Герда

Веркин Эдуард Николаевич

Мы приблизились, я понял, что тетка велит мальчишке выкинуть карасей и тащить саженцы – она ведь не лошадь, а мальчишка упорствовал. Жаль ему было карасей.

– Давай я понесу, – предложила Алька. – Банку.

Алька такая. Легко знакомится с людьми. Десять минут поговорит – и все, лучшие друзья. Театральная студия.

– Давай банку, – сказала Алька. – Я понесу.

Мальчишка поглядел на тетку, та кивнула. Мы двинулись дальше. Теперь мальчишка тащил саженцы, Алька карасей, а тетка ведро. Я попробовал вызваться тетке на помощь, однако ведро она выпускать

не собиралась, видимо, у нее там была бесценная рассада.

Впрочем, Алька не смогла нести банку долго, сдулась через сто метров, и дальше ее тащил уже я. Однако скоро я заметил, что караси скисают, кислород у них заканчивался, и они явно собирались всплывать пузом вверх. Я указал на это обстоятельство, мальчишка сказал, что тут уже недалеко, он их в пруд собирается выпустить, для зарыбления…

– Без воздуха скоро сдохнут, – перебила Алька. – Минут через…

Она прикинула на глазок объем банки, скорость потребления кислорода и добавила:

– Шесть. Надо туда подышать.

Тетка вздохнула. Обреченно так. Точно это ей в банку с карасями подышать предложили.

– Мы пешком или ползком? – спросила она. – Нам еще обратно возвращаться, а ты со своими ротанами…

– Это караси, – поправил мальчишка. – Папа сказал, что они приживутся.

– Ладно, – махнула рукой тетка. – Только…

Она стала озираться. С напряжением. Я заметил это напряжение, но значения не придал. Потому что весна, солнышко, ветер дует, и вообще настроение слишком хорошее, даже и не подумал, дурак.

А надо было думать. Думать всегда надо.

– Надо трубку найти, – Алька шагнула в сторону, в прошлогодние сухие кусты. – Можно макаронину. Нет макаронины?

– Нет, – ответила тетка.

– Жаль. Тогда я сейчас.

Она пошуршала зарослями и почти сразу вернулась с толстой высохшей травиной, сунула ее в банку и дунула. Пошли пузыри.

– Там же это… углекислый газ… – Мальчишка растерянно подышал.

– Это не так, – поправила Алька. – В выдохе вполне достаточно кислорода, недаром же искусственное дыхание делают.

Алька смотрит «Дискавери». И «Кругозор». Еще «Выживание». «Знание – сила». «Дневники Леонардо». Плюс еще десяток познавательных программ, причем некоторые на английском языке, чему только в этих передачах не учат, вот, карасей спасать. Или как короедов в пихтовом масле жарить, очень питательно.

– Это называется аэрация, – сообщила Алька. – Ты шагай равномерно, а я буду через каждые десять шагов дуть. Как?

– Гениально, – сказал я.

Так мы дальше и шли. Я тащил банку, а Алька периодически дула в трубку. А мальчишка ей рассказывал про ихтиологию, он оказался в этой области весьма сведущ, знал всех рыб, обитающих в средней полосе, их привычки и повадки и давление, при котором каждая рыба выходит на поиски пищи. Алька слушала, новая информация, как же, Алька обожает узнавать новое. К тому же рассказывал мальчишка хорошо, со знанием дела, с авторитетом, с примерами из классиков. Даже я заслушался.

Так и дошли до пруда. Караси не перемерли и выглядели вполне бодро, чего нельзя

было сказать об Альке – она несколько подустала от дутья, раскраснелась и громко дышала.

Мальчишка сказал, что он зимой тут замерял глубину и температуру и пришел к выводу, что здесь выживут не только караси, но еще и карпы. Вот он карасей и решил выпустить, а на карпов он будет копить все лето, чтобы потом, уже осенью купить пару штук в супермаркете, он уже целый план успел разработать.

Большой пруд на развилке дорог. Левая уходила к недалекой деревеньке, правая в лес. Мальчишка и Алька спустились к воде и стали выпускать карасей, мальчишка доставал их из банки, передавал Альке, а та уже погружала их в пруд.

Я стоял на перекрестке, размышляя, куда нам дальше – в деревню или в лес? Тетка с ведром медленно шагала в сторону деревни, оглядываясь и бормоча что-то неприветливое. Наверное, в лес.

Алька с ихтиологом выпустили последнего карася и поднялись от воды.

– Так значит, бессмертие? – спросила Алька.

– Ага, – кивнул мальчишка. – Самый быстрый путь, я в этом уверен. Надо только понять механизм. Я вот планирую поставить третий аквариум и в него как раз щурят посадить…

– Мишка!

Мальчишка вздрогнул.

– Мишка! – крикнула тетка еще громче. – А ну сюда быстро. Бегом.

– Сейчас! – крикнул он. – Иду уже. А вы куда идете-то?

Алька быстро сверилась с телефоном.

– Туда вроде, – она указала пальцем на правую дорогу. – Мы к знакомым…

– Не ходите туда лучше, – сказал Мишка.

– Почему?

– Да там всякие…

– Мишка! Вот я отцу расскажу!

Мишка сорвался, зажал под мышкой саженцы и побежал к тетке. Алька понюхала руки, вытерла их салфеткой, сверилась с навигатором.

– Нам туда, – указала пальцем она.

В сторону леса.

Дорога в эту сторону была гораздо менее протоптана и почти непроезжена, во всяком случае, свежих колей я не увидел. Только мусор по сторонам. И старый, и свежий совсем, видимо, местное население использовало эту дорогу в качестве свалки. Меня это не шибко вдохновляло, Альку наоборот, поскольку она с детства хотела побывать на настоящей свалке, многократно и талантливо описанной в детской классической литературе. А где в городе встретишь настоящую свалку? В лучшем случае дворовая помойка, да и то в последнее время редкость.

Впрочем, скоро Альку постигло разочарование, свалка так и не разрослась до литературных размеров, так, легкие барханы вдоль дороги, кроме того, мы уперлись в забор. В железные ворота, ржавые и высокие, опоясанные цепью, скрепленной замком.

– «Садовое товарищество», – прочитала Алька надпись поверх ворот. – Там сады?

– Дачи, скорее.

– Перелезем? – с надеждой спросила Алька. – Или подлезем?

Ни пере-, ни под– мне не понравилось. Потому что поверх ворот клубилась армейская колючая проволока. А к низу ворот были приварены старые вилы, несколько штук, и тоже ржавые, и через них тоже пролезть возможным не представлялось. Так что мы двинулись в обход, направо.