Геносказка
Шрифт:
Окаменевшие от холода пальцы с трудом справились с завязками сумки. Но справились. Суставы трещали, кожа не чувствовала прикосновения. Гензелю удалось выкатить на немеющую ладонь три круглых шара. Бледно-зеленый, маленький. Большой, сочно-красный. Средний, золотой, идеально круглый.
— Нет, Гензель! — крикнула Гретель.
Глупо пытаться помешать сильному квартерону, особенно если ты — девушка, вдвое его легче. Но Гретель попыталась. Схватила его за руку. Он стряхнул ее, легко, как дерево стряхивает старую листву.
Хватит. Он не позволит Гретель обменять свою жизнь на какую-то загадку о потерянной принцессе. Глупые
— Больше никакого выбора! — крикнул он яростно прямо в оскаленную пасть неба над головой. Забирайте ваши чертовы подарки, вы все! Ну! Приятного аппетита!
Маленькое бледно-зеленое яблоко вылетело из его руки и юркнуло в снег. Мышцы сковал холод, оттого пролетело оно не очень далеко. Но Гензель все равно почувствовал необычайное облегчение — словно скинул с шеи чугунный шар, который таскал на себе последний месяц. Один из трех чугунных шаров.
— Больше никакой геномагии!
Второе яблоко, большое, ярко-красное, мелькнуло, как выпущенный из пушки снаряд.
О Человечество, если бы он раньше знал, до чего приятно метать яблоки, — он занимался бы этим целыми днями!..
— Больше никаких загадок!
Золотое яблоко последним прыгнуло в снег. Оно было таким полированным и блестящим, что Гензель продолжал его видеть даже сквозь белесую пелену. Крохотная золотистая искорка, застывшая в сугробе. Еще десять минут — и она погаснет, укрытая снегом. Пусть лежит здесь, скверный подарок неведомых существ, лежит и ждет своего часа. Или своей принцессы. Кто-то да найдет…
— Гензель!
— Это все, сестрица, — сказал он, положив дрожащую руку ей на плечо. — Мы возвращаемся. Так говорит старший брат.
Гретель была не из тех, кто станет просить или умолять. Но он ожидал, что геноведьма хоть как-то проявит чувства. Но ничего подобного она делать не стала. Просто стояла и молча глядела в снег.
— Гензель…
Что еще за хитрость? Какая-то геномагическая уловка? Неужели она думает…
— Посмотри туда.
Он не выдержал, посмотрел, куда она указывает. И разглядел все ту же золотистую искру в снегу. Чего же в ней странного?.. Еще минута, и последнее яблоко занесет снегом, да так, что никто не найдет его вовек, хоть вся королевская армия будет возиться с лопатами…
Искра шевелилась. Гензелю захотелось протереть для верности глаза, но он знал, что ороговевший от мороза палец скорее поцарапает их, чем вернет ясность зрению. Искра в снегу шевелилась. Она медленно двигалась, отдаляясь от него — будто катилась по невидимому желобу. Только катилась она вверх.
Тут уже Гензель не выдержал, одним прыжком оказался возле нее, даже за рукоять кинжала машинально схватился, едва не зашипев от боли: рука норовила примерзнуть к стали даже сквозь рукавицу. Но про это он мгновенно забыл. Яблоко двигалось. Золоченый подарок альвов перекатывался с одного бока на другой, уверенно куда-то двигаясь. Его подгонял не ветер, в этом Гензель готов был поклясться. Какая-то сила тащила яблоко сквозь метель. Целеустремленно, с постоянным ускорением.
Яблоко взобралось на заснеженный валун, оставляя за собой четко различимый след, поколебалось несколько секунд, и продолжило свой странный маршрут. И движения его были не случайны.
Гензель и Гретель переглянулись.
— Что это? — выдавил Гензель, прогоняя желание схватиться за мушкет и выстрелить зарядом
Гретель улыбалась. Кажется, впервые за последний месяц. Улыбка ее была усталой, но торжествующей.
— Ты еще не понял, братец? Это наша путеводная нить. Она указывает нам путь. Нам надо идти вслед за яблоком.
— К-куда?
— Не знаю. Это яблоко альвов. Оно может привести нас куда угодно.
— К смерти? — предположил он. — Или к принцессе?
— Не знаю. Но, если у тебя нет других предположений, я бы предложила следовать за ним. И еще, будь добр, собери яблоки. Они нам пригодятся.
Это был сорок третий или сорок четвертый день пути. И это было безумие. Безумие, растянутое на сорок три или сорок четыре равных части.
Они шли за яблоком. Золотая сфера беззаботно катилась, оставляя в снегу ровную, как от плуга, борозду. Она двигалась с постоянной скоростью, лишь немного замедляясь на подъемах, ловко лавировала между камнями и вела себя так, словно превосходно разбиралась в окрестностях. Ни разу не сбилась с пути, не сделала лишнего поворота, не угодила в пропасть. Ни дать ни взять выдрессированная ищейка из королевской охотничьей своры.
Яблоку не требовался отдых, оно было готово катиться вперед сутками напролет. Но обмороженным человеческим ногам, готовым развалиться на части, отдых был необходим. В такие моменты Гензель подхватывал золотое яблоко и бросал его обратно в мешок. Оно мгновенно переставало двигаться, даже не трепыхалось. Удивительно сообразительные яблоки у этих альвов…
— Жаль, мы попросили именно яблоко, — пробормотал как-то раз Гензель, пытаясь перетереть зубами кусок твердого, как дерево, сушеного мяса. — Надо было просить у них тыкву. Большую такую тыкву. Влезли бы внутрь и катились бы, как в карете…
Гретель приходилось хуже. Ее слабые человеческие зубы едва справлялись со сложной задачей. Да и выглядела она хуже, с каждым днем все больше напоминая тающую сосульку под стрехой крыши. Если бы не проклятое яблоко, Гензель давно уже закинул сестру себе на плечо и двинулся бы обратно в Лаленбург. Но теперь, когда яблоко недвусмысленно указывало путь, Гретель устремилась вперед с новыми силами. И Гензель смирился с тем, что удержать ее не получится.
Хромонему пришлось бросить — старая лошадь настолько ослабла, что уже не способна была двигаться, лишь мелко дрожала, приникнув к камню и глядя вперед ослепшими побелевшими глазами. Она уже была мертва, только тело ее, упрямое тело млекопитающего, отказывалось признавать себя мертвым, бессмысленно качало кровь и напрягало мышцы.
Гензель не хотел бросать ее на растерзание свирепому морозу и колючей, как наждачный диск, метели. Позволив Гретель уйти подальше, он наклонился к бедному животному, достал кинжал и аккуратно чиркнул по жилистой шее. Кровь на морозе делалась густой и почти черной, лилась неохотно. Но даже небольшой раны хватает для того, чтоб любое существо с горячей кровью в жилах погрузилось в тяжелый бесконечный сон. Гензель потрепал Хромонему по рогам, закинул мешок за спину и стал нагонять Гретель. К животному он успел привязаться, но его потеря не стала критической — припасов к тому моменту оставалось так мало, что они легко вмещались в один заплечный мешок. Наверно, они слепо тащились бы вперед до тех пор, пока мешок не опустел.