Генрих IV
Шрифт:
Кортежи встретились на границе с Савойей и, чтобы отпраздновать встречу, ненадолго остановились в Лионе. Генрих Анжуйский вернулся в свою родную стихию с превеликим удовольствием; он, как и прежде, старался разжечь ревность и расстроить любовные интрижки, завязанные в его отсутствие, и получал от этого патологическое удовольствие. Его сестра Маргарита, которую он втайне ревновал, стала мишенью его язвительных шуток над ее любовными похождениями и изменами ее наваррского мужа.
Впрочем, в супружеских отношениях короля и королевы Наваррских царила полная свобода. Муж и жена заводили бесчисленные романы. Маргарита со страстью и возвышенными чувствами, Генрих с мужским бахвальством и непостоянством. «Жена охотно слушала рассказы мужа о его победах, ибо он прекрасно знал, что я не ревнива». Поскольку он обращался с ней, «как с сестрой», они могли сообща вырабатывать совместную
Но она бунтовала, когда кто-то пытался противодействовать ее влиянию на мужа и приручить его.
Мадам де Сов, возможно, по приказу Екатерины играла в эту недостойную игру, которая могла породить «отчуждение и скверные отношения между супругами». Эта презренная Цирцея натравливала друг на друга Франциска и Генриха, которых одновременно одаривала своей благосклонностью. Генрих лучше, чем кто-либо, описал эту флорентийскую атмосферу в письме к своему кузену Жану д'Альбре-Миоссансу: «Двор как никогда причудлив. Мы все готовы перерезать друг другу глотки. Постоянно носим под плащами кинжалы, кольчуги, а иногда и кирасы. Король подвергается не меньшей опасности, чем я, но он меня очень любит. Господа де Гиз и де Майенн не спускают с меня глаз. Вы знаете, что вся Лига желает моей смерти из любви к Месье. Они в третий раз запретили моей любовнице (мадам де Сов) общаться со мной и так ее запугали, что она не смеет посмотреть в мою сторону. Я выжидаю, когда можно будет дать сражение, так как они говорят, что убьют меня, но я хочу их опередить».
После Лиона Генрих III увез двор воевать с Дамвилем. Путешествие по бурным водам Роны не обошлось без происшествий: затонул корабль, на борту которого находились слуги и столовая посуда королевы Наваррской. В Нижнем Лангедоке исход боевых действий был неблагоприятным для королевских войск. Дело «недовольных» находило повсюду поддержку. В январе между католиками и протестантами был подписан договор о совместной защите, после чего Дамвиль решил взять инициативу в свои руки. Он одобрил действия Конде по набору наемников и послал к Франциску эмиссара с приглашением присоединиться к нему. В отношении же Генриха Наваррского никаких инструкций не было — признак того, сколь мало надежд на него возлагалось.
Бегство Месье
Из двух принцев первым принял решение именно этот недоносок Франциск. Сначала он поехал со двором в Шампань на коронацию своего брата Генриха III и на его бракосочетание с Луизой Лотарингской-Водемон. 15 сентября 1575 г. после возвращения в Париж он сбежал в карете одной знатной дамы. Скрытое соперничество между Генрихом и Франциском позволяет предположить, что Беарнец не был посвящен в тайну. Маргарита, возможно, помогла брату бежать, чтобы досадить мужу. Своей разгневанной теще, которая показала ему манифест Месье, Генрих небрежно ответил: «Я знаю, чего стоят эти заявления, я их наслушался в свое время, когда был с покойным адмиралом и гугенотами. Скоро мы услышим о Месье и о людях, которые его используют. Сначала он будет их господином, но постепенно они сделают из него слугу. Мне это хорошо известно».
Екатерина пустилась вслед за сыном, она догнала его и осыпала щедрыми обещаниями. Однако немецкие наемники уже начали переходить границу. Генрих Гиз, как когда-то его отец, был во всеоружии ради спасения родины, и разгромил наемников у Дормана. В ноябре в Шампиньи было заключено перемирие. Протестантский культ отныне разрешался во всех городах, занятых гугенотами, и кроме того, в двух городах каждой из провинций. Месье без единого выстрела получил в собственность ангулемские укрепленные города Ниор, Сомюр и Ла Шарите, Конде — Мезьер, ворота в Германию. Для монархии это была позорная капитуляция: страна раскололась, три официально признанные партии поделили территорию. Перепуганный Генрих III отказался отдать брату крепости: Месье тут же объявил, что пойдет на Париж с коалиционными войсками.
Бегство короля Наваррского
Именно этот момент выбрал Генрих Наваррский, чтобы вырваться из клетки. Мнения по поводу бегства разделились. Агриппа д'Обинье, шталмейстер Генриха, объяснял это внезапное решение угрызениями совести, которые он пробудил у своего государя. Раймон Риттер, изучив текст секретной депеши, посланной после бегства в марте 1576 г. графом де Грамоном королю, пришел к выводу, что бегство было спровоцировано
Король Наваррский в течение предыдущих месяцев имел много возможностей для побега. «Посредством расточаемых улыбок и лукавого ума, — пишет Вилленгомблен, — он обрел полную свободу, так что волен был ходить, куда ему заблагорассудится». Вероятно, его нерешительность была связана с той ролью, которую ему предстояло сыграть, так как первые места были уже заняты принцем Конде и Месье, и он рисковал оказаться на второстепенных ролях. Именно этим периодом колебаний и нерешительности следует датировать эпический рассказ Агриппы д'Обинье. Однажды вечером он сидел с камердинером Жаном д'Арманьяком у ложа своего господина, тот вздыхал, мучимый сомнениями. Агриппа обратился к нему тоном библейского пророка: «Государь, значит, вы все еще не изверились в Господе? Вы вздохами изливаете ему свою печаль из-за отсутствия друзей. У вас всего лишь слезы на глазах, а у врагов оружие в руках… Не устали ли вы прятаться за самого себя?..» И Генрих якобы взял себя в руки после этой апелляции к его совести.
Однако важнее было усыпить недоверие не Екатерины, а Гизов. Герой Дормана, прозванный Меченым после ранения в лицо, был доставлен в тяжелом состоянии в Шато-Тьери, куда Генрих спешно прибыл с изъявлениями самой искренней любви. 25 января 1576 г., после прибытия гасконского эскадрона, король Наваррский приступил к исполнению столь хитроумного плана, что он вполне мог возникнуть в изобретательном уме его жены. 1 февраля разнесся слух, что он не ночевал в Париже. Лувр пришел в волнение, но на следующий день мнимый беглец появился в часовне, где молились их Величества, с заверениями в своей преданности. Через два дня Беарнец отправился во дворец к Генриху Гизу, которого он застал в постели. Он бросился к нему с объятиями, объявив радостную новость: Екатерина наконец согласилась пожаловать ему должность наместника королевства. Герцог встал, оделся, и оба они направилась на площадь Сен-Жермен, обмениваясь любезностями и заключая друг друга в объятия на глазах у многочисленной толпы, после чего Генрих пригласил Гиза с ним поохотиться. Но на сей раз комедия была разыграна слишком топорно. Меченый, проявив осторожность, отказался.
Король Наваррский уехал без него в Галатский лес, где на следующий день должна была состояться охота на оленя. Генриха сопровождали его камердинер д'Арманьяк и два гасконца из свиты. Остальные должны были присоединиться к ним завтра. Таким образом, Агриппа, присутствовавший на вечерней аудиенции Генриха III, заметил, как один из заговорщиков, Фервак, шептал что-то на ухо королю. Если король и был предупрежден, то не отреагировал или отреагировал слишком поздно. Агриппа той же ночью ускакал галопом вместе с Роклором. Он присоединился к Генриху рано утром в Санлисе. Возможно, как рассказывал д'Обинье, король Наваррский еще не принял окончательного решения. Подобно Месье, этот двадцатидвухлетний принц принимал решения только под нажимом своего окружения, у него еще не было своей политической воли.
«Государь, — крикнул ему, даже не спешившись, его шталмейстер, — король все знает от Фервака. Дорога в Париж ведет к позору и смерти, а все другие — к жизни и славе… Пришла пора вырваться из когтей ваших тюремщиков и присоединиться к своим друзьям и верным слугам». Генрих снова перешел Рубикон, как он это сделал в 1568 г., отправившись в Ла Рошель. В Санлисе он написал Генриху III письмо, в котором сообщал, что, устав от унижений, он уезжает, но сохраняет при этом ему верность. В Лувре очень плохо приняли его гонцов, и все-таки нельзя не удивиться, что король так быстро успокоился. Члены Королевского совета требовали казни посланников Беарнца, но Генрих III «даровал им жизнь». Более того, он даже передал им ответное письмо своему зятю и разрешил уехать группе дворян, которые должны были присоединиться к беглецам. Среди них был юный паж Максимилиан де Бетюн, будущий герцог Сюлли.