Герои Шипки
Шрифт:
Болгарский историк свидетельствует, что В. Гюго, который встречался с Ю. П. Вревской в Париже, создал стихотворение, посвященное ее памяти. Гюго писал: «Роза на Русия откъсната на българска земя» («Русская роза, погибшая на болгарской земле»).
Тургенев откликнулся на ее смерть одним из самых замечательных стихотворений в прозе «Памяти Ю. П. Вревской»:
«На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный госпиталь, в разоренной болгарской деревушке — слишком две недели умирала
Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могли держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка.
Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились.... два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез.
Нежное кроткое сердце... и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи... она не ведала другого счастья... не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась, — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.
Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не зная никогда — а теперь, конечно, не узнает.
Да и к чему? Жертва принесена... дело сделано.
Но горестно думать, что никто не сказал спасибо даже ее трупу — хоть она сама и стыдилась и чуждалась всякого спасибо.
Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!»
* # *
В болгарском городе Бела сохранилась до наших дней могила Юлии Петровны Вревской с памятником на ней. Небольшой из белого камня памятник обвит плющом и увенчан маленьким крестиком. На камне высечены слова:
Сестры милосердия Неелова и
Баронесса Вревская.
Январь 1878 года.
У могилы и памятника никогда не увядают цветы.
369
24 Герои Шипки
Иван Вылов
(Болгария)
ДОБРОВОЛЕЦ ВСЕВОЛОД ГАРШИН
Ранней весной 1877 года улицы Санкт-Петербурга были необычайно оживлены. Ожидали крупных событий. И слухи подтвердились. 24 апреля в Кишиневе был обнародован манифест об объявлении войны Турции. Поистине свершилось чудо. Россия поднялась на защиту национальной независимости славянских народов Балканского полуострова, на этот раз с оружием в руках. Люди читали сообщение и плакали от волнения.
Молодые студенты Всеволод Михайлович Гаршин и Василий Назарович Афанасьев, квартировавшие в доме номер 33 на улице Офицерской, по-своему восприняли эту взбудоражившую всю Россию весть. Вася вбежал в
— Сева, война!
Гаршин, склонившийся над начатой несколько дней тому назад статьей о постоянной художественной выставке, отбросил ручку и выхватил газету из рук товарища. Вскочив на кровать, он начал читать во весь голос, будто декламируя: «Божьей милостью, Мы, Александр II и самодержец всея Руси, царь польский, Великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая...»
— Как будем жить дальше, Вася? Как маменькины сынки или как мужчины? — спросил Гаршин, закончив чтение.
— Разумеется, Сева, как мужчины.
В тот же день друзья отправили домой письма с просьбой благословить их добровольцами на фронт. К этому времени отца Гаршина, кадрового офицера, уже не было
в живых, и юноша писал, обращаясь к матери, Екатерине Степановне Гаршиной: «Маменька, я не могу укрываться за стенами института, когда мои сверстники подставляют под пули лоб и грудь. Благословите меня! Вася тоже уходит на войну...»
Через три дня из Харькова пришла коротенькая телеграмма: «С богом, милый!» А через неделю Всеволод и Василий уже были в Харькове. Проведя там несколько дней, они отправились в Кишинев. Близкие Всеволода, которому недавно исполнилось 22 года, заметили, как он повзрослел.
4 мая вчерашние студенты прибыли в Кишинев и подали прошение принять их добровольцами в действующую армию. Их определили в роту Ивана Назаровича Афанасьева, брата Василия. Вскоре им сообщили, что армия выступает в поход на Дунай. На беду, первая половина мая выдалась дождливой. Изнурительны были пешие переходы по 20—30 километров в день. Солдаты шли чуть ли не по колено в раскисшей грязи и, сраженные усталостью, засыпали, сидя под открытым небом. Через неделю после начала похода Гаршин пишет матери: «Если бог даст, вернусь и напишу целую книгу. Русский солдат — это нечто совсем необыкновенное!»
Поход длился целых полтора месяца. 16 июня войска прибыли в Зимницу, а на другом берегу уже отгремели бои за Свиштов. Болгарский город праздновал свое освобождение. Побывав в Свиштове, будущий писатель не мог не поделиться своими восторженными чувствами с близкими: «Болгары страшно радуются. Стоит нам появиться в каком-нибудь селе, как тут же все мужчины приветствуют нас и крепко пожимают руки».
Повидав Тырново, Гаршин потом не раз восклицал: «Преинтереснейший город, а, Вася! И какое огромное родство между нашими языками!»
Со своим отрядом Гаршин шел на восток, освободив Косово, Кацелово, Ковачицу, Водицу. 11 августа в схватке при Аясларе (ныне село Светлен Тырговиштского округа) Гаршин был ранен.
— Когда я очнулся и увидел, что из ноги течет кровь, мне сразу полегчало. Я наскоро перевязал колено, а потом ефрейтор и барабанщик дотащили меня до перевязочного пункта... — рассказывал соседям по палате Гаршин.
— Вам еще повезло, голубчик... — вздыхал лежавший рядом с ним офицер. — Под Никополем и Плевной я пе-