Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
И их легко понять: еще не закончилась полностью война с Польшей, а вермахту предстояло вновь начать боевые действия в конце осени. При этом Гитлер давал вооруженным силам всего месяц на подготовку. Хотя еще не существовало конкретного плана ведения боевых действий против врага, намного лучше вооруженного, чем поляки, да к тому же укрывшегося за «линией Мажино»… Кроме того, моторы тяжелых танков генерала фон Браухича после тысячекилометрового пробега в адском темпе нуждались в профилактическом обслуживании и ремонте, танковым подразделениям также срочно требовались запасные гусеницы. А у легких танков в ходе польской кампании обнаружилось множество недостатков. Военно-морской флот Германии под командованием гросс-адмирала Рёдера был до смешного малочисленным, немецкие надводные корабли и подводные лодки никак не могли противостоять британскому Королевскому военному флоту, значительно усилившемуся французскими кораблями. Что касалось люфтваффе, ему требовалось восполнить понесенные потери, решить проблему износа техники и пополнить запасы боеприпасов. Особенно запасы бомб, потому что половину имевшегося арсенала авиация использовала против поляков и оставшихся авиабомб хватило бы всего на пять дней войны на Западе! При объявлении войны Геринг в порыве характерного для него фанфаронства распространил через Верховное главнокомандование люфтваффе (ОКЛ) следующее сообщение: «Началась тотальная воздушная война против Англии», и еще: «Второй воздушный флот тремя бомбардировщиками Ю-88 должен нанести удар по британскому авианосцу ”Гермес”, стоящему на рейде порта Шернес». Три самолета против всей Англии! Причем
303
Фюрер категорически запретил бомбардировку наземных целей. Стороны по молчаливому согласию ограничивались нападениями на военные корабли.
304
Поле убедил Геринга в том, что Ю-88 имеет 65 процентов из 100 потопить военный корабль англичан…
Тем временем продолжались прямые контакты с западными союзниками с целью прийти к мирному решению. Гитлер стремился рассорить Англию с Францией, а Геринг старался всячески помочь своему фюреру. При этом он втайне желал избежать внезапного развязывания мировой войны. Журналисту Фрицу Хессе, пресс-атташе германского посольства в Лондоне, посол Гевел намекнул, что фюрер не имеет ничего против продолжения его тайных переговоров с сэром Горасом Вильсоном, если он будет настаивать на том, что Германия хотела бы развязать себе руки для действий на Востоке [305] . Геринг пригласил в Берлин американского нефтяного магната В. Р. Дэвиса, к которому прислушивался Рузвельт и который был готов, если понадобится, стать посредником. А Гитлер 6 октября сообщил с трибуны рейхстага о своей дальнейшей политической стратегии, произнеся длиннейшую «речь мира»: так окрестили его выступление в рейхе. «У Германии нет дальнейших претензий к Франции, – сказал он, – и никогда такие претензии не будут выдвигаться. […] Я постоянно выражал желание навсегда забыть о нашей былой вражде и помирить два народа с таким славным прошлым. […] Не меньше усилий я затратил на установление англо-германской дружбы. Зачем нужно вести эту войну на Западе? Ради воссоздания Польши? Польша, созданная по Версальскому договору, никогда не возникнет вновь. Это гарантируется двумя самыми большими государствами в мире».
305
Примечательно то, что Гевел тогда же сказал Хессе, что «Гитлер не сможет отказаться от нападения на Советский Союз…» Действительно, 23 ноября фюрер сказал своему адъютанту фон Белову, что наступление на западе непременно должно начаться до конца 1939 года, поскольку «армия понадобится ему для проведения крупной операции на Востоке против России весной 1940 года». Польша, Франция, Великобритания и СССР… всего за девять месяцев! Это неумение трезво оценивать реальность и ресурсы, которые могли потребоваться для ведения столь масштабных боевых действий, заставляет просто промолчать.
Речь Гитлера скорее настораживала, чем успокаивала. Ведь она не содержала никаких конкретных предложений. Биргер Далерус предложил выступить посредником, снова выдвинув идею проведения конференции с участием полномочных представителей противоборствующих сторон на территории какой-нибудь нейтральной страны. На конференции можно было бы прийти к заключению перемирия, а затем перейти к детальному обсуждению пакта о ненападении, об экономическом сотрудничестве и даже о референдуме в Германии по вопросу мира и разоружения. Девятого октября Геринг рассказал обо всем этом Гитлеру, который отнесся с некоторым недоверием к сообщению фельдмаршала. Но при этом фюрер не возражал против поездки Далеруса в Гаагу для встречи с британскими эмиссарами. Это, очевидно, было очередной хитростью Гитлера, потому что в тот же день он издал директиву № 6 по ведению войны на Западе. В ней предусматривалось «наступать как можно большими силами и как можно быстрее на северном фланге Западного фронта» с целью «уничтожить, по возможности, большие объединения французской армии и союзников, находящихся на ее стороне, и одновременно захватить как можно больше территории Голландии, Бельгии и Западной Франции». Спустя два дня, на совещании с главнокомандующими в рейхсканцелярии, Гитлер повторил, что «наступательные действия на западе следует начать как можно скорее, то есть до начала зимы». На сей раз был назван период между 15 и 20 ноября…
Двенадцатого октября Чемберлен публично отверг новую «мирную инициативу» Гитлера, под предлогом того, что «воля к миру должна выражаться поступками, а не словами». В тот же день миссия В. Р. Дэвиса потерпела крах из-за сопротивления Государственного департамента США и отказа Рузвельта встретиться с миллиардером в Белом доме. После этого Гитлер сделал вывод, что всякая попытка примирения обречена на провал, и спустя десять дней объявил, что наступательные операции на западе начнутся 12 ноября. Точная дата начала военных действий была объявлена впервые, и это вызвало всеобщий переполох среди военных, включая самых умеренных, коими считались главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и начальник штаба ОКВ Гальдер. Они заметно сблизились с оппозиционными Гитлеру военными и политиками, Беком, Остером, Канарисом, фон Хасселем и Герделером, и подготовили подробные доклады, желая доказать Гитлеру невозможность всяких преждевременных действий на западе. Даже Геринг проявил довольно умеренный восторг при сообщении о начале наступления и предупредил: «его» люфтваффе сможет участвовать в наступлении только в том случае, если метеорологи гарантируют пять дней чистого неба. Это, однако, было непринципиальным возражением, и Браухич, Гальдер и их подчиненные не доверяли «железному человеку», который постоянно жаловался на них фюреру. Участники непримиримой оппозиции Гитлеру тоже проявляли сдержанность, но 10 октября Герделер сказал бывшему послу фон Хасселю, что он контактировал с «высокопоставленными чинами из ближайшего окружения Геринга». И что сам фельдмаршал «явно серьезно отнесся к сложившейся ситуации и чрезвычайно этим озабочен». Но заговорщики все равно не стали рисковать и входить с ним в прямой контакт, тем более что фон Хассель, получавший сведения о Геринге от его родной и сводной сестер, с которыми регулярно встречался, вообще яростно этому воспротивился. «Геринг, – написал он, – не тот человек, кому можно было бы довериться».
Разумеется, это несколько разочаровало последних партнеров по переговорам маршала, в частности шведского путешественника Свена Гедина, которого Геринг вначале уверял в своей приверженности к миру, а потом вдруг заявил: «Мы победим, и тогда Германия станет самым великим и самым мощным государством мира». Не менее озадаченным остался и германский посол в Турции фон Папен, прибывший 18 октября из Анкары, чтобы предложить Гитлеру вступить в переговоры с Лондоном через посредничество посла Голландии в Турции. Получив сразу же категоричный отказ фюрера, фон Папен решил обратиться к Герингу. «Когда я попросил его оказать мне помощь, – вспоминал он, – Геринг ответил, что он сам ратует за скорейшее завершение боевых действий, но что Гитлер и Риббентроп очень хотят войны с Англией, а он лично ничего с этим не может поделать. Перед тем как я ушел, он сухо сказал, что мне следовало бы быть более осторожным в разговорах с иностранными дипломатами относительно возможности смены режима правления или восстановления монархии. Все их отчеты перехватываются и расшифровываются, и у меня могут возникнуть неприятности».
Однако Геринг не счел нужным
306
Так же поступили и некоторые бывшие доброжелатели. Например, Фриц Тиссен скрылся во Франции, и оттуда он написал Герингу: «Предпочитаю дожидаться здесь конца национал-социализма». Графиня Лили фон Эпенштейн, которая вернулась в Австрию в конце 1939 года, скончалась от сердечного приступа при получении известия о начале войны. А жена Геринга, его сестры, сводный брат, кузен и такие давние друзья, как Грицбах и Попиц, каждый по-своему, считали Гитлера опасным безумцем, который вел Германию к гибели.
307
Но в начале октября лорд Галифакс все еще рассматривал возможность «внести некоторый раздор» в отношения между Гитлером и Герингом…
Но Герман Геринг все равно вел параллельную дипломатию. Из пристрастия к миру? Из ненависти к Риббентропу? А может, потому, что остро осознавал неподготовленность Германии к войне? Или потому, что, один из немногих, знал о долгосрочных замыслах фюрера и понимал, что было бы самоубийством нападать на западные страны до завоевания СССР? Как бы там ни было, фельдмаршал продолжал поддерживать непрямые контакты с Парижем, Лондоном, Вашингтоном, Стокгольмом и даже с Римом. Он снова связался с Далерусом, с послом Франции в Италии Андре Франсуа-Понсэ, с директором «Дженерал моторс» Джеймсом Д. Муни, с принцем Максом Эгоном Гоэнлоэ-Лангенбургом, с голландским арматором Х. Г. Крелером и с принцем-регентом Югославии Павлом. Возможно, от отчаяния Геринг впервые откровенно поделился с Далерусом стратегическими планами, которые разрабатывались в рейхсканцелярии. Фюрер, сказал он шведскому предпринимателю, хочет начать «крупное наступление», чтобы «приблизиться к Англии». И теперь становилось ясно, что не могло быть никакого «мирного наступления на Запад» и дипломатического с ним сближения… Именно тогда Далерус отметил: «Генерал-фельдмаршал вполне в состоянии трезво и объективно оценивать события, но он – беззаветный почитатель фюрера, и это чувство, несомненно, преобладает даже над голосом разума. С одной стороны, Геринг явно еще желает достижения почетного мира, но с другой стороны, если фюрер решит пойти другим путем, он с готовностью подчинится этому решению, невзирая на собственное “я”».
Это очень точное наблюдение: что бы ни говорили те, кто принимал желаемое за действительное, как Дэвис, Муни или принц-регент Павел [308] , Герман Геринг оставался человеком, подверженным внушению, и он не посмел бы ослушаться своего повелителя, сколь бы безумными ни выглядели некоторые из его решений.
А пока тайная оппозиция потерпела неудачу: сплотившиеся вокруг генерала фон Хаммерштейна заговорщики решили арестовать фюрера во время его инспекционной поездки вдоль «западного вала», но Гитлер, обладавший тончайшим чутьем, когда дело касалось собственной безопасности, в самый последний момент отменил поездку и сместил фон Хаммерштейна с должности командующего укрепрайоном «А» «западного вала». Фон Браухич набрался мужества и попросил личной аудиенции у Гитлера, чтобы изложить ему аргументы против наступления сейчас, осенью. Но его встреча с фюрером 5 ноября 1939 года в рейхсканцелярии закончилась неудачей: Гитлер накричал на генерала [309] , тот испугался и быстро прервал все контакты с оппозицией. На Гитлера аргументы фон Браухича не подействовали. Он сказал: «Военные говорят, что мы не готовы, но армия никогда не бывает готова. […] Главное – знать, что мы более готовы, чем другие, и только так».
308
Все трое намекали своим американским и британским партнерам по переговорам на то, что маршал был готов отнять власть у Гитлера.
309
Помимо плохой погоды и нехватки боеприпасов Браухич в числе аргументов против наступления назвал также слабую дисциплину в войсках и невысокий боевой дух. Это разозлило Гитлера, он даже хотел снять фон Браухича, но потом передумал, поскольку заменить того было некем.
И время начала боевых действий осталось неизменным: 7 часов 15 минут утра 12 ноября…
Однако Гитлеру пришлось перенести начало наступления на более поздний срок, но только потому, что главный метеоролог люфтваффе доктор Дизинг не смог гарантировать, что небо будет чистым пять дней, необходимых для успеха операции. А тем временем Гитлер избежал смерти от взрыва бомбы с часовым механизмом в пивном зале «Бюргербройкеллер» 8 ноября [310] . Неудачное покушение случилось весьма кстати: оно содействовало укреплению престижа Гитлера и помогло гестапо окончательно запугать самых упорных его противников. Тем более что уже на следующий день в Нидерландах исчезли два сотрудника английской секретной службы, искавшие контакты с немецкими офицерами, находившимися в оппозиции к Гитлеру. Наконец 23 ноября во время совещания с руководством вооруженных сил Гитлер определил новые сроки начала военных действий на западе: «Начало декабря, в любом случае, до Рождества».
310
Вполне вероятно, что покушение инсценировало гестапо для поддержания мифа о неуязвимости Гитлера. А некий капитан Бест, бывший агент Шелленберга, уже после войны заявил, что покушение должно было спровоцировать очередную расправу с оппонентами Гитлера.
Само собой разумеется, Геринг подчинился, как и все другие. «Надумай кто-нибудь из присутствующих возразить, – сказал он позже, – этого бы никто не понял. Приказ верховного главнокомандующего не подлежит обсуждению. Это касается как маршала, так и рядового». Действительно, Геринг склонил голову, и навестивший фельдмаршала в середине ноября старый знакомый по работе в авиакомпании «Шведские воздушные перевозки» отметил, что тот был «совершенно убит». Геринг, конечно, страдал от очень болезненного воспаления связок, но немилость фюрера воспринимал намного более болезненно. Не подозревал ли его Гитлер в том, что он хотел оттянуть сроки начала операции «Гельб», выдвигая надуманные требования насчет чистого неба? В конце концов, поскольку время начала наступления переносилось семнадцать раз, надо же было найти козла отпущения… Или же Гитлер был зол на Геринга за то, что тот продолжал принимать посетителей с американскими, шведскими, норвежскими и голландскими паспортами, желавших помочь избежать апокалипсиса? Ильзе Геринг, сводная сестра фельдмаршала, рассказала фон Хасселю, что в середине декабря 1939 года Гитлер узнал «о встрече Германа с неким шведом для обсуждения перспектив заключения мира, и это фюрера привело в бешенство». Этим шведом был не кто иной, как граф фон Розен, свояк Геринга, с которым тот провел две продолжительные встречи 5 и 6 декабря. Они вызвали патологическое недоверие Гитлера. Вот почему в Каринхалле во время рождественских праздников обстановка была невеселая. Тем более что немилость фюрера с того времени стала проявляться вполне конкретно: уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана, Герман Геринг должен был еще возглавить Министерство вооружения и боеприпасов, но Гитлер сначала затянул с этим назначением, а потом назначил на эту должность Фрица Тодта…