Герои Шипки

Коллектив авторов

Гурко к вечеру вернулся на казачий пост, где он провел предыдущую ночь, усталый и измученный. Целый день он не сходил с лошадп, целый день ничего не ел.

— Дело благодаря бога, кажется, продвигается! — громко сказал он, растянулся у костра и закрыл глаза.

Лицо его было бледным и истомленным. Но спал он недолго: через полчаса поднялся и приказал Красухину седлать свежую лошадь, чтобы ехать в отряд Шувалова, отвлекавший внимание турок у Шандорника.

— Как только стемнеет, начать спуск с горы! — распорядился Гурко и добавил, обращаясь к командиру пре-ображенцев флигель-адъютанту Оболенскому: —

Вас не манит туда, полковник? — и указал па синевшую за последним гребнем гор широкую даль.

Первым ввечеру спустились казаки. А за ними офицеры, взяв своих коней в поводья, повели преображен-цев вниз по скользкой тропе. Было совершенно темно, вьюга била в лицо мелким снегом, но гвардейцы шли весело. Внизу уже горели мелкие огоньки селения Чурьяк, лежавшего в низине, которая соединялась с долиной Софии.

Русские были уже за Балканами.

14

Болгарские проводники со страхом восприняли намерение русских идти на Баба-гору с заходом в тыл турецкому правому флангу. Они утверждали, что влезть на Баба-гору невозможно, что в эту зиму снега выпало слишком много. В ответ начальник авангарда генерал Краснов и усом не вел:

— Пустяки, братушки... Эка невидаль — снег...

Доктор Цареградский развил кипучую деятельность и собрал в помощь русским около восьмисот болгар. Лесная дорога, врытая в крутые скаты, была совершенно забита снегом, который болгары отваливали огромными сугробами. Вскоре они нагнали орудия авангарда и начали расчищать путь далее к перевалу. Четырехфунтовые пушки снимались ими с лафетов, к ним привязывался длинный канат и поперек его толстые палки. Человек по пятьдесят болгар тащили каждое орудие, оглашая горы песней: «Ой, ви, болгаре-юнаце, ви во Балканы

родени...»

Краснов уже находился в густом лесу под самою макушкой лысой Баба-горы и отсюда обозревал вершины Балкан.

Вправо от него виднелся главный турецкий редут Шандорника. За ним, еще правее позиции графа Шувалова: Павловская гора, Московская, Финляндская, получившие имена по названиям штурмовавших их полков. Внизу и левее в тонком синем тумане расстилалась Софийская долина, ближайшая цель всех трудов и помыслов, а на окатах к ней холмы, увенчанные высокими турецкими редутами, из которых по временам вырывались клубы дыма. Краснов без бинокля видел, какая суета кипит в ближайшем из них — редуте Гюльдиз-Табия, запиравшем путь на Буново. Турки непрерывно сновали к лесу, где виднелись землянки обширного лагеря, и обратно к укреплениям. Под укрытым уступом Баба-горы темнели дома большого селения Мпрково.

К вечеру 14 декабря на перевал к Краснову поднялся начальник всего Этропольского отряда Дандевиль. Он стеснялся приказывать шестидесятилетнему воину, закаленному в боях, и придавал своим распоряжениям характер просьб и советов. Было решено назавтра завершить расчистку дороги, выставить против буновских укреплений два орудия и начать обстреливать турок.

— Хоть с одной пехотой, а упадем неприятелю как снег на голову... — прощаясь с Красновым, сказал Дандевиль.

Но утром 15 декабря все пришлось делать сызнова: снег за ночь завалил расчищенную было дорогу. Дандевиль, мрачный, с лихорадочным румянцем, появился в турецкой палатке* Краснова.

У входа горел яркий костер, над которым кипел медный чайник. Рядом урчала в котелке казачья похлебка.

Краснов в меховом тулупчике и теплых сапогах невозмутимо восседал на сене, покрытом ковриком.

— Не проедем мы с орудиями, Данила Васильевич! — высказал свое огорчение начальник отряда.

— Проедем, — преспокойно ответил тот. — Не угодно ли чайку?

— Да ведь надо с орудиями торопить!

— Успеем. Пусть болгары покуда подходы расчистят. А оружия готовы... А что вы получили нового от Иосифа

Владимировича?

— Да все откладывается переход через перевал... — с досадой сказал Дандевиль. — Может, нам пока рекогносцировку провести на Мирково? Не послать ли туда драгун?

— А кто ж их знает... Давайте пошлем...

— А вы как думаете? — не унимался Дандевиль.

— Ничего я о них не думаю, — неохотно отозвался Краснов. — Как прикажете. Эй, урядник! Беги в драгуны, чтоб седлать да на перевал.

Наконец доложили, что орудия продолжают свой путь вверх, на Баба-гору.

Генералы отправились следить за подъемом. Краснов, как всегда, с любовью и заботой оглядел своего дончака. Видя, что все в порядке, он медленно подошел, лениво взял поводья с гривою и занес ногу, но только она коснулась стремени, легко, как юноша, взлетел в седло, потом по казацкой привычке привстал на стременах, подхватив под себя пальто, и весело крутанул коня на месте.

Когда орудия втащили на перевал, оказалось, что выстрелами они не достают до неприятельских ложементов. Лишь отдельные гранаты, лопаясь, заставляли часть турок разбегаться. Однако множество людей продолжало усиленно рыть, копать, укрепляться.

— Да ведь это они болгар нагнали, — сказал Краснов, рассмотрев что-то своими рысьими глазами.

Мимо генералов гуськом стали спускаться посланные на рекогносцировку в Мирково драгуны. Но едва они показались на обращенном к неприятелю скате, как с турецкой стороны понеслись дымки и пули защелкали с частотой барабанной дроби. Драгуны остановились, а там и повернули назад.

— Ну эдак они до Миркова не доедут, — ворчливо проговорил Краснов.

Однако драгунам ведь трудно, Данила Васильевич, — вступился за них Дандевиль. — Их как тетеревов перестреляли бы. А к туркам лезть вон как круто по снегу-то...

— Ничего, — погладил свою сивую бороду Краснов. — Я завтра своих пошлю. А драгуны стороной, лощиной могли бы идти. Ведь вон Мирково — видно! А у турок-то, примечай, кавалерии нету...

Дорогой на биваке он пошептался со своими казаками.

— Попов где? А Моргунов? А этот, что, помнишь, под Журавлями-то вызвался, как его? Да кавалер же он! — слышалось из окруживших генерала казаков.

На другой день авангард отряда уже стоял на перевале, чтобы после ночевки спуститься к Бунову и атаковать турок. Дело близилось к развязке. Вечером ушли в разведку и красновскпе казачки.

Однако ночью произошло нечто такое, чего не могли припомнить даже болгарские старики: началась вьюга, которая, с каждым часом все усиливаясь, перешла в ураган. Огромные массы снега обрушились на русский лагерь и на Баба-гору, с которой прервалась всякая связь. Дандевиль отправился в палатку Краснова, с трудом разгребая сугробы.