Гений зла (сборник)
Шрифт:
В заключение добавлю еще два слова о том впечатлении, которое
осталось у меня от встречи с А. Даниэлем. Надо сказать, он все-
таки удивил меня. Дело не только в том, что этот жесткий,
мужественный человек стал от меня скрываться, вместо того,
чтобы сказать прямо: «Ну не приставай, мил друг, разве не
видишь, что у нас тут дела поважнее?» Дело еще и в том, что у
его знаменитого отца есть такой рассказ. Одного ни в чем не
повинного
неопровержимые. От него уходит жена, отворачиваются друзья.
Он оказывается в полном, абсолютном вакууме. А понять, в чем
дело, не может. Вот такой рассказ.
Думаю, что Саша Даниэль этого рассказа не читал.
VIII
Две половины ключа
Я начал поглощать правозащитную и диссидентскую литературу.
Буковский, Делоне, Лидия Чуковская, Солженицын, Марченко,
Войнович, Григоренко… Я читал все подряд, в надежде узнать
что-то такое, что предназначено именно мне. Передо мной
открылся целый мир, доселе неизведанный. Я понял, что мой
отец, живя в изоляции, много потерял. Он очень любил историю,
а эти сочинения, которые и есть история нашего времени, до него
не дошли.
В результате моих поисков мне удалось выудить из
диссидентской литературы ключ к проблеме моего отца, вернее,
половину от этого ключа. Как будет видно из дальнейшего, я это
сделал с опозданием на год.
Вторая же половина ключа находилась в руках у потерпевших –
Есенина-Вольпина и Прохоровой. И они в конце концов мне ее
тоже вручили.
Но самую первую зацепку дала мне Надежда Мандельштам. В
первой книге ее «Воспоминаний» я прочел, что сама Лубянка
любила распускать слухи про неугодных ей людей, что они
являются агентами НКВД. Кажется, это у них называлось
«операцией по дискредитации».
IX
Два следователя. Отец невиновен
Следующий эпизод моего повествования также относится к 1989-
ому году и записан мною со слов матери.
После моего неудачного визита в «Мемориал» она написала
письмо в КГБ. В этом письме она просила сообщить ей,
причастен ли мой отец к арестам Есенина-Вольпина и
Прохоровой, произошедшим в 1949-ом и 1950-ом годах, и, в
случае его непричастности, выдать соответствующий документ.
Этот документ она думала показывать дирижерам…
Примерно через 2 месяца раздался звонок, и незнакомый голос
осведомился, будет ли она дома в такой-то день и час.
И вот, в наш дом к моей матери (а я в это время был на работе)
пришли
незапоминающимися. Они взмахнули в воздухе своими
книжечками, потом выглянули из окна и сказали: «Да, хороший у
вас район!» (А дело было летом.) Потом они сели спиной к окну
и один из них произнес:
– Мы пришли к вам по поручению руководства, чтобы сообщить,
какое отношение имеет ваш муж к арестам Прохоровой и
Есенина-Вольпина. Так вот…
Тут он сделал длинную паузу. А потом продолжил:
– Ваш муж не имеет к этому никакого отношения!
Моя мать ответила ему:
– А я в этом и не сомневалась.
– Тогда чего же вы от нас хотите? – удивился следователь.
– Мне нужна справка.
– Ну что же, – сказал следователь, – это мы для вас скорее всего
сделаем. Но нам нужно посоветоваться с руководством.
Мать продолжала:
– Но мне не требуется знать, кто это сделал. Вольпин и
Прохорова были арестованы очень давно – сорок лет тому назад.
К тому же этого человека могли заставить, ему могли чем-нибудь
угрожать…
Следователи оживились и заулыбались. «Вот это – правильная
позиция», – сказали они и, пообещав сделать все возможное,
исчезли.
Больше от них не было ни слуху ни духу.
X
Помощь Елены Петровны
Устное сообщение следователей, естественно, невозможно было
предъявить дирижерам, шарахавшимся от музыки моего отца.
Тому же Рождественскому, например.
Тогда мать призвала на помощь свою подругу студенческих лет
Лелю (Елену Петровну Бунтман), которой пришлось пережить
расстрел отца и дяди и которая могла знать людей, занимавшихся
реабилитацией. И действительно, у Е. П. Бунтман оказался
знакомый в «Огоньке», который прислал к нам Аллу Боссарт, с
тем чтобы она провела журналистское расследование. Сын Елены
Петровны, Сергей, выражал тогда моей матери сочувствие и
предупреждал, что расследование нужно проводить в высшей
степени осторожно, чтобы не навредить, ибо дискредитация была
делом рук профессионала.
Однако, начатое было расследование быстро натолкнулось на
непреодолимые препятствия и засохло.
Все это происходило в начале 90-ых годов.
XI
Встреча с Есениным-Вольпиным
Теперь я перехожу к одному очень важному эпизоду: к рассказу о
своей встрече с Есениным-Вольпиным и о том, к чему она