
Мы с ним, собственно, знакомы — это он в свое время, после Капоретто, финансировал газету Бенито Муссолини.
II
После того как в мае 1940-го правительство Чемберлена пало и было сформировано новое, возглавляемое Черчиллем, Сэмюэл Хоар оказался было не у дел — как политик он Черчиллю не пригодился.
Но вот сейчас, когда летом 1940-го Италия колебалась на самой грани объявления войны, Испания могла последовать ее примеру в любую минуту, на пост посла Англии в Мадриде был назначен сэр Сэмюэл Хоар.
Тут требовался человек, способный самостоятельно решать трудные проблемы.
Хоар добирался до места своего назначения воздухом — он торопился. Тем не менее он сделал остановку в Лиссабоне. 29 мая 1940 года немецкие войска в Бельгии вышли к морю у Остенде, и в результате Британский экспедиционный корпус оказался в окружении.
Так что провести консультации с правительством Португалии, страны, которая была союзницей Англии еще со времен Наполеоновских войн, было очень желательно. В итоге в Мадрид сэр Сэмюэл попал только 1 июня и обнаружил, что здание посольства буквально находится в осаде.
Толпы народа бесновались у его ворот с криками: «Gibraltar espacol!» — «Гибралтар — испанский!»
Полиция особо не вмешивалась.
Что было еще более неприятно, так это то, что с вручением верительных грамот послу пришлось обождать. Испанские власти известили его, что немедленный прием у генерала Франко пока невозможен «из-за перегруженного расписания», и самым доброжелательным образом посоветовали сэру Сэмюэлу сначала устроиться хорошенько в его новой резиденции.
Расписание генерала и впрямь было перегружено. Он в это время составлял письмо Адольфу Гитлеру, в котором ему следовало обдумать не то что каждое слово, а каждую запятую. Письмо должно было быть доставлено не через дипломатическую почту, а лично, для передачи из рук в руки, а в качестве посланца был избран генерал Хуан Вигон, бывший начальник
Письмо было датировано 3 июня, и начиналось оно так: «Дорогой фюрер:
В тот момент, когда германские армии под вашим руководством близки к победоносному завершению величайшей в истории битвы, мне хочется выразить глубокое восхищение вашими успехами, разделяемое всем испанским народом, который следит за вашей славной борьбой, считая ее своей собственной…»
Будь у сэра Сэмюэла доступ к этому тексту, такое начало его бы сильно расстроило.
Но, возможно, он приободрился бы, выяснив, что в письме, сразу после теплейших уверений в дружбе, шел пассаж о том, что последствия гражданской войны и угроза британской блокады вынуждают генералиссимуса с болью в сердце воздержаться от активных действий в пользу Германии.
Кончалось письмо опять-таки очень любезно:
«Мне нет нужды, фюрер, уверять Вас в огромности моего желания не оставаться в стороне от происходящего и в готовности предоставить Вам все услуги, которые Вы сочли бы наиболее важными».
Таким образом, получалось, что в письме Гитлеру содержалось и «восхищение», и обещание «помочь всем, чем только можно», но вот границы этой помощи оставались совершенно неясны. Это было сделано совершенно намеренно, как и то, что письмо оставалось в Мадриде — генерал Вигон выехал в Ставку фюрера не 3 июня, а через неделю. Его миссия, возможно, задержалась бы и на более долгий срок, но оказалось, что медлить и дальше уже нельзя.
10 июня Италия вступила в войну.
III
Поражение Франции стало явным, следовало действовать, чтобы не упустить добычу, и 9 июня Муссолини сообщил Франко, что решение принято:
«Когда вы откроете это письмо, Италия уже вступит в войну на стороне Германии. Я прошу вашей солидарности и поддержки во всех возможных сферах морального, политического и экономического содействия.
В новом реорганизованном Средиземноморье Гибралтар будет испанским».
Ответ из Мадрида пришел самый положительный. Франко сообщал, что Испания изменит свой статус и вместо «строго нейтральной» страны станет страной просто «невоюющей».
В середине июня он нашел наконец время принять британского посла. В кабинете Франко, рядом с его письменным столом, оказались подписанные фотографии Гитлера и Муссолини.
Так, в качестве небольшой демонстрации симпатий.
Вся обстановка приема была спланирована так, чтобы показать, что поражение союзников — уже свершившийся факт и что теперь надо самым деловым образом обсудить вопросы, связанные с этим событием.
Сэр Сэмюэл в своем донесении в Лондон сообщал, что для диктатора каудильо выглядит необычно. Не так, как Муссолини, например, — никаких криков и никакого театра.
Вместо этого из кресла на британского посла смотрел человек небольшого роста, с явно обозначившимся брюшком: «с манерами доктора, у которого есть стабильная семейная практика и вполне разумный гарантированный доход».
Но накануне, 14 июня, испанские войска внезапно захватили Танжер — портовый город во французской части Марокко.