Геносказка
Шрифт:
Гретель сидела на своем обычном месте, почти скрывшись за лабораторным столом. Как и следовало ожидать, его прихода она попросту не заметила. Судя по всему, с точки зрения геномага, человек не очень-то отличается от пыли под ногами. Гретель была в своем обычном халате, давно утратившем изначальный цвет и кажущемся серым на фоне ее снежно-белых волос, неровно обстриженных и собранных в небрежный пучок. Она смотрела в окуляр неизвестного Гензелю устройства, время от времени делая быстрые пометки на листе бумаги. Около дюжины пустых чашек из-под
Гретель была в лаборатории, но, если бы ему вздумалось сказать, что ее здесь нет, это тоже было бы правдой. Здесь находилась лишь ее оболочка, безразличная, отстраненная, холодная. Некоторый объем биологических органов и тканей, в которых протекали процессы метаболизма, не более того. Сама Гретель находилась где-то еще, отключившись от всех каналов информации и вообще от того мира, где находился Гензель. В каких мирах сейчас путешествовало ее пытливое сознание, он не хотел даже представлять.
Но все-таки он должен был попытаться.
— Сестрица!
Она даже не взглянула на него. Только рука немного дернулась, чертя уродливую, как паучья паутина, химическую формулу.
— Ужасное происшествие в Офире! — Привыкшие к мертвой тишине, беспокойно зазвенели реторты в лаборатории. — Срочно требуется помощь геноведьмы! Генномодифицированный турнепс на днях проглотил целую семью. Старика, его жену, их внучку, пса, кошку и, кажется, мышь. Говорят, это какая-то хищная мутация, которая поглощает чужую генетическую информацию, присваивая ее…
— Вздор.
Гензель улыбнулся. Кажется, госпожа геноведьма все-таки периодически возвращалась в мир живых.
— Между прочим, насчет турнепса — реальная история. Об этом недавно писали руританские газеты.
— Не читай газет, братец. Те, кто их пишет, ничего не смыслят в геномагии.
Гретель вернулась к наблюдению, тут же мгновенно забыв про присутствие Гензеля. Это получалось у нее легко и совершенно автоматически, как у аппарата, который переключается между двумя режимами работы. Режимы Гретель звались «Настоящая жизнь» и «То, что ей мешает, включая старшего брата». Первый считался основным.
— Честно говоря, я пришел не из-за турнепса. У него оказалась какая-то аллергия на мышиную генетическую культуру, и он разложился прямо на грядке. Тебе известен некий папаша Арло, что живет в южной части Вальтербурга? Старый шарманщик?
— Угу.
Ответ Гретель был равнодушен и пуст, как стерильная среда в какой-нибудь колбе, ожидающая засева бактериологической культуры. И не выражал совершенно ничего, несмотря на свой внешний позитивный окрас. Госпожа геноведьма снова отправилась в иной мир, несравненно более интересный, богатый и захватывающий, чем никчемная обитель людей.
— Он действительно с головой не в ладах?
— Угу.
— Хорошо. Тогда я вышвырну его из дома, он меня уже порядком утомил.
Он подождал реакции Гретель, но никакой реакции, конечно, не последовало. Можно было и не ждать.
— А знаешь, кто украл ключ? Мальчик-полено! Живой, наполовину деревянный мальчик. Как тебе? О таком даже в газетах не пишут.
— Угу.
— Говорят, уличные шарманщики часто сходят с ума. Какое-то там излучение от их мобильных установок… Такое бывает?
— Да.
— Даже грустно как-то смотреть на него. Выглядит до крайности жалко. Ключ, дерево, камин, приемный сын… Я сразу понял, что это бред воспаленного сознания, но выглядит этот Арло чрезвычайно убедительно, надо сказать. Это ведь чушь, правда? Про человека, сотворенного из полена? Такого ведь не бывает?
— Да, братец.
— Хорошо. — Гензель ощутил, как улетучивается беспокойство. — Все-таки придется вытолкать старика на улицу. Главное, чтобы он со своими навязчивыми бреднями к страже не сунулся. Живо упекут в богадельню и разберут на клеточный материал.
— Угу.
Гензель поспешил к двери, стараясь держаться подальше от булькающих автоклавов, похожих на сонных стальных чудовищ. У него ушло много лет, чтобы привыкнуть к их присутствию.
— Жалко дурака, — пробормотал он, смахивая повисшую в дверном проеме паутину. — Занимался бы своим ремеслом, детей смешил… А тут на старости лет ключ ему америциевый подавай…
Он уже вышел на лестницу, когда кто-то в лаборатории отрывисто сказал:
— Стой!
Гензель замер. Едва ли автоклав в силах произнести подобный звук. Впрочем, мысль о том, что произнести его могла Гретель, казалась еще менее вероятной.
— Сестрица?..
Оказывается, Гретель успела бесшумно подняться. Ее прозрачные, ничего не выражающие глаза, сами похожие на окуляры какого-то сложного бездушного прибора, теперь самым внимательным образом были устремлены на него. Наверно, от такого взгляда и превращаются в клопа. По крайней мере, Гензель сразу ощутил себя маленьким и беспомощным.
— Повтори, — потребовала она холодно.
— Жалко, говорю, старика…
— Ключ! Какой ключ?
— Да глупость какая-та. Ключ от камина. С каких пор камины на ключ запирают? Мало того, еще и америциевый…
— Цитруллинемия святого Брюхера! — выругалась Гретель. Слишком эмоционально для лабораторного прибора. Почти по-человечески. — Старик Арло? Он еще там?
— Ну да, околачивается у нас в гостиной, уже весь ковер перепачкал. А что? Хочешь тоже послушать сказку про мальчика-полено?
— Это не сказка, — сквозь зубы сказала Гретель. — Пошли к нему. Немедленно.
— Только не говори, что этот каминный ключ и в самом деле существует!
— Несомненно. Он украден?
— Если верить старику…