Генофонд нации
Шрифт:
– Не хотите провести ночь с «белоснежками»? Или на время – пятьдесят баксов за час.
Это были те самые чернокрылые ласточки, на время упорхнувшие.
– А кто белоснежки-то?
– Мы.
– Понятно. Но я как будто не похож на гнома.
Отказавшись от обслуживания по льготному тарифу, Вадим вернулся в свой гостиничный номер, благо для этого надо было только подняться на третий этаж.
И сразу угодил под шквальный огонь:
– Исторический момент – явление господина Токмакова народу. Неужели великий той [45] по случаю вручения американским мурзой ярлыка на княжение
В голосе Жанны Милициной непонятным образом сочетались глубокие женские нотки и скрипучие, будто суровая нитка, которой пришивают погоны, командирские интонации:
– Не верю! И уже вовсе не поверю я, Вадим Евгеньевич, что вы оставили стол, пока там все не выпито!
– И правильно сделаете, – огрызнулся Токмаков. – Я просто оставил в номере зажигалку.
На самом деле свою зажигалку в форме пистолета он подарил Кирюхе, чтобы тот мог отбиваться от бабки, когда та будет сильно доставать.
Врать нехорошо, но Милицина раздражала его по двум параметрам: как следователь и как старший оперативно-розыскной бригады. За два выходных и понедельник, стоивший трех обычных дней, Вадим несколько подзабыл о руководящей и направляющей роли Жанны Феликсовны.
Зато она сама прекрасно о ней помнила. Однако призвать к порядку зарвавшегося опера не успела: дверь номера открылась. На пороге стоял Андрей Фефелов.
Судя по внешнему виду, оперативная информация, за которой посылал его Токмаков в общество с ограниченной ответственностью «Технохим», далась прапорщику нелегко. Пола кожаной куртки была порвана, как если бы Фефелов перелезал через забор, или дрался с собаками. В пользу второго предложения говорила длинная багровая полоса на запястье, которую, впрочем, с равным успехом мог оставить и женский ноготь. Впечатление довершала аура сложных ароматов, окружавшая Фефелова. Загрубевшие в боях и походах носы оперов сразу уловили шибающую ацетоном кислятину паленой водки.
Тогда как изящный носик с горбинкой Жанны Милициной сумел вычленить запах духов.
– Ну? – невольно подался вперед Токмаков. – Вижу, что с уловом.
Фефелов скосил глаза на Милицину:
– А эта, извиняюсь, девушка?
Жанна Феликсовна быстро рассеяла все подозрения на сей счет:
– Выбирайте выражения! Я вам не девушка! Здесь нет девушек, здесь есть только сотрудники. Так что вы хотели доложить товарищу капитану?
О многом хотел бы доложить товарищу капитану Андрей Фефелов. О том, как, резонно не желая светить ксивой на проходной Саратовского алюминиевого завода, на территории которого располагался «Технохим», он околачивался поблизости, и вместе с купленной тут же бутылкой дрянного алкоголя влился в дружный коллектив грузчиков-шабашников. «Левак» подвернулся быстро: один мужик купил на заводе пустые бочки, их надо было срочно вывезти с территории.
При погрузке бочки, вопреки накладной, оказались полными, причем содержимое как раз и являлось продукцией «Технохима». Куда повезли бочки, Фефелов выяснять не стал, записав только номер машины.
Далее последовал скоротечный роман с завскладом ООО «Технохим», осторожные расспросы про казахстанскую контору с мудреным названием «Пролетыртык ден дыр бригиндер»,
Про «Истлан» унизанная перстнями и увешанная цепочками царица склада ничего прояснить не могла. Много их таких здесь шлендрает: Истлан, Руслан, Киштаки Серетанур! И всем спирт нужен – бочка, цистерна, состав. Разве упомнишь?
Но «Пролетыртык» завскладом запомнила. Именно по названию запомнила. Потому что в советское время жила в Усть-Каменогорске с косоглазыми, и тогда каждая паршивая газетенка начиналась именно этими словами, в переводе с казахского означающими «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
– Ну, блин! То-то мне казалось знакомым название этой конторы! – хлопнул себя Токмаков по лбу.
– Стучите сильнее, – ехидно посоветовала Жанна Милицина, – Вам это полезно. Глядишь, еще что-то вспомните. Например, что за необходимость такая была напиваться в сомнительном обществе!
Токмаков, чей боевой настрой еще не пропал, открыл было рот, но его перебил Непейвода, олицетворявший в оперативно-следственной бригаде здравомыслящее начало. Много видевший и кочевавший по свету, он привык доверять совпадениям, учитывать незначительные, на первый взгляд, подробности вроде этой, с названием фирмы. Ко всему прочему, он был старше всех по возрасту и званию, да и просто по опыту.
– Продолжайте, Андрей, – сказал он Фефелову. – Этот завод просто кладезь оперативной информации, я там тоже кое-что надыбал.
Вместо ответа Фефелов выудил из кармана разорванной куртки (удирать пришлось через узкую щель в заборе, облюбованную «несунами») замусоленный клочок бумаги. Виновато пожал плечами:
– Боялся, что не запомню. Списал с накладных.
И перечислил список химикатов, отгруженных «Технохимом» казахской фирме с названием, выдержанным в духе пролетарского интернационализма.
– Ацетилантропиловая кислота, изосафрол, лизергин…
Воцарилась тишина.
– Ну и что? – спросила Жанна Милицина.
Фефелов пожал плечами:
– Завскладша говорит – простая химия.
– Тогда почему об этой простой химии мне не сказали по телефону? – возразил Токмаков.
– Потому что химия не простая, – логично заключил Виктор Непейвода. – И единственное, что мне приходит на ум, когда я слышу о лизергиновой кислоте… Так, в Питере управление Госнаркоконтроля возглавил Шестериков. Под началом Юрия Борисовича я служил когда-то в налоговой полиции. Рискну потревожить генерала, попрошу его связаться с местными наркополицейскими…
– У меня есть номерок дежурного по ГУВД, – опять к месту оказался Андрей Фефелов. Скинув драную куртку, приткнув в уголок промокшие ботинки – к ночи неожиданно потеплело, и новогодний снежок превратился на улицах в жидкую ноябрьскую кашу – он с нескрываемым мужским интересом поглядывал на Жанну Милицину.
Но Непейвода уже накручивал телефон, одновременно делясь своими познаниями:
– Есть целый список химических веществ, которые могут использоваться для производства героина и прочей дряни, а потому находящихся под международным контролем. Существуют три уровня такого контроля: европейский…