Генрих IV

Баблон Жан-Пьер

Можно было попробовать завоевать такую женщину, как это пытался дон Хуан Австрийский, который счел ее желаннее, чем королевство, или как польский посол, сказавший что согласился бы потерять зрение ради обладания ею, но никто и не помышлял назвать ее своей женой, а разве что готов был соединить свою судьбу с ее судьбой на несколько лет. К тому же — до прибытия в Париж своего давно исчезнувшего из поля зрения кузена — Маргарита любила многих высокородных красавцев. По сравнению с Генрихом Гизом король Наваррский должен был казаться ей попросту деревенщиной. Поэтому в последние недели перед замужеством она не переставала оплакивать свою судьбу. Потребовалось вмешательство матери и брата, чтобы заставить ее покориться, но ее печаль сквозит в сетованиях ее гувернантки: «Как же мне не плакать, если я вижу, как плачет мадам Маргарита из-за того, что ее насильно выдают замуж». Но пренебрегать королевской кровью и маленькой наваррской короной было бы неблагоразумно.

Разрешение папы все еще не приходило, поэтому король

и королева-мать решили без него обойтись и для этого ввели в заблуждение кардинала Бурбонского, заверив его, что оно уже в пути. Была назначена ближайшая дата, так как Екатерина находилась в состоянии лихорадочного волнения. Она узнала, что Колиньи с согласия короля послал нидерландским гезам военный контингент, который был наголову разбит испанцами у Киеврена. Испанский король не мог не знать, что ответственность за оказание военной помощи лежала на Карле IX. К тому же Филипп II снискал славу, разгромив турецкий флот. Эта блестящая победа создала ему репутацию великого защитника христианства. С Валуа было бы покончено, если б он бросил свои войска против Франции. Следовало во что бы то ни стало положить конец пагубному влиянию адмирала на короля. Два раза он вовлек его в рискованные предприятия, дважды Екатерине удалось образумить сына, третий раз мог бы оказаться фатальным. Сначала наваррский брак, а потом можно будет заняться адмиралом и всеми приглашенными на свадьбу гугенотскими дворянами, которые рвались сражаться во Фландрии.

15 августа Екатерина Медичи во второй раз расстроила игру Колиньи. 17 августа, в воскресенье, начались свадебные торжества. Обручение в парадном зале Лувра совершил кардинал Бурбонский, потом состоялся ужин и бал.

Свадьба

После обручения Маргарита покинула Лувр и отправилась ночевать во дворец епископа Парижского. На следующий день состоялось венчание. Генриха сопровождали в храм братья короля, герцог Анжуйский и герцог Алансонский, Конде, Конти, Монпансье и Гиз. Весь двор отправился за невестой в епископский дворец. Сверкая драгоценностями, она появилась с короной на голове, в голубой мантии с длинным шлейфом, который несли три принцессы. Она прошла по галерее вдоль фасада до паперти, где ее встретил король Наваррский. Брачные клятвы в присутствии толпы принял кардинал Бурбонский, объявивший их мужем и женой, потом молодожены прошли в храм по огражденному проходу, сооруженному в центре нефа. Дойдя до клироса, молодой муж оставил жену с герцогом Анжуйским, который повел ее к алтарю, сам же повернул налево и через северное крыло поперечного нефа вышел из храма. Его сопровождали протестантские принцы и дворяне. Среди них был Колиньи, который обменялся с одним из Монморанси двусмысленными словами. Глядя на знамена Жарнака и Монконтура, свисающие с хоров, он заметил: «Скоро их сорвут и повесят на их место другие, на которые будет куда приятнее смотреть». Адмирал подразумевал войну с испанцами, но его противники усмотрели в этих словах прямую угрозу короне.

Выйдя из собора, Генрих четыре часа ждал в епископском дворце окончания мессы. Потом по южной галерее вернулся за женой в храм и повел ее ужинать в епископский дворец. Затем двор в открытых каретах двинулся во дворец Сите, где на мраморном столе парадного зала был сервирован ужин для придворных, «городских магистратов, парламента, Счетной и Монетной Палаты». Ужин закончился балом и дивертисментом.

Варфоломеевская ночь

В пятницу 22 августа свадебные торжества закончились, и многие гугенотские дворяне начали покидать Париж или готовились к отъезду. Теперь королева-мать могла осуществить свой план — устранить Колиньи, главного супостата ее сына.

Решение об этом было принято за несколько недель до свадьбы. Желание Екатерины разделаться с адмиралом не вызывает никаких сомнений. Что касается массового уничтожения гугенотских дворян, то мы уже никогда не узнаем, задумала ли она его до свадьбы или же оно было спланировано ультракатолической придворной кликой: итальянцами, канцлером Бирагом, бароном Рецом, герцогом Неверским, лотарингцами — Генрихом Гизом, его братом герцогом Омальским и его дядей кардиналом Лотарингским, французами — герцогом Анжуйским, бастардом Ангулемским и маршалом Таванном. Взрывоопасная обстановка при дворе позволяет думать о намеренном провоцировании гугенотов, и в случае, если они заглотят наживку, это даст повод для их поголовного уничтожения. Собравшиеся 1 августа в замке Гонди в Сен-Клу приближенные королевы-матери даже посоветовали ей как устроить ловушку: соорудить за дворцом Сите укрепление и включить в программу развлечений военную игру, предусматривающую штурм форта гугенотами; защитники же под командованием герцога Анжуйского при первом штурме будут отвечать стрельбой холостыми зарядами, а при втором — боевыми. Хитроумная комбинация была отвергнута, но этот смертоносный план дает основание предполагать преднамеренную расправу.

Чтобы избавиться от Колиньи, Екатерина Медичи легко нашла подходящего сообщника: герцога Гиза. Жажда мести обуревала его со дня гибели отца, виновником которой он считал адмирала. Исполнителем был Морвер, упустивший ту же жертву годом раньше. В пятницу 22 августа все шло своим чередом. Колиньи предполагал в субботу

или воскресенье уехать в свое поместье Шатильон-сюр-Луэн, но до отъезда хотел получить от короля разрешение на некоторые меры, которые гарантировали бы соблюдение эдикта о мире. Утром он присутствовал на совете, а потом проводил Карла IX на площадку для игры в мяч, расположенную у ворот Лувра. Не дождавшись окончания игры, около одиннадцати часов он отправился домой по улице Фоссе-Сен-Жертье, которая вела к его особняку на улице Бетизи. Он шел пешком, читая на ходу прошение, и остановился, чтобы исправить башмак. Бывший наставник Гиза Морвер поджидал его, укрывшись в доме каноника Вильмюра. Он выстрелил в тот момент, когда адмирал наклонился, пуля из аркебузы ранила его в локоть и кисть. Пока раненный устремился к своему дому, дворяне из его свиты ворвались в дом, откуда только что скрылся Морвер. Узнав о покушении, король в гневе бросил наземь ракетку. Генрих Наваррский, Конде и Ла Рошфуко поспешили к Колиньи, куда к двум часам прибыл с матерью сам король. Обменявшись нескольким словами с адмиралом, Карл IX поклялся найти «виновного, зачинщиков и подстрекателей» и свершить правосудие.

Следствие было поручено президенту де Ту и советнику Кавеню, которые на следующий же день поняли, откуда дует ветер: Морвера ввел к Гизу дворецкий герцога Омальского, и на лошади из конюшен Гиза тот спасся бегством. Все было ясно без всяких доказательств. Гиз, предупреждая события, явился к королю испросить разрешения покинуть Париж, потом укрылся в своем особняке в квартале Марэ.

Парижане, узнав новость, заволновались. Город уподобился пороховой бочке. Недавно он пополнился огромным количеством нищих крестьян, оставивших свои деревни из-за неурожая. Неслыханная роскошь свадебных торжеств разбудила в них низменные инстинкты. Францисканские проповедники с амвонов разжигали гнев католиков против еретиков и против тех, кто им потворствует. Не пощадили даже королеву-мать и короля. Их сравнивали с ветхозаветными властителями Ахавом и Иезавелью, осужденными по слову Господа на вечное проклятье.

Единственным спасением для гугенотов было бегство. Некоторые к тому времени уже уехали.

В пятницу, во второй половине дня Генрих Наваррский, Конде и Ла Рошфуко попросили разрешения у короля уехать, так как «в Париже они не чувствуют себя в безопасности». Карл IX — возможно, искренне — стал их разубеждать, сказав, что в Лувре им нечего бояться, и даже предложил перенести адмирала во дворец, в апартаменты Маргариты. Гугеноты вернулись на улицу Бетизи и стали совещаться на втором этаже, чтобы не утомлять раненого. Кроме видама Шартрского, Жана де Феррьера, никто не догадался, что драма только начинается, поэтому только он настаивал, чтобы все покинули Париж, забрав с собой адмирала. Телиньи и Брикмо, наоборот, хотели остаться и держать оборону в доме. Этого же мнения придерживались принцы, доверявшие королевскому слову. Телиньи отправился в Лувр потребовать вооруженную охрану. Герцог Анжуйский послал пятьдесят аркебузиров, которых разместили в двух лавках по соседству с воротами, но их командиром был капитан королевской гвардии Жан де Монлезен. Генрих знал, что он враг адмирала, и сразу забеспокоился. Поэтому в субботу в дом принесли оружие и кирасы, а Генрих вызвал пять швейцарцев из своей личной охраны.

В субботу, во второй половине дня, когда Карл IX послал узнать о самочувствии раненого, а Маргарита отправилась навестить его, Екатерина собрала своих советчиков в аллее парка Тюильри. Там составили список тех, кто должен умереть. На этот раз королева-мать действительно приняла решение о массовом убийстве, она боялась, что гугеноты подготовят переворот, а Карл IX и в самом деле будет преследовать виновников неудавшегося покушения на адмирала. Во время ужина она услышала, как гасконец Пардальян угрожал тем, кто осмелится чинить препятствия правосудию. Первой ее целью было уговорить короля и вырвать у него согласие. Рец поспешил вечером к королю, чтобы разоблачить протестантский заговор с целью этой же ночью захватить его мать, брата герцога Анжуйского и его советников. Он сказал, что королева-мать и его брат именно поэтому и дали согласие на покушение. Король был ошеломлен и долго противился уговорам убийц, потом — на грани нервного срыва — уступил. После его согласия предумышленная бойня приняла характер наказания группы мятежников, посягнувших на королевскую власть. Составили их список, обсудили несколько имен и по просьбе герцога Неверского вычеркнули Конде и Генриха Наваррского.

Поздно вечером в Лувр вызвали представителей городских властей и приказали им принять чрезвычайные меры, закрыть ворота и вооружить горожан. В качестве сигнала для начала бойни договорились использовать набат колокола церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа.

Маргарита оставила захватывающий рассказ об этой ночи. Обе партии ей не доверяли и держали в неведении, но ее не покидало ощущение надвигающейся катастрофы. Во время вечерней аудиенции королева-мать, увидев, что она сидит на ларе рядом с сестрой, герцогиней Лотарингской, приказала ей идти спать. Герцогиня, которая была посвящена в тайну, обняла ее и взволнованно сказала: «Ради Бога, сестра, не ходите туда», но разгневанная Екатерина повторила свой приказ. Марго вышла из спальни матери, «похолодев от ужаса, не зная, чего я должна бояться». Ее муж покинул особняк адмирала, расставив во дворе своих гвардейцев. Потом после вечерней аудиенции короля он лег в постель.