Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
Шрифт:
Политический автор трудится в четыре руки, чтобы к 15 августа не опоздать. Куда посылать — в деревню к Вам или в Нью- Йорк — скажите. Очень существенно: гонорар за этот отрывок есть наша теперешняя единственная денежная основа. Очень прошу М. М. и Вас войти в мое положение, оплатить его сейчас же по получении. Очень прошу не только это, но и по возможности округлить чек, сочтя авансом будущий третий отрывок и будущий дневник. У нас уже сейчас нет ни копья. Пожалуйста, дорогой Р. Б., отнеситесь сериозно — сделайте все, что можно. Ну закажите Вы 100 долларов по получении отрывка. До и не прошу. Но предстоит целое лето адской жары, одного лимонаду на 100 <франков> в день. Вино забыто давно, нельзя ни капли. Дневник будет к декабрьской книжке и, возможно, роскошный. И третий отрывок И. О. будет писать не отрываясь, как только кончит этот, и по написании сразу пошлет. У нас, откровенно говоря, кроме Вас нет ни одного друга, способного помочь, и полагаться на Америку волей не волей — единственное, на что есть, — во Франции не достать «по <нрзб>» ни копейки. Извините, кончаю: напился черного кофе, чтобы написать Вам и поблистать — все-таки не удалось, как видите. Но Вы, пожалуйста, из Питерсхема напишите мне на досуге поблестящей. Обожаю Ваши письма. М. б., и я, очухавшись, Вам поблистаю в ответ и пришлю продолжение Адамовича. Этот мой друг тоже блистает теперь в Ницце — прокутывает накопленные за свой профессорский сезон денежки. И ведь как рискует — поймают на незаконном вывозе денег из Англии а
876
Стихотворение Г. И. «Паспорт мой сгорел когда-то...» («Новый журнал». 1955, кн. XLII, с. 101).
877
Отец Адамовича Виктор Михайлович Адамович (1839-1903) — с 1898 г. генерал-майор, начальник Московского военного госпиталя, всю жизнь прослужил по военной части, в 1868 г. несколько месяцев состоял членом батальонного суда, был уездным военным начальником в Смоленске, затем в Москве, но, как явствует из его послужного списка, хранящегося в РГВИА, никогда никакого отношения к жандармскому корпусу не имел (указано О. А. Коростелевым).
878
В рецензии на кн. XXXIV «Нового журнала» Адамович писал в «Русской мысли» 5 июля 1956 г. (№ 921, с. 5): «...психологически, жизненно ивановская тема близка есенинской, — разумеется, лишь к Есенину самого его последнего периода, — в том смысле, что у обоих поэзия душевной ликвидации, поэзия "обманувших надежд" поэзия "облетевших цветов, догоревших огней" уничтожила всякие иные побуждения к творчеству. Порыв возникает из-за того, что рваться, собственно говоря, уже не к чему».
Ваш Г. И.
*A toute situation (фр.) — ситуация некрасивая, скандал.
120. Ирина Одоевцева — Роману Гулю. 14 августа 1956. Йер.
14 августа 1956.
Дорогой Роман Борисович,
Как видите, высылаю отрывок за день до назначенного Вами срока. Мечтаю о «редакторском спасибо» за точность.
Простите, что рукопись не очень презентабельна. Труда она мне стоила большого.
Будьте ангелом, пришлите мне переписанную на машинке с Вашими отметками. И я, как в прошлый раз, пришлю исправления. Вышлю, не задерживая. Точность гарантирую.
Но если совсем нельзя — пройдитесь сами по ней «своей талантливой рукой».
Ну вот и все. Я очень устала. Ждем письма от Вас.
Жорж, к сожалению, все не поправляется еще, но написал несколько стихотворений для будущего «Дневника».
Пожалуйста, сообщите, что говорят об ответе, ну и заодно — о «Буре» [879] .
879
Одоевцева имеет в виду публикацию своего фрагмента «Когда бушевала буря». Адамович в обзоре XLIV книги «Нового журнала» откликнулся на него очень благожелательно: «...в отрывке этом нет и следа какой-нибудь подражательности <...>. За Одоевцевой прочно установилась репутация писателя веселого, легкого, жизнерадостного, что отчасти верно, — и держится не впечатлении исключительно стилистическом. Звук ее фразы действительно легок, порывист, и ни в коем случае не располагает к меланхолии и задумчивости. Бунин, очень ее любивший, как-то пошутил: "Читаю и будто сижу в лифте... вверх — вниз, вверх — вниз!" <...> Но индивидуальность Одоевцевой глубоко противоречива. В основании ее писаний лежит ужас перед жизнью и перед беззащитностью человека» («Русская мысль». 1956, № 951, 13 сент., с. 2).
Вы, наверно, уже в деревне.
Желаю Вам всяческих наслаждений и отдохновений.
Сердечный привет Ольге Андреевне от меня и Жоржа. И Вам также.
И.О.
121. Роман Гуль — Георгию Иванову. 15 августа 1956. Питерсхэм.
15 августа 1956
Дорогой Георгий Владимирович, Вы просите писем — их нет у меня. [880] Нет, правда, на сердце такая большая тоска, ей-Богу. От усталости, от старости и еще от чего-то не поддающегося определению. Вероятно, — от эмиграции... Есть такой недуг несчастный и неизлечимый... Но вот сбрасываю с себя ветхого Адама — и принимаюсь за веселое письмо к Вам. Не писал давно, ибо был занят тяжелющей работой, притом спешной, притом нелитературной. Сейчас я ее свалил, и устал... как пес... Прежде всего хочу Вам написать о том, что Вас может интересовать больше всего, — это о мысли М. М. издать Ваш сборник. Я думаю, что это осуществимо. Я уже писал М. М., что Вы этим очень зажжены. И мне кажется, нам удастся сделать это к<ак>- н<ибудь> очень экономно — что необходимо, ибо деньги-то надо вырезать откуда-то, а их ведь нет. Во всяком случае в своем далеке Вы должны приняться за манускрипт. Это сделать Вам легче легкого, я думаю. Ножницы. Клей. Немного бумаги. Вот Вам — и Вы сделали прекрасный сборник. Вы писали, чтоб я «ч<то>-н<ибудь>» написал. Понимаю, — о Вашем стуле, конечно! За номером. Можно написать. И даже должно. Но Вы должны сказать совершенно членораздельно: давать в сборник статью мою из НЖ или нет? Не думайте, что меня обидите, если скажете — нет. Милый друг, я умираю оттого, что был я честен. Но зато родному краю, верно, буду я известен... [881] Кстати: верно или видно? Или Вы такими сюрреалистическими стихами не интересуетесь? Нет, без дураков. Мне ведь решительно все равно — дать так дать, не давать так не давать. Можно поместить, сильно сократив, оставив только о стуле. Кстати, известна ли Вам острота Ходасевича: «Эмиграция так бедна, что у нее даже нет стула...». [882] Ну, вот отпишите мне все это и гоните манускрипт, а тут покумекаем что к чему. И воздвигнем Вам памятник нерукотворный... Насчет зарастет или не зарастет [883]– это уж не ручаемся... Может и зарасти... в наш тяжкий и великий век... Ну вот, о главном кончил.
880
Перефразированная строчка
881
«Милый друг, я умираю / Оттого, что был я честен, / Но зато родному краю, / Верно, буду я известен» — начало стихотворения (1861) Н. А. Добролюбова.
882
«Эмиграция так бедна, что у нее нет даже стула» — по отзывам специалистов по Ходасевичу, эта острота нигде не зафиксирована. Скорее всего, Гуль услышал ее от Берберовой, с которой постоянно общался после ее приезда в США (он же и встречал ее, когда в 1950 г. она приехала на корабле из Франции).
883
Отсылка к стихотворению Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»
Теперь второе. Пишет ли политический автор для нас «Бурю»? И когда шлет? Получили ли небольшой чек с письмом, посланным перед моим отъездом — жюст, жюст...* Там же было море междкупонов, которых Вы не любите, а я, помню, живя в Париже, страсть любил — откроешь конверт, там купоны — и такая хоть небольшая, но все-таки приятность — прорежет душу — сразу же можно было отвечать... Трудно мы живали иногда в Париже...
Чем ни больше тут живу — сильней Америку люблю. Хороша страна моя родная... [884] Оченно хороша... Гляжу на американскую молодежь и думаю, — ах, телята, не понимаете, наверно, вы, до чего хорошо у вас дома! До чего хорошо! — А м. б., и понимают. Едва ли? Для того, чтобы так понимать, надо одну такую же страну потерять. А это не так просто и не всякому дано.
884
«Хороша страна моя родная..» — аллюзия на популярную советскую песню Исаака Дунаевского на слова Василия Лебедева-Кумача «Широка страна моя родная...» (из кинофильма «Цирк», 1936). Признание в любви к Америке Гуль сделал и в «Моей биографии»: «Ни одну страну, где я жил в эмиграции, я не любил так, как Америку. И природу, и людей, и стиль жизни, и настоящую свободу, которой здесь, пожалуй, даже чересчур много» («Новый журнал». 1986, кн. 164, с. 31).
Ну, вот. Теперь о Почтамтской улице. Вы меня, конечно, с ней забыли. Но знаете, что я хочу Вам сказать. Мое впечатление о подсудимом внезапно стало оборачиваться в его пользу. Ну, да, конечно, участвовал, в подштанниках там лазил, подтирал, все так... Но позвольте, господа судьи! Вина моего подзащитного небольшая — он — посмотрите на него! — он типичная жертва среды... Он был принужден, вынужден, по слабости характера, вернее по бесхарактерности вовсе — ему некуда было податься от этих паханов... взгляните на него, господа судьи, ... и т. д... Вот паханы — да, это централ номер первый и петля, вздрагивая, плачет по их шеям... но этот нежный подсудимый — смотрите, он даже плачет, видите, он рыдает навзрыд... нет, это не закоренелый преступник, господа судьи, это несчастная жертва обстоятельств, среды и безнравственного, конечно, поведения... Вы не согласны со мной, маэстро? Да или нет? Если — нет, то объяснитесь, почему? Я думаю, что в точке зрения этого адвоката есть большая доля истины...
Рад» что посылка пришлась Вам по вкусу. Передал это графу — он, собака, страшно осклабился, как будто послал неведомо что... страшный народ эти буржуи недорезанные... не понимают они нашего брата проклетария... [885]
Кстати, прочел первый том Степуна [886] и должен Вам доложить, что есть места первоклассные! Бунин бы даже, читая, мог озлиться, что не он это написал - всякие такие образы... Очень здорово... Но - странно - есть и внезапные какие-то актерские пошлости, которые портят все дело. Но их <дальше обрезан нижний край письма.
– Сост.>
885
Очевидно очередной каламбур Гуля, пародирующего текст «Интернационала»: «проклятьем заклейменный» «проклетарий».
886
Федор Степун. «Бывшее и несбывшееся». В 2 томах (Нью-Йорк, Издательство им. Чехова. 1956).
Тут я пробуду до 1 сент. Можно писать прямо сюда. Но если вдруг забудете адрес — то жарьте и на город, все равно перешлют, быстро. Но рукопись полит<ического> автора лучше слать на НОВЫЙ ЖУРНАЛ, чтобы сразу пошла в переписку на пишмаш.
Как здоровье? Встали ли полностью на ноги? Или как? Я ведь тоже сижу на такой зверской диэте (болезнь моя почетная — желчный пузырь и печень вообще) — так что ничего вкусного, все без соли, все невкусное, так что не разыграешься, не распрыгаешься... Да, граф, это уж не былые кабардинские времена... это так себе — зори, закаты, если хотите, эти самые зарницы и вообще — тихие вечера...
Кстати, почему Вы пишете — «папа — жандарм». Разве у него папа был «жандарм с усищами в аршин...» — «а рядом с ним какой-то бледный — лет в девятнадцать господин...»? [887] Не знал, сообщите при случае. А кто была мама? [888] Мама-то, надеюсь, не жандарм? Между прочим, честно скажу, я как-то не представляю — когда Вы пишете «чего только ни проделывал и пр.». Как-то непохоже никак. Насчет того, что о Вас написал «чушь», — никак не согласен. Он Вас превознес, во-первых, по заслугам — Ваши послевоенные стихи, которые, по-моему, ОТКРЫЛ все-таки я. Вы не согласны, конечно. Вы уверены, что они сами открылись. Но — в большой, солидной печати-то — кто их увековечил, к кому пришли волхвы и сказали — только сейчас мы узрели поэта во весь его рост... То-то же — ответил я волхвам. И насчет Есенина не такая чушь, как Вы говорите — «спуск в дневник некий» — отчего же — это может быть темой. Не скажите...
887
Цитаты из стихотворения Н. А. Некрасова «Еще тройка» (1867): «Сидит с осанкою победной / Жандарм с усищами в аршин, / И рядом с ним какой-то бледный / Лет в девятнадцать господин».
888
Елизавета Семеновна Адамович, рожд. Вейнберг (1867-1933) — после смерти мужа в 1903 г. жила в Петербурге, с начала 1920-х во Франции, преимущественно у сестры В. С. Белей в Ницце, где и похоронена.
Ну, вот пишите, не обижайтесь на старика — как одна полька-переводчица мне написала — «я представляю Вас таким желчным старичком» — а это было лет эдак тридцать тому назад нам двадцать пять во всяком случае. Это на обложке — за то, что она перевела мою книгу [889] <На этом письмо обрывается, нет последней страницы - Публ.>
*Juste, juste (фр.) - в последний момент.
122. Георгий Иванов - Роману Гулю. Начало сентября 1956. Йер.
889
По-польски были изданы две книги Гуля: Roman Gul. «General Во». Z upowainienia autora przetozife Halina Pilichowska. Warszawa, 1933; Roman Gul. «Cherwoni Dowddcy. Woroszytow, Budennyj, Bliicher, Kotowskij». Warszawa, 1934. «Генерала Бо» «с разрешения автора перевела Галина Пилиховска», в книге «Красные маршалы...» переводчик не указан.