Герои Аустерлица
Шрифт:
— А ты что же, уже и моравскому говору научился, раз понимаешь, что именно про меня они говорили, а не про кого-нибудь другого? — задал я вопрос денщику.
Он ответил, немного смутившись:
— Они же ваше имя называли, а другого человека по имени Андрей в этой деревне нету. Тут всего две дюжины дворов.
— Интересно, зачем я понадобился этой особе? — снова спросил я.
— Этого, ваша светлость, я не знаю, — пробормотал Коротаев.
Я поинтересовался:
— А что эта женщина собой представляет? Какая она, молодая или старая?
Степан ответил:
— Средних лет особа. Я однажды видел ее издалека, когда она,
— И все-таки, я не понимаю, чего ей от меня надо? — снова высказал я вслух свое недоумение.
Коротаев предположил:
— Скучно ей, наверное, ваша светлость. Одинокие женщины часто скучают, особенно зимой.
— А ты откуда знаешь? Женат, что ли? — спросил я.
— Нет, не женатый я, ваше высокоблагородие, а просто помню, как моя матушка всегда скучала, когда к ней батюшка подолгу не приезжал. У батюшки своя семья, а с моей матушкой он во грехе жил. И я во грехе родился, получается, — ответил денщик, смутившись и покраснев.
— Подумаешь! Все земные люди грешны, кроме праведников, но и те давно в раю. Нет на земле ангелов. Так что не раскисай, братец, а то киселем станешь, — сказал я бойцу.
А сам про себя думал о том, как самому бы не раскиснуть, а то, как только встал на ноги, так голова снова сильно заболела. Но, преодолевая боль, я все-таки не садился, продолжая мерять комнату маленькими шажками и разгоняя кровь в руках, сгибая и разгибая пальцы, начав, таким образом, потихоньку разминать мышцы, совсем отвыкшие от работы за время моего вынужденного лежания. Жаль, конечно, что здесь нету никаких тренажеров, да еще и тело теперь с другими мышечными рефлексами. Не боксировал этот князь никогда, другим спортом занимался: верховой ездой да фехтованием. Да и руки его, то есть, теперь мои, не для бокса: маленькие и слишком беленькие ладошки с длинными тонкими пальцами пианиста…
Мои мысли прервал Степан:
— Ваша светлость, пани Иржина слугу прислала. Он ждет вашего ответа, изволите ли вы завтра к полудню принять его хозяйку?
«Однако, навязчивая бабенка! Впрочем, от меня не убудет, если погляжу на нее, а то мне уже любопытно, что за мадам меня домогается», — подумал я, а вслух сказал денщику:
— Ладно, передай, что соизволю завтра принять ее в указанное время. Только тебе придется до этого привести меня в порядок: наладить помывку в бане, побрить и по поводу одежды, подобающей князю, позаботиться.
— Помилуйте, ваша светлость! Баню и бритье сумею наладить, а вот одежду, какую просите, взять негде, — проговорил Коротаев.
— Так уж и негде? А как же мундир? — сказал я.
Степан пробормотал:
— Вы же сами сказали, ваше высокоблагородие, что мундир испорчен безнадежно.
— Так почини! Ты денщик или кто? Найди нитку и иголку, да зашей мои лосины и ботфорты почисти! Не понимаю, почему ты не сделал этого до сих пор? Времени у тебя полно имелось, чтобы форму хоть как-то в порядок привести, пока я без сознания валялся!
— Виноват, ваша светлость, я никогда раньше денщиком не был, — потупился Коротаев.
А я продолжал распекать его:
— Раз не был до этого денщиком, так теперь привыкай к новой должности! Отныне следи за порядком и четко соблюдай аккуратность. У меня не забалуешь! Требовать буду с тебя, как положено! Вот мой колет, например, мог бы еще
Рядовой уставился в пол, покраснев и снова бормоча, что, мол, виноват. Понимал, каналья, что князь и побить своего денщика право имеет.
Между тем, смягчившись, я сказал Степану, сбавив тон:
— Впрочем, что колет с не отстиранными кровавыми пятнами, так на то мне наплевать. Переживу. Все и без того здесь знают, что я ранен. Так пусть видят, что кровь свою пролил я на одежду. Хуже от этого не будет. Во всяком случае, оденусь, как подобает моему положению. И тебе, кстати, приказываю к приезду помещицы в форму облачиться. Хотя бы в колет и в сапоги. А раз рейтузы твои без одной штанины остались, то разрешаю временно заменить их этими твоими серыми крестьянскими штанами. Только подтяни их, как следует, чтобы не болтались. Пусть здешняя барыня увидит, что дух русских воинов не сломлен даже в плену. И мы в грязь лицом не ударим, если будем по форме одеты, пусть и без головных уборов. Военная форма всегда оказывает на гражданских людей определенное психологическое воздействие, подчеркивая принадлежность к защитникам государства…
Я осекся, поняв, что слишком сложно выражаюсь для этого времени. Откуда Степану Коротаеву знать про «психологическое воздействие», как и вообще про психологию? Ему такая дисциплина неведома. И не только ему, поскольку никакой психологии, как науки, в 1805 году еще просто не существует! Впрочем, Степан ничего не переспросил, только взглянул удивленно. Да и что он скажет? Если князь изощряется в словесности, сыпля какими-то непонятными терминами, то это его княжеская прихоть, которую денщику надлежит терпеливо выслушивать. И только. Но все-таки я в тот момент решил для себя, что постараюсь изъясняться попроще. Пусть служивые и не поймут, но образованные дворяне и спросить могут, что подразумевает то или иное незнакомое словечко, внезапно вылетевшее из моего рта. Потому лучше не бросаться словами из будущего, чтобы никому ничего объяснять не пришлось.
Глава 8
Поужинав картофельным пюре с мясным гарниром и запив еду компотом, я почувствовал себя лучше. Головная боль опять отступила, оставшись лишь возле левого виска и справа на затылке, где под повязкой, которую мне сменил Степан, находилось выходное отверстие от пули. Там была зашитая, но еще не полностью зажившая рана, из которой до сих пор сочилась сукровица. И это место постоянно свербело. К тому же, мышцы на задней стороне шеи под самым основанием черепа, разорванные пулей и сшитые французским хирургом в натяг, создавали мне дополнительный дискомфорт, когда пытался поворачивать голову. А еще и густая темно-желтая мазь, подозрительно напоминающая по консистенции горчицу, которой мне обрабатывал рану Коротаев во время перевязки, жгла, словно и на самом деле была сделана на основе горчицы. Но, я постепенно привыкал жить с этими неприятными ощущениями.
Потом денщик с разрешения мельника организовал мне баню в отдельно стоящей деревянной постройке, напоминающей сарай. Ему помогал, а заодно и присматривал за нами, один из слуг мельника, старик по имени Вацлав. Вениками чехи в своей бане почему-то не пользовались, да и слишком горячий пар не разводили. Впрочем, я и без того не собирался пока сильно париться из-за слабости и этой своей не полностью зажившей раны на затылке, опасаясь нагноения. Но, выкупался я с помощью денщика все-таки неплохо.