Германская военная мысль
Шрифт:
Здесь нельзя установить никаких правил, и кто попытался бы это сделать, тот все больше запутывался бы в лабиринте. Какой принцип должен определять полководцу момент, когда ему следует уклониться от цели, которую он себе первоначально поставил? Какой принцип мог 28 июня 1866 года подсказать Бенедеку, когда он находился у Скалица, что наступил момент отказаться от продолжения марша в направлении к р. Изеру, т. е. против Фридриха Карла, и бросить все имеющиеся под рукой силы на выходящую из гор армию кронпринца?
На этот вопрос мог дать удовлетворительный ответ только его «верный взгляд военный» и полководческий такт, а они как раз в этом тупике и покинули его. То, что мы называем общественным тактом, представляет смешение разума и чувств; таковым же является и такт полководца. Разница лишь в том, что выработать в себе полководческий такт гораздо труднее, чем обыкновенный такт.
Таким образом, если рассматривать принципы с той точки
Мольтке обронил мысль, что искусство состоит в том, чтобы целесообразно действовать в надлежащий момент. В этом никто не усомнится, но для нас вопрос заключается в том, не могут ли здесь помочь верные принципы. И на него мы решительно отвечаем утвердительно.
Конечно, принципами и теориями ужасно злоупотребляли. Метод ведения войны XVIII в. и тогдашняя вялая стратегия, стремившаяся действовать преимущественно путем маневров, имели своих поклонников, равно как и тактика Фридриха механически воспринималась и вызывала подражание формам боя. Нечто подобное случилось и с уроками, которые дал миру своей блестящей карьерой Наполеон I.
Такие крупные люди, как Блюхер, Гнейзенау, Шарнхорст, Радецкий, Клаузевиц и, наконец, Мольтке, поняли и использовали существенное в военной системе Наполеона, и этого существенного была целая громада. Жомини уже несколько склоняется, хотя еще не слишком значительно, к механическому толкованию наполеоновского метода войны, но он не делал ошибки недооценки побуждений духовного порядка, моральных сил и значения личности.
Его анализ и свидетельство дали все же военному миру ясную картину принципов, на которые опиралась наполеоновская стратегия. Но он, в свою очередь, нашел своих поклонников, толкователей и последователей, которые путем особого подчеркивания некоторых его мыслей воздвигли крайне одностороннюю систему, каковой вовсе не была в действительности система Наполеона I. Главные лозунги этих эпигонов таковы: внутренние операционные линии и сосредоточение сил до тактического решения. Жомини, правда, многократно указывал на пользу, которую по обстоятельствам могут принести внутренние операционные линии, но отнюдь не заблуждался относительно связанных с ними опасностей. Так, например, он говорил о кампании 1813 г.: «Здесь противная сторона применила систему (наполеоновскую), а не сторона (Наполеон), располагавшая внутренними линиями».
Отсюда вытекает, что Жомини очень хорошо понимал и хотел сказать, что механическое правило искать внутренние линии и пользоваться ими само по себе еще не обусловливает успеха; последний зависит от того, как и когда оно будет пущено в оборот.
Исходя из изложенной выше точки зрения, военные критики в особенности набросились на план Богемского похода 1866 г. Они утверждали, что находившийся на внутренних линиях Бенедек уготовил бы полное поражение прусской армии, если бы он действовал по примеру Наполеона I в 1796 и 1814 гг. Конечно, нельзя сомневаться, что если бы Бенедек действительно был Наполеоном, то таковая возможность имелась бы. Но с такой же уверенностью можно утверждать, что эти критики не уясняют себе все политические и местные моменты, приведшие к дугообразному развертыванию пруссаков вдоль границ Богемии и Саксонии; далее они не учитывают благоприятного для пруссаков соотношения тактики пехоты обеих сторон и не умеют оценить смелости, с которой признанное неудачным первое развертывание пруссаков было исправлено путем сосредоточения с движением вперед в Богемию. Эти условия уже достаточно часто освещались, и то обстоятельство, что Бенедек располагал внутренними линиями и был разбит, а Мольтке наступал концентрически по внешним линиям и победил, как раз и доказывает, что центр тяжести лежит не в тех или других линиях, а в полководце и его войсках. Кроме того, следует еще отметить, что прусское командование, отдавая 22 июля 1866 г. приказ для вторжения в Богемию в направлении на Гичин, отнюдь еще не могло с уверенностью предполагать, что главные силы Бенедека из Ольмюца передвинулись уже в Богемию.
Но что сам Мольтке умел прекрасно ценить выгоды, которые могут дать внутренние линии, это, между прочим, следует из его записки 1868 г., в которой он говорит, что если бы французы сосредоточились у Меца и Страсбурга, а германская армия стояла бы на внутренних линиях в Пфальце, то последняя могла бы с выгодой направить свои усилия против одной из двух частей французского сосредоточения.
Впрочем, еще надо отметить, что Наполеон I ни в коем случае не всегда оперировал по внутренним линиям и что действия на последних под Лейпцигом и Ватерлоо ему довольно плохо удались. Но, конечно, это не является доказательством непригодности внутренних линий, а лишь свидетельствует, что сила обстоятельств
Внутренние линии представляют очень широкое понятие. Как известно, расстояние между отдельно оперирующими армиями при любых обстоятельствах должно быть настолько велико, чтобы оперирующий по внутренним линиям имел возможность основательно разбить или уничтожить одну из неприятельских армий, прежде чем другая будет в состояний появиться в районе тактической досягаемости армии, действующей по внутренним линиям. В этом отношении особенно поучительной является великая драма 1815 г. Тогда как Наполеону удался его первый удар, на втором он совершенна срывается, так как пока он вел борьбу с Веллингтоном, Блюхер уже вцепляется ему во фланг. В этом случае размер промежуточного пространства не превышал 15–20 километров, тогда как Фридрих в 1757 г., после отступления из Богемии для операций по внутренним линиям, располагал промежуточным пространством в 225–300 километров [154] .
154
Удары Фридриха под Росбахом и Лейтеном. — Прим. ред.
В последнем случае промежуток был слишком велик, так как, если бы австрийцы оперировали в его же духе, он мог бы очень невыгодно отразиться на его операциях; своей быстротой Фридрих сумел и здесь использовать выгоды и восторжествовать над затруднениями.
Подобно тому как после великих Наполеоновских войн, так и после войн Вильгельма I стремились — и с полным основанием — уяснить и анализировать стратегию Мольтке. Конечный вывод, к которому пришли одни исследователи, в том числе и мы, заключался в том, что ведение войны Мольтке в общем опиралось на наполеоновские принципы, т. е. на энергичное, деятельное и стремительное применение стратегии, бьющей на уничтожение противника, но только Мольтке применял при этом многократно иные средства, чем это обыкновенно делал Наполеон. Надо признать также, что Мольтке усовершенствовал наполеоновское ведение войны в отношении руководства больших войсковых масс тем, что он ввел расчленение на частные армии. Другие же исследователи хотели видеть в стратегии Мольтке нечто еще большее и приписывали ему создание совершенно новой системы. Они стремились характеризовать ее следующими фразами: врознь идти, вместе драться; сосредоточение сил на самом поле сражения, чтобы обусловить тактическое решение концентрическим подходом — и выдвинули эти знаменательные лозунги как непосредственное противоречие наполеоновскому образу действий. К этому присовокуплялось, что в наше время успех может быть достигнут лишь путем охвата, являющегося результатом взаимодействия сходящихся на поле сражения войсковых колонн; на этом пути увлечение заходит настолько далеко, что провозглашают превосходство такого положения распространяющимся и на слабую армию, имеющую против себя более многочисленного противника.
Развертывание прямо из походных колонн и непосредственное вступление в бой при действиях крупного масштаба также провозглашается как особая достопримечательность последних войн.
Эти утверждения сводятся к тому, что с той эпохи, когда писали Жомини и Клаузевиц, ведение войны совершенно преобразилось, так как народились новые и очень важные средства, которыми ведется война. Опасно оставлять ныне на выбор все принципы стратегии.
Для обоснования пригодной в современных условиях системы стратегии было выдвинуто требование — базироваться исключительно на опыте 1866 и 1870–1871 гг. и положить операции под Кёниггрэцом и Седаном в основу будущего стратегического закона.
Рассмотрим сначала предложение «врознь идти, вместе драться». Совершенно верно, что Мольтке то тут, то там применял более широкий фронт наступления, чем это мы во многих случаях встречаем у Наполеона; Мольтке и теоретически подчеркивал выгоды такового. Собственно наступление, т. е. движение на виду у противника, начинается с фронта развертывания армии.
Что первая группировка 1866 г. была обусловлена различными особыми обстоятельствами, мы уже говорили. Развертывание 1870 г. от Ландау до Саарлуи отмечается фронтом в 90 километров, а так как французская армия высаживалась двумя группами на удалении в 125 километров одна от другой, то германское развертывание можно назвать относительно узким. Теперь интересно отметить, что фронт развертывания французской армии в 1806 г. от Вюрцбурга до Лихтенфельса также протягивался на 90 километров. Но если принять во внимание, что численность армии Наполеона в 1806 г. была приблизительно на 150 000 человек меньше, чем у Мольтке, то фронт развертывания в 1806 г. относительно был более растянутым, чем в 1870 г. Правда, наполеоновское развертывание было отделено от противника расстоянием около 150 километров, тогда как в 1870 г. немцы и французы находились почти вплотную друг к другу.