Герцогиня и «конюх»
Шрифт:
В глубоком изнеможении, бессильно опустив руки, сидела царственная митавская затворница в кресле. Она не переменила туалета, в котором ездила на свидание со светлейшим. Не до того, должно быть, было ей. Глубокие складки бороздили ее лоб. Какая-то тревожная мысль залегла на ее лице.
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – крикнула Анна Иоанновна по-немецки.
На пороге стоял Бирон.
Пожалуй, никогда, даже впоследствии, когда этот «конюх» находился на высших ступенях власти, на его лице не играла столь торжествующая улыбка, полная удовлетворенного
– Это – вы… это – ты, Эрнст Иванович? – тихо проговорила она.
– Как видите, ваша светлость… – ответил Бирон, не трогаясь с места.
– Подойди сюда… поближе… мне надо сказать тебе несколько слов…
Бирон подошел.
– Вот что, Эрнст Иванович! Скоро сюда прибудет принц Мориц Саксонский… Я назначила ему свидание сегодня вечером.
Глубокое изумление отразилось в глазах Бирона.
– Что же вам угодно от меня, ваша светлость? – насмешливо спросил фаворит, которого Анна Иоанновна в этот период времени держала еще «в черном теле».
– Так как мой обер-гофмаршал Петр Михайлович сегодня отсутствует, ибо он отправился к светлейшему, то его обязанности я возлагаю на тебя. Я поручаю тебе встретить и проводить в парадный зал Морица и доложить мне о его прибытии.
Бирон побледнел.
– Ваше высочество, ваша светлость! – дрогнувшим голосом проговорил он. – Рискуя навлечь на себя ваш гнев, я тем не менее отказываюсь исполнить ваше приказание.
Он ожидал вспышки злости, бешенства и был поражен кротким голосом, каким герцогиня апатично и спокойно спросила его:
– Почему ты отказываешься, Эрнст Иванович?
– Да потому, что это свыше моих сил! Неужели вы полагаете, что здесь, – Бирон стукнул себя по сердцу, – что здесь находится не сердце, а камень? Или вы, порфироносицы, твердо убеждены, что любовь, ненависть и ревность составляют исключительно вашу привилегию? А простые смертные, дескать, рабы только? – Бирон преобразился. Как большой и умный актер, он нашел для этого случая особые интонации голоса. – Я не могу встречать Морица, потому что я глубоко ненавижу его, потому что он грубо оскорбил меня. Ваша светлость! Не забывайте, что тот человек, которому хоть единый раз довелось увидеть солнечный луч, страшится и ненавидит тьму. Видеть торжество другого человека в то время, когда твое собственное сердце обливается кровью из-за одной и той же причины, – это та пытка, до которой не дошли даже святые отцы инквизиции…
Всю эту тираду Бирон произнес тем гневно-проникновенным голосом, с тем пафосом, который сильно действует на глупых, рыхлых женщин.
– Ах, ты вот о чем… – печально улыбнулась Анна Иоанновна. – Только ты неправду говоришь: и у нас, носящих горностай, есть чувство и сердце, Эрнст. Принеси мне вина, мне что-то не по себе.
Бирон послушно вышел.
Тогда герцогиня в отчаянии заломила руки.
– Не иметь права никогда принадлежать себе! – воскликнула она. – О, этот горностай…
Бирон вернулся с вином.
– Налей! – приказала
Он налил кубок.
Герцогиня с жадностью выпила мелкими глотками и воскликнула:
– Хорошо!.. Теперь я понимаю, почему у нас на Руси так любят прибегать к сей отраве. Мутится ум, а на душе светло так становится… Да ты, Эрнст Иванович, не волнуйся: сегодняшнее свидание будет последним с ним… с Морицем. Понял?
– Ваша светлость!.. Вы не шутите? – бросился к ногам герцогини Бирон. – Правда это?
– Правда.
Бирон стал осыпать поцелуями руки Анны Иоанновны, а она, задумчиво склонив голову, тихо промолвила:
– Да, да, все кончено, мой верный вассал. Ступай, скажи Эльзе Клюгенау, чтобы она пришла помочь мне одеться, а сам ожидай Морица.
Сильно дрожали руки красавицы Эльзы Клюгенау, когда она помогала герцогине облачаться в ее парадный туалет.
– Ваша светлость, разве вы наденете корону? – удивленно спросила она.
– Да, надену. Сегодня я должна быть в парадной форме, моя милая баронесса.
– По какому случаю? – не удержалась Эльза.
– По случаю приема графа Морица Саксонского, – возбужденно ответила Анна Иоанновна.
Большой приемный зал замка был ярко освещен. Засветились свечи в причудливых, огромных люстрах, отражаясь сотнями огней в высоких стенных зеркалах. В глубине зала возвышался герцогский трон.
Анна Иоанновна в сопровождении обер-гофмейстерины вышла, сверкая бриллиантами, в зал и поднялась по ступеням трона.
– Давно я не сидела здесь. Не правда ли, баронесса, не правда ли, Эрнст Иванович? – обратилась она к своим приближенным.
– Да, ваша светлость, – пробормотали оба.
Искреннее, глубокое изумление было на их лицах.
– Ты распорядился, чтобы его привели сюда? – спросила Бирона Анна Иоанновна.
– Да, ваша светлость…
– В таком случае встань здесь, около меня, около трона!.. А вы, баронесса, займите место с другой стороны.
Прошло несколько минут. Откуда-то издалека, из-за анфилады комнат, послышались приближающиеся шаги, бодрые, резкие, уверенные. Дверь в тронный зал распахнулась – и на пороге в сопровождении камер-фурьера выросла фигура блестящего авантюриста, полупринца, полуграфа Морица Саксонского.
Камер-фурьер, низко поклонившись сидевшей на троне герцогине, удалился.
Мориц сделал несколько шагов вперед.
Его глаза широко раскрылись в сильнейшем изумлении. Он как-то растерянно оглянулся по сторонам, словно не понимая, куда он попал и что должна означать эта необычно торжественная обстановка.
Главное, что поразило его, – это то обстоятельство, что герцогиня, его Анна, назначившая ему свидание, была не одна.
«Что должно это означать? – молнией пронеслось в его голове. – Для чего эта корова окружила себя этими глупыми, смешными фигурами? – И вдруг он понял, а поняв, усмехнулся. – Неужели она желает, чтобы я в присутствии ее придворных и в столь торжественной обстановке официально попросил ее руки? О, глупая, рыхлая баба!»