ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Дорпален Андреас

Но встреча в Харцбурге не оправдала его ожиданий. Вместо единства, она продемонстрировала разброд и шатания, царившие в «национальных кругах», а Гитлер изо всех сил старался показать своим буржуазным партнерам, насколько сильно он их презирает. И все же Гугенберг не сдавался. В течение ближайших нескольких дней он дважды попытался встретиться с Гитлером. Встречи назначались, но Гитлер в последний момент их отменял. И Гугенбергу пришлось отказаться от своего плана. Вероятнее всего, Гитлер никогда не был в нем заинтересован, просто он хотел, чтобы все двери оставались открытыми. У издателя, также принадлежавшего к нацистской партии, который «прощупывал» настроения Гитлера в ноябре, создалось впечатление, что тот вовсе не думает о президентских выборах. Он все еще рассчитывал, что проблема разрешится сама собой со смертью «старого дурака».

Как и в 1925 году, левые партии «раскачивались» даже дольше, чем правые, прежде чем начали рассматривать проблему кандидатов, но на этот раз задержка была вызвана вовсе не недооценкой значения президентства. Дело, скорее,

было в том, что республиканско – демократические силы понимали: подходящего кандидата у них нет. Если же у них и был подходящий человек, например Отто Браун, то у него не было ни одного шанса быть избранным. Постоянно занятые сиюминутными проблемами, которых день ото дня становилось все больше, левые даже не делали попыток «вырастить» своего кандидата, имеющего конструктивную и вселяющую надежды программу, которая понравилась бы народу и стала эффективным противоядием от демагогии нацистов.

В сентябре 1931 года «Железный фронт» принял решение о поддержке кандидатуры Гинденбурга, посчитав это единственным способом оградить президентство от национал – социализма без гражданской войны. Да и некоторые социалистические лидеры начали кампанию за повторное избрание Гинденбурга. В ноябре социал – демократы начали зондировать почву относительно создания общего фронта с коммунистами против нацизма. Отдельные коммунистические лидеры приветствовали такой подход, но подавляющее большинство фракции не имело ничего против перспективы нацистской диктатуры. Эти лидеры надеялись, воспользовавшись хаосом, быстро захватить власть, и предпочли бороться с социалистами, чем с нацистами и немецкими националистами. Выдвинутые ими условия сотрудничества явно были направлены на крушение социалистической партии. Они настаивали, чтобы социалисты отказали в поддержке правительству Брюнинга, а также исключили всех, кто выступал за такую поддержку. Принятие подобных требований означало бы безусловное подчинение социалистического движения коммунистическому. Таков был план коммунистов, и он отчетливо проявился в настойчивости, с которой они хотели создать объединенный фронт «снизу».

Отдельные попытки в последний момент найти противника нацизма, который занял бы место Гинденбурга, также окончились провалом, поскольку все, к кому обращались с таким предложением, отказывались выступать против Гитлера: Карл Петерсен, бургомистр Гамбурга и один из лидеров отжившей свой век государственной партии; доктор Вильгельм Зольф, занимавший высокие государственные посты еще в империи и в первые дни Веймарской республики, первый немецкий посол в Японии; доктор Генрих Зам, много лет бывший президентом вольного города Данцига, впоследствии бургомистр Берлина. Эти не слишком хорошо известные даже в своей стране люди не могли рассчитывать на победу. Последняя попытка была сделана уже в конце 1931 года. Северинг решил, что все – таки нашел подходящего кандидата. Это был доктор Гуго Эккенер, известный немецкий воздухоплаватель, командовавший «Графом Цеппелином». В отличие от всех остальных потенциальных кандидатов воздухоплаватель был, по крайней мере, хорошо известным и очень популярным человеком. Его политическая позиция была сродни правым – по взглядам он был близок «Стальному шлему». «Государства, навязавшие Германии план Юнга, явно имеют криминальные намерения», – объявил он на публичном митинге в 1930 году. Но его национализм сглаживался ненавистью к нацистским эксцессам и их наплевательскому отношению к элементарным человеческим правам. Если не получится ничего другого, Эккенер мог, по крайней мере, дать им более решительный отпор, чем Гинденбург. И хотя воздухоплаватель вовсе не стремился выйти на политическую арену, он не отверг предложение. Однако прежде, чем его кандидатуру начали озвучивать, Брюнинг ознакомил страну со своим планом продления срока полномочий Гинденбурга путем соответствующего дополнения к конституции.

Канцлер, естественно, тоже занимался проблемой поиска кандидата. Ему было совершенно ясно, что Гитлера, так же как и любого другого нациста, нельзя допускать к президентству. Некоторые центристские сторонники предложили Брюнингу самому баллотироваться в президенты. Предложение поддержали руководители Баварской народной партии. Баварцы первыми поддержали Гинденбурга в 1925 году, но теперь они сомневались, достаточно ли у старого маршала сил, чтобы защитить конституцию от наступления нацизма. Но Брюнинг не дал своего согласия. Он трезво оценивал свои возможности и понимал, что ему не хватает красноречия и некой харизмы, которая позволила бы сплотить нацию и увлечь ее за собой. К тому же его деятельность на посту канцлера добавила ему непопулярности, которую он не мог преодолеть. Как Брюнинг ни ломал голову, он так и не нашел кандидата, который мог бы противостоять нацистам, имея хотя бы минимальные шансы на успех, кроме Гинденбурга.

Решение далось Брюнингу нелегко. Он отлично знал, что президент считает дни до того момента, когда сможет покинуть президентский дворец и удалиться в Нойдек, где будет доживать свои дни вдали от политической ответственности, в окружении своих старых друзей (которые вновь станут таковыми) и товарищей по оружию [31] . Возраст президента, ухудшение его здоровья и постоянные сомнения насчет Брюнинга обещали сделать дальнейшее сотрудничество еще более трудным, чем раньше. И все же канцлер знал, что, какие бы проблемы ни ожидали его во взаимоотношениях с Гинденбургом, он должен приложить все силы для его переизбрания, если, конечно,

хочет, чтобы его политика имела шанс в будущем принести реальные плоды. Чтобы сделать повторное выдвижение более терпимым для Гинденбурга, канцлер хотел продлить срок его полномочий голосованием рейхстага и рейхсрата. Эта процедура также должна была избавить страну от многочисленных неприятных моментов, связанных с проведением предвыборной кампании, и обеспечить демонстрацию единства Германии, тем самым упрочив его собственную позицию на предстоящих конференциях по репарациям и разоружению.

31

Подготовка к этому дню уже велась. Начиная с июня 1931 года в президентской канцелярии определялся ряд почестей, которые будут оказаны Гинденбургу при выходе его в отставку.

Однако, учитывая преклонный возраст Гинденбурга, все эти меры могли дать лишь временное решение главной проблемы – держать нацистов подальше от президентства. Если Гинденбург умрет в течение ближайших двух – трех лет, Гитлер все еще может стать президентом. Поэтому канцлер решил объединить избрание Гинденбурга с попыткой восстановить монархию. Поскольку о возврате предвоенных условий речь не шла, а оба потенциальных монарха – и бывший император, и бывший кронпринц – были слишком дискредитированы, чтобы возводить их на престол, он все чаще думал об ограниченной монархии в английском стиле. При этом Гинденбург мог бы до конца своих дней оставаться регентом, а после его смерти трон мог занять один из сыновей кронпринца. Брюнинг обсудил свой план с некоторыми депутатами рейхстага и, получив их одобрение, решил претворить его в жизнь. Он понимал, что это предложение встретит сильное сопротивление (но все же, судя по всему, недооценил силу антимонархистских настроений). Поэтому с организацией плебисцита следовало подождать до тех пор, пока ему не удастся упрочить собственную позицию большим успехом на внешнеполитическом поприще. Если ему удастся добиться прекращения всех репарационных выплат и хотя бы минимальных успехов на переговорах по разоружению, народ, впечатленный этими достижениями, с большей готовностью примет его предложения. Канцлер также не сомневался, что разработанный им план поможет вбить клин между Немецкой национальной партией и нацистами. Последние наверняка выступят против него, но первые, скорее всего, согласятся. А прежде всего, Брюнинг ожидал, что так ему будет намного легче убедить Гинденбурга согласиться на продление срока президентства. Он считал, что маршал пойдет на это охотнее, если будет знать, что таким образом поможет восстановить монархию и окончательно очистит себя от обвинений, выдвинутых против него относительно действий 9 ноября 1918 года. Канцлер был убежден, что Гинденбург посчитает восстановление монархии венцом своей долгой карьеры.

К его удивлению и разочарованию, маршал отверг этот план сразу и окончательно. Он сказал Брюнингу, что ни за что не станет помогать возводить на трон «<кого – то, кроме самого императора». Позволить кому – нибудь другому занять престол, объяснил он, было бы нарушением клятвы верности, которую он принес императору. Гинденбург не дал своего согласия и на восстановление монархии по английскому образцу. По его мнению, это была ненастоящая монархия. Даже империя Бисмарка не могла считаться удовлетворительной, заявил он и мысленно вернулся к давно ушедшим дням старой прусской монархии, которая всегда оставалась для него образцом. У Брюнинга создалось впечатление, как он вспоминал позднее, что он и маршал говорили на разных языках. Все его усилия убедить маршала оказались безрезультатными.

Представлялось маловероятным, что Гинденбург изменит свою позицию, но если кто – то и мог убедить маршала в целесообразности плана Брюнинга, то только Шлейхер. Однако, как выяснилось, влиятельный генерал не проявил никакого энтузиазма в отношении плана канцлера. «Идея, – писал Брюнинг, – была отвергнута не только Гинденбургом, но и армейской верхушкой (несомненно, речь идет, в первую очередь, о Шлейхере, с которым канцлер консультировался в первую очередь). Все они в высшей степени скептично отнеслись к возможности реализации моего плана конституционными средствами, то есть путем плебисцита. А неконституционные средства были бы отвергнуты генералами так же решительно, как и мной». Поэтому от плана пришлось отказаться [32] .

32

Информацию об этом эпизоде дает только сам Брюнинг. На него ссылаются все существующие источники.

Поскольку теперь нацистам нельзя было преградить путь к президентству навсегда, все же было очень важно как можно дольше держать их подальше от президентского дворца. Брюнингу предстояло убедить Гинденбурга согласиться на продление срока полномочий без каких бы то ни было изменений в правительственной системе. Но старый маршал, как и следовало ожидать, ни за что не желал соглашаться. Он привел обычные аргументы, которые действительно являлись препятствием к повторному выдвижению его кандидатуры: преклонный возраст, отвращение к политике, право на покой и уединение после семи долгих лет пребывания на высшем посту в государстве. Он также указал на отчуждение его прежних сторонников, считая маловероятным, что они снова проголосуют за него. Маршал опасался, что, возражая против его кандидатуры, они снова поднимут вопрос о его роли в тот злосчастный ноябрьский день 1918 года. А быть кандидатом левых он не желал.