Геринга, 18

Глава 1

– То ли ещё будет новый век! – пели в телевизоре три нежных девичьих голоса. На фоне играла музыка, и чуть слышно подсвистывали помехи. Певицы, наверное, танцевали и, наверное, были одеты во что-то белое. Их волосы, может быть, были прямыми и утянутыми в тугие и строгие хвосты на затылках, а может быть – были распущенными и кудрявыми и плясали вместе с ними вверх-вниз, вверх-вниз. Глаза их, должно быть, блестели: то ли от ожидания и предвкушения чего-то нового и неизвестного, то ли просто от

наслаждения и упоения моментом. Они были здесь и сейчас, на главной сцене столицы, на экранах всех телевизоров страны, перед каждым новогодним столом, уставленным поистине сатурналистским разнообразием всевозможных блюд и напитков. Возможно, там, в телевизионном мире, они и так были большими звёздами и часто выступали везде с концертами, на которых пели эту песню. Но сейчас, совершенно точно, была их главная минута славы в этом тысячелетии – главная, потому что последняя.

Девушки стали затихать, затихать, затихать, и в конце концов продолжили петь почти шёпотом: кто-то из собравшихся за столом убавил на телевизоре звук, чтобы он не мешал разговаривать. Разговор меж тем вёлся важный, умный и обстоятельный:

– Говорят, конец света будет.

– Когда?

– Сейчас вот, под Новый год.

– Кто это говорит?

– В газете вычитала.

– Да-да, кстати, я в какой-то передаче что-то такое слышала.

– В какой передаче??

– Не помню я! В новостях наверное.

– И чего там? Чего говорят?

– Не помню, говорю. Что-то там про компьютеры: мол, они как-то там на новую дату не перестроятся и, значит, всё.

– Что «всё»?

– Заглохнут все разом и выключатся.

– А конец света-то тут при чём?

– Ох, ну а как ты думаешь?! Там же всё сейчас в компьютерах: банки там, службы всякие. Самолёты вон без компьютеров не летают уже. Ракеты те же. Ком-пю-ти-зовано всё.

– Компьютеризовано.

– Да не суть!

– Компютизовано-приватизовано…

– Н-да-а-а… Всё сейчас в машинах этих, совсем люди думать разучаются. Скоро сами себя туда затолкают и рады будут.

– И не говори!

– Так и чё в итоге? Ну заглючит всё, а дальше-то что?

– Самолёты, наверное, упадут. Спутники тоже. Ракеты, может, запустятся все разом – не знаю. И всё, и каменный век.

– Каменный век… Х-хе! Мы вон, с бабкой, как-то жили во времена, когда не то что компьютеров – свет не везде был! И радио одно на всю деревню. А предки наши, если так посмотреть? Они и про радио-то не знали, и ничего, жили ж как-то.

– Да чё вы пристали?! Я за что купила – за то и продаю. Как по телику услышала – так вам и пересказала.

– Ну да, в газете тоже было.

– Ага.

– Да эти газеты сейчас… И телевизору тоже веры нет. Так только, юмористов каких можно посмотреть. Вон, кстати, вон! Ну-ка, прибавь-ка, вот этого послушаем!

И телевизор снова заговорил. На этот раз – голосом какого-то комика, читавшего монолог

на остросоциальные темы. Он монотонно зачитывал по два-три предложения, после чего зрительный зал непременно взрывался продолжительным хохотом.

– Хааа-а-хахаха!

Иногда собравшиеся за новогодним столом смеялись вместе с залом. Иногда – нет.

Потом мужской голос сказал:

– Ну, давайте-ка, по чуть-чуть!

И люди за столом стали пить. Время пошло чуть быстрее в чехарде обрывков полупьяных разговоров и чуть слышных музыкальных номеров по телику. Через пару часов собравшиеся засуетились.

– Когда он там?

– Без десяти должен быть.

– Так уже без десяти!

– Наши спешат маленько. Вон, как эти отпоются, так начнёт поди.

– Интересно, что скажет…

– Да как обычно.

– Ну не-е! Дата-то какая! Что-то такое должен сказать… Чтоб запомнилось.

– Если вообще скажет чё. Нажрался уже поди, да под ёлкой валяется.

– Лёш, ну как, ну это ж президент, ну как так «нажрался»?

– Вот и я думаю: как так?

– Совесть мучает его. Разворовал страну – развалил сначала, потом разворовал. Теперь вот пьёт с горя.

– Он же, кстати, в этом году всё? На покой?

– Какой там! Будет сидеть, пока дуба не даст.

– Так там же выборы должны быть…

– Ооой, выборы… Придумает что-нибудь.

– Скажет: «Я выбрал ещё посидеть, три срока, понимаш».

– О, тихо, тихо, всё, начинает!

– Погромче сделай!

Прибавили громкость. Затрубил оркестр, да так, что бокалы задребезжали.

– Ну куда так! Потише, оглохнем!

Оркестр поутих, оттрубил и пропал вовсе. Ненадолго повисла пауза, после которой заговорил кто-то, кому, казалось, было очень трудно говорить. Слова его были едва различимы, но собравшиеся за столом всё слышали и всё понимали.

– Тяжело ему уже.

– Ага.

– И опухший весь, гляди…

– Да он всегда такой. Почки уже поди всё, кончились.

– И ест много.

– И вкусно.

– Ну тише! Давай послушаем что ли!

Человек в телевизоре сказал, что куда-то уходит и взял долгую паузу. Потом он продолжил говорить про то, куда он уходит, зачем и почему. Он долго прощался и закончил фразой:

– Будьте счастливы! Вы заслужили… счастье… и спокойствие. С Новым годом. С новым веком. Дорогие… мои.

Потом всё стихло, и какое-то время было слышно только тиканье настенных часов. Тик-ток, тик-ток, тик…

– И чё, и всё?

– Ну нет, сейчас новый поди что-то скажет.

На смену усталому голосу пришёл новый: мягкий, но одновременно острый как бритва. Сначала он будто бы постарался кого-то напугать своими словами, и лишь после перешёл к поздравлениям, которые хоть и были поздравлениями, но звучали безапелляционно и повелительно.

– Всё доброе и всё хорошее, задуманное вами, обязательно сбудется.