Геометрия побега. Стихотворения

Петрушкин Александр

– 2-

Входи в мой дом – пока ещё ты контур —как сад посмертный, не обретший плотность,как ртуть с ладони, склеванной вороной,переметнувшейся снежком в иную плоскость.Входи в мой дом нелепою наградой,скрипи в калитке, как дрова в сарае,чтоб контур становился этот ближе,чтоб знали мы, что плоть [и так] сгорает.Мой бедный родственник,двойник воды бинарной,свою ладонь в сад погрузи, как ликираздвинь воды колодезные створки,за мытые твои/мои ошибки.Входи в мой дом, с вещами разминувшись —за сквозняком следы не прибирая —пока ты контур для смертельной жизнии

выглядишь как я [совсем банально] —Греми, как Данте в зимней погремушке,чтоб контур твёрже стал и нас однаждыоставил так, как оставляют сад свой —уткнувшись шкурой в шкуру,краем к раюводы, где [приближаясь к отраженьям]два контура свою же смерть теряют.

– 3-

Мы потеряли смерть свою,которую – то я пою,то бабочка в ладоняху сада – что потонет.За садом тень его стоит,как дерево и запах лип[нелепое созданье,которое с названьемсвоим приобретает смерть].пока что мы учились петьпочти что соловьями[и думали, что сами]в ранете жили муравьи,и, расширяясь изнутрив пупе земном,как норы —они мастрячили нам дом,вокзал и сладкий тлиный комсовали в подъязычье[как будто дело в личном].И тень – нас потерявщи здесь —водила свет сквозь тёмный лес,как бабочка, что тонет,сверкая сквозь ладони.

«Алексею Сомову…»

Алексею Сомову

Что птица волочёт в своё гнездо,растягивая А почти до О?Что бывший адрес твой, что этот новый —недостижим, и прячется лицосреди других, в даггеротип словлённых,где голос стал уже твоим вдовцом.Он в комнату проходит, натыкаясьна форточки – кто палочкой стучит [?]с той стороны, на всех нас – разрываясьпока пиздато эта смерть торчит,пока, как запах хлора и мочи —летает с этим, перьями зажатым(читаем «Смена-8М») – все три ночи(совсем не ночи – синий под халатом,снимая с нас, как с вешалки бельё,гнилые голоса чужой фонемы,и дождь с землёю под язык кладёт,и хлеб размокший на язык кладётземля парит (а смыслы также темны,но не темны) – засвечены тела.Теперь, как бы Аид, стоит Сарапули поедает [как бумагу] всё,переиначив, забираясь на кол.Но вот, что очевидно – понедельникшагает в ряд с тобой всегда налево,не с той ноги и стороны ты встанешьнащупывая рядом своё тело —и вылетает смерть, как будто птичка,и диафрагма в ней как бы табличка:закрыт даггеротип – портвейнушол на фронт.

II

Тыдым

«Где деревянно кровь до октября…»

Где деревянно кровь до октябрястучит – внутри у дерева, как ложка,с морозом пальцы наизусть скрестя,и смотрит [как в лицо] с его окошка,как здесь, наевшись почвы, в высотуу яблони прорезывая крылья,вдоль веточек нахохлившись, плодысидят так, что – и кровь совсем не видно.Поют [как человечьи] голосау дерева согретого плодами,и кровь, скрутившись в яблоне, у дналетит, морозя почву, перед нами.

Сруб

в срубе ручном узловатой зимызапотело стеклокто-то с иной сторонылижет дно [теплым ртомрежет от неба языкон

кусок за куском]то деревянной пилойто дрожащим ножомходит по кругу воронкипернатый как трески [беспросветен как горло]светящийся лес

«И запрокинув голову…»

И запрокинув голову[пока что без лица],в круги по небу пялится,как камень, детвора,и птица возвращаетсяв качели [как бы смерть],и лица нарисованыв лице её на треть.Но, запрокинув голову,стоящий в небе томдом раздвигает в сторонылицо, чтоб смыть дождём,чтобы стоять неузнаннымв каких-нибудь углах —пока незрячи дети,неся, как камень, страхи, запрокинув голову,в качели плачет смерть,что ей лишь умирать здесь[совсем]одной за всех.

«Он медлит избавлять от скорби…»

Он медлит избавлять от скорби —накормлена земля, в бокахдрожит и дышит, будто пёс ейврастает в рёбра, в берегакак будто бы врастает ива,точнее тень её растёт,и тянет рёбра рек, ленивокадык воде поспешной рвёт.И линза из незрелой крови,как из гнезда упав, дрожитв птенце, врисованном псу в брюхо,что в водах вспаханных лежит,где тень, застыв на середине,перезабыла диалог,бог возвращает – как молитвуи иву – долг.

Наталья

Покажется, что снег с землёй делимна человека и пустое место —проходишь через тень свою один,и та парит [как будто бы из теста].Покажется – что тронуто рукойуже нашло скрижали нашей смерти —покоя нет – но, если есть покой,то он всегда в оставленном здесь месте.Идёшь на холм иль спустишься с холма —всё кажется, пока перевозимасквозь тьму и ночь – на поезде душа,на лодке [в старике] как руки длинной.Покажется, что снег съедает смерть,как будто тени заметает крошки,что сокрушимы Бог и человек,когда уже почти что осторожны,и что, спускаясь с неба, голосанащупывают в горла тьме несноснойзерно проросшее – чужое, как глаза —переходящее из местности сей в поздно.Покажется, что снег в земле лежит,и, что земля лежит внутрь человека —чья тень оторвой сквозь меня летит,по стороне ребра глухого света,что выгнута, как лодка, почва здесь,и снег всегда идёт наполовину,что в свете есть твоём – моя вина —и с ней не умираю я – а гибну.

Бог

Нет ни меня, ни тьмыи даже света нет —а только тонкий глаз.И в щёлочки просветОн смотрит на меня,а я смотрю в Него,и, кроме наших взглядов,здесь нету никого.

«Когда почти освоен диалект…»

Когда почти освоен диалект —кыштымский, привокзальный и небесный —меня уже почти на свете нет —хотя, возможно, это я на снегесную то снегирём, то воробьем,жую снежок в руке своей трёхпалойи пролетаю под пурги метлой,чтоб словеса казались слишком малым.Поспешным чудом будет весь декабрь,

Конец ознакомительного фрагмента.