Герцог полуночи
Шрифт:
Глава 11
Сто лет продолжалась безумная охота короля Херла, и все те, кому доводилось видеть призрачных всадников на залитом лунным светом небе, крестились и творили молитву, потому что за этим видением часто следовала смерть.
В одну — только в одну-единственную ночь в году — король Херла и его охотники обретали плоть, и это происходило в ночь полнолуния — перед днем осеннего равноденствия. В эту ночь все, кто мог, в ужасе прятались, потому что король Херла иногда увлекал смертных в свою бешеную охоту, обрекая их на бессмертие.
И
Максимус запечатывал письмо у себя в гостиной, когда вдруг услышал, что дверь его спальни отворилась. Крейвен уже ушел вниз — присматривать за Килборном, а остальным слугам было строжайше приказано не беспокоить хозяина с десяти вечера до шести утра.
Герцог встал и пошел заглянуть в свою спальню. У кровати стояла Артемис, молча смотревшая на него своими очаровательными серыми глазами.
— Это мои личные покои, — сказал Максимус. Чувствуя, как по его жилам разливается жар, он шагнул к гостье.
— Я знаю. — Она смотрела на него безо всякого смущения. — Я пришла, чтобы вернуть вам кольцо.
Артемис развязала на шее кружевную косынку, скрывавшую квадратный вырез платья и цепочку, исчезавшую в ложбинке между грудей. Просунув палец в темную впадинку, она достала цепочку и сняла ее через голову. Герцог успел заметить на цепочке что-то еще — что-то зеленое, — но Артемис, сняв кольцо, тут же убрала цепочку в карман. Приблизившись к ней, Максимус взял кольцо — оно нагрелось от ее тела, словно она оживила старинный металл. Не отводя от нее взгляда, он надел кольцо на левый мизинец и заглянул ей в глаза. А она, казалось, перестала дышать, и у нее на щеках появился румянец — нежно-розовый, создававший иллюзию беззащитности. И у Максимуса вдруг возникло необъяснимое желание — захотелось стиснуть ее в объятиях и прижать к груди.
— Зачем вы здесь? — проглотив комок в горле, спросил герцог.
— Я же сказала, чтобы отдать вам кольцо. — Она повела изящным плечом.
— Вы совсем одна приходите вечером в комнату к неженатому мужчине, чтобы отдать ему безделушку, которую легко могли вернуть утром. — В его голосе звучала издевка. Ему хотелось уничтожить ее, заставить почувствовать, как возмущен он ситуацией, в которой оказался. Если бы не ее положение — и не его, — он, возможно, ухаживал бы за этой женщиной, возможно, даже сделал бы своей женой. — Вас не волнует ваша репутация?
Она медленно приближалась к нему, пока не оказалась совсем близко — теперь они стояли почти вплотную друг к другу. Тут он снова взглянул ей в лицо и понял, что она совсем не так спокойна, как ему казалось.
— Нет, — тихо ответила она голосом сирены, — нисколько не волнует.
— Тогда будь я проклят, если это будет волновать меня, — ответил герцог и поцеловал ее.
И вот опять этот водоворот закружил ее, смыл все сомнения, все страхи и сожаления — оставил только чувство, простое и жгучее. Едва лишь губы их слились в поцелуе, как Артемис, стремясь быть как можно ближе к герцогу, приподнялась на цыпочки и положила ладони на его шелковый халат. Если бы такое было возможно, она забралась бы в грудь этого мужчины — устроила бы себе дом в его широкой сильной груди
Она хотела этого мужчину, только этого хотела вовсе не из-за его высочайшего титула, его денег, земель, родословной и всех бесчисленных должностей. Да, она хотела Максимуса, просто Максимуса, она страстно желала его без всяких атрибутов, но так как они были неотделимы от него, то ей волей-неволей пришлось бы взять и их тоже.
Чуть отстранившись от нее, он со вздохом пробормотал:
— Не начинайте то, что собираетесь прекратить.
— Я не собираюсь прекращать. — Артемис смело встретила его взгляд.
— Но я не могу на вас жениться. — Он внимательно смотрел на нее.
Конечно же, она это знала и никогда об этом не думала. Тем не менее, его слова больно, как стрела, вонзились ей в сердце.
— А разве я просила об этом? — Артемис попыталась улыбнуться.
— Нет, не просили.
— И никогда не попрошу, — заявила она.
Стянув с герцога белый парик, который еще оставался на нем, Артемис отшвырнула его в сторону, открыв коротко постриженные темно-каштановые волосы. Наслаждаясь интимностью своих движений, она несколько раз провела ладонью по его волосам. И ей внезапно захотелось снять с герцога все его одежды. Собравшись с духом, она набросилась на пуговицы его халата, в спешке чуть ли не разрывая переливчатый тонкий шелк.
— Ш-ш-ш… — Он перехватил ее руки. — У вас есть опыт, моя Диана?
Артемис помрачнела. Ей ужасно не хотелось, чтобы герцог выставил ее из-за какой-то нелепой щепетильности. Но, с другой стороны, она не хотела никакой лжи между ними.
— Нет, — ответила она.
Он едва заметно улыбнулся и проговорил:
— Тогда, с вашего позволения, не будем спешить — как ради вас, так и потому, что я хочу насладиться вами.
С этими словами он широко развел ей руки и, наклонившись, снова прижался губами к ее губам. На сей раз их поцелуй длился невероятно долго — целую вечность. Когда же он, наконец, прервался, она простонала:
— О Максимус…
— Терпение, моя Диана, — с укоризной шепнул он, — и снова приник к ее губам.
Артемис попыталась высвободить руки, но герцог держал ее слишком крепко. Усмехнувшись, он вдруг прижался к ней, удерживая ее руки в том же положении, а в следующее мгновение Артемис почувствовала, что падает назад.
Испугавшись, она тихонько вскрикнула — и оказалась на мягкой пуховой перине. Глянув вверх, она увидела, что Максимус стоит над ней все с той же едва заметной улыбкой на губах.
Потянувшись к ней, он провел пальцами по ее шее, потом двинулся дальше, туда, где над грудями заканчивался лиф ее платья. Артемис невольно вздрогнула, а герцог прошептал:
— Не думай, что я забыл момент, когда твоя кружевная косынка соскользнула с платья. Странно вообще-то… Хотя на каждом балу, где я присутствовал, были более откровенные декольте, мне так и не удавалось выбросить из головы мысли о твоих грудях. — Он заглянул ей в глаза и добавил: — О грудях… и о всех прочих частях тела. Возможно, именно из-за того, что ты так тщательно скрываешь себя на публике, процесс раздевания становится столь желанным. Или, возможно… — Он наклонился и шепнул ей на ухо: — Возможно, из-за тебя самой.