Герцог полуночи

Хойт Элизабет

— Все в порядке?

— Да, да, да… — простонала Артемис, отчаянно желая продолжения.

А герцог смотрел на нее все так же пристально. Внезапно краска запила его высокие скулы, складки у рта стали глубже, и Артемис почувствована, как часть его тела — мужская часть, — упершись ей в бедро, запульсировала словно какое-то живое, отдельное от него существо.

И тут он вдруг улыбнулся и, поцеловав ее в губы, прошептал:

— Терпение.

— Я не желаю больше ждать. — Артемис вызывающе посмотрела на него; ей ужасно хотелось узнать, как все будет происходить,

что она будет чувствовать и станет ли после этого другой женщиной.

Максимус снова ей улыбнулся, и в этот момент его пальцы добрались до нежных завитков меж ее ног. А в следующее мгновение, почувствовав, как он осторожно раздвигает их, Артемис замерла в ожидании. Он же заглянул ей в глаза и прошептал:

— Ты влажная…

Артемис нахмурилась, не зная, хорошо это или плохо.

— Влажная для меня, — добавил он с улыбкой.

Значит, хорошо. И она вздохнула с облегчением.

А он вдруг опустил в ее складки большой палец и, нащупав бугорок, надавил на него. Артемис непроизвольно приподнялась, и все ее тело словно запело от незнакомого ощущения. Максимус же снова надавил, и в тот же миг его палец скользнул в ее лоно.

Закусив губу, Артемис смотрела на него, не отрывая взгляда. «Продолжай, продолжай, продолжай…» — мысленно твердила она.

— О Господи!.. — выдохнул герцог, и его ноздри внезапно затрепетали. В следующее мгновение он снова ее поцеловал.

— Максимус, быстрее, — задыхаясь, пробормотала Артемис.

Он замер на мгновение, потом спросил:

— Вот так? — И пошевелил пальцем.

— Да… — Она закрыла глаза. — Да, о-о… да!..

Целуя Артемис с неспешной основательностью, Максимус поглаживал ее своими длинными пальцами, и каждое его прикосновение все ярче разжигало пламя ее страсти, и она ликовала, чувствуя себя распутной — и свободной.

В какой-то момент, прервав поцелуй и зажав губами ее сосок, Максимус стал все быстрее двигать пальцем, вошедшим в ее лоно, и ей показалось, что внутри у нее… словно что-то взорвалось. Артемис содрогнулась и выгнулась, а по всему ее телу одна за другой прокатились волны жгучего блаженства. И в тот же миг она, как ей почудилось, обрела какой-то новый мир.

Открыв глаза через минуту-другую, Артемис увидела, что герцог внимательно смотрит на нее.

— Тебе понравилось? — спросил он.

Она молча кивнула — не могла вымолвить ни слова. А он внезапно зажмурился и, опустившись на нее, со стоном пробормотал:

— Больше уже не могу… — В следующее мгновение Максимус стремительно вошел в нее, так что она едва не задохнулась. — Сейчас, — буркнул он и, взяв ее за ноги, развел их пошире, после чего вдавил ее в матрас своим огромным телом.

Артемис невольно вскрикнула, а он, взглянув на нее, с ласковой улыбкой сказал:

— Будь храброй.

Артемис посмотрела на него с удивлением, — а потом ей вдруг стало больно, и она снова вскрикнула. «Неужели я действительно этого хотела?» — промелькнуло у нее.

— Не бойся, прекрасная Диана. — Максимус опустился и потерся губам о ее нос, а затем сделал стремительный выпад.

Она почувствовала обжигающую боль и

судорожно вздохнула. Но боль — это неважно, ведь она названа в честь Артемиды, а богиня может вынести любую боль. Гораздо важнее, что теперь он был в ней, стал ее частью. И эта близость, это слияние с ним — такое запомнится на всю жизнь. Впрочем, и сама ее жизнь совершенно изменилась. Потому что в этот момент, здесь и сейчас, этот огромный сильный мужчина принадлежал только ей — и не имело значения, причинял он ей боль или нет.

Продолжая внимательно следить за ней, Максимус шевельнулся, наполовину вышел из нее, а потом медленно снова погрузился.

И эти его движения, казалось, зажгли в ней какую-то искру — не тот огонь, что был раньше, но возникло… что-то теплое и даже приятное. Она взяла в ладони его лицо и пошире раздвинула ноги. А он вдруг застонал — словно от боли — и пробормотал:

— Обхвати меня ногами, Диана.

Она подчинилась, и новая поза дала ему возможность погрузиться в нее еще глубже. И в тот же миг он начал двигаться быстрее и при этом то и дело шептал:

— О Диана, моя Диана…

Она коснулась его губ, и он, поймав ртом ее палец, осторожно прикусил его.

Артемис чувствовала, как его живот терся о ее живот, как его твердая плоть скользила в ее влаге, как его грудь касалась ее сосков, — и все это ей очень нравилось. Боли уже не было, осталось только ощущение близости — животной близости. Возможно, она была не права, возможно, именно это тот самый момент, когда женщина ближе всего к дикому животному: когда ее ничто не сдерживает, когда она ни о чем не думает, когда нет никакого общества, говорящего ей, что она должна и что не должна делать — когда она свободна от всего на свете.

Внезапно Максимус задрожал, и голова его запрокинулась; войдя в нее в последний раз, он содрогнулся всем телом, и Артемис, глядя ему в лицо, почувствовала, как в нее выплеснулось его горячее семя.

Что бы ни случилось с ней на следующий день или в оставшейся жизни, она точно знала: этот момент навсегда останется с ней.

Когда Аполло в первый раз пришел в себя, он решил — но только на мгновение, — что уже умер.

Ему было тепло. Руки, ноги, лицо и все тело, разумеется, болели, но удивительное тепло и его мягкое ложе вызвали у него мысль о том, что он, возможно, оказался в каком-то очень хорошем месте — вероятно, в раю.

А потом он вспомнил Ридли. Вспомнил глаза надзирателя и кривившую его губы безжалостную ухмылку…

Аполло в ужасе содрогнулся, и ему показалось, что его вот-вот вырвет, однако у него изо рта потекла лишь желчь, зеленая и отвратительная.

И в тот же миг раздался голос, а затем чьи-то руки взяли его за плечи.

Руки были мужскими, и Аполло, вздрогнув, быстро повернулся и взглянул на нападавшего. Незнакомец тотчас же вскинул руки вверх, как бы призывая его успокоиться. Он был высоким и довольно жилистым, но в нормальной обстановке Аполло такого не испугался бы. Однако сейчас обстановка не была нормальной — и, вероятно, никогда уже не будет нормальной.